когда поправишься. Договорились?
Она лишь кивнула, хотя в глазах застыло уже принятое решение. Да, легко не будет. Но ничего, я справлюсь.
– А пока доверься мне, – и убрал с ее спины покрывало.
Да, как я и думал, повязка была лишь иллюзией. Просто марля в несколько слоев, чтобы пыль не садилась на кожу. Она не поворачивалась из-за боли, но я понимал, что ей любопытно то, что я собрался делать. Позволив себе частично трансформироваться, начал зализывать ее раны. Если уж у волчат получилось, то и у меня должно. От первого прикосновения она сильно вздрогнула.
– Что ты делаешь?
– Просто проверяю гипотезу. Наши дети смогли зализать мелкие раны, а я попробую избавить тебя от основных. Просто доверься мне.
И она сделала это – молча и послушно лежала, иногда вздрагивая. От привкуса крови и сукровицы на языке не было ни грамма удовольствия. И все из-за простого понимания: ей больно. Это не то сладостное ощущение, по словам отца, когда пробуешь кровь своей пары во время метки. Здесь нет подхлестывания инстинктов в плане размножения. Мне вообще сейчас не хочется ее как женщину. Только помочь, утешить. Все же истинность многогранна. Я думал, что в любом случае рядом с ней буду пребывать в возбужденном состоянии. Но, оказывается, бывает и по-другому.
Легче мне стало лишь в тот момент, когда увидел, как на моих глазах кожа начинала сходиться в самых краях ран. Да и сейчас на оголенных мышцах была тонкая пленочка. Процесс идет, но слишком медленный. Видимо, для полного зарастания необходимо более частое повторение. Да и мази все равно не помешали бы.
Мы молчали. В какой-то момент она заснула и я следом за ней. Ровное биение сердца имеет особое воздействие на расшатанную психику. Впервые за много месяцев я спал спокойно.
Аня
Я проснулась от странного ощущения на спине. Что-то шершавое и теплое проходилось по ней. События вчерашнего дня проносились перед глазами мгновенно. Нападение, я была на волосок от гибели. Потом Макс и Егор перехватили врага. Потом пустота. Ночь. Егор зализывает раны, просит не спешить с решением. Но почему? Зачем ему забирать нас? Зачем он все это сейчас делает? К чему эта забота? Не хочу ничего. Я слишком много уже сделала. Сейчас хочу прижать к себе своих крошек, да и молоко нужно сцедить. Грудь просто каменная. Но как это сделать?
– Потерпи немного. Я скоро закончу, – шепот заставляет кожу покрыться мурашками.
– Егор, позовешь Полину потом? Она мне очень нужна, – ничего не отвечая на его слова, прошу о малости.
– Я могу помочь? – и голосом таким говорит, слишком участливым. Так можно и в сказку поверить, что он одумался.
– Нет. Мне надо молоко сцедить. Тут ты не помощник, – не вижу смысла изворачиваться с ответом, все равно ведь начнет приставать. Он же альфа.
И вместо ответа через пару минут я слышу шуршание за спиной. Понимаю, что могу, по крайней мере, повернуться немного, чтобы увидеть, что происходит, но боюсь. Вдруг это помешает процессу заживления? Я благодарна ему, что он так помогает. Не представляю, как ему, должно быть, сложно все это делать. И буквально через минуту меня поднимают и аккуратно сажают. Спина соприкасается с голой грудью мужчины. От исходящего от нее тепла становится приятно и хочется мурлыкать как кошка. До сознания не сразу доходит весь ужас происходящего.
– Что ты делаешь? Отпусти меня! – пытаюсь скинуть со своей талии кольцо рук, но не могу должным образом сопротивляться.
Горячее дыхание, опаляющее шею, глубокие вдохи и шумные выдохи, легкое касание губ у основания шеи. Все это сводит с ума. Заставляет разрываться в противоречивых чувствах.
– Я помогу. Просто скажи, что и как надо сделать, – тихо, я бы сказала даже томно шепчет на ушко.
– Мы не в тех отношениях, чтобы ты трогал меня таким образом. Та ночь была первой и последней. Все было обговорено еще тогда. Оставь все это, пока не зашло слишком далеко.
А в голове во время этих слов пульсирует лишь одна мысль: «Не смей, продолжай». Но предательские гормоны надо усмирить. И что бы ни творил этот волк-искуситель, я должна выиграть этот раунд. Я не сдамся просто так. Он должен бороться, должен доказать, что мы ему нужны не только на уровне инстинктов.
– Прошу, прекрати. Не заставляй меня делать тебе больно, – он лишь усмехается, и по коже прошлись мурашки от контраста температур. – У тебя сил не хватит на это. По крайней мере сейчас, а потом… Это будет позже. Позволю даже пару раз чем-то ударить. Ну, чтобы пар выпустила, – и смеется, волчара наглая.
– А мне и не надо ничего такого делать. Я просто скажу отцу и братьям, что ты козел, обрисую ситуацию, и все. Капут тебе, как говорится.
На этих словах он начинает водить руками под грудью. Я невольно запинаюсь и делаю жадный вдох. Помню, как он это делал тогда, знаю, как может быть хорошо, но сейчас нельзя сдавать позиции. Я не могу ему слепо верить. Он однажды предал. Где гарантия, что второго раза не будет?
– Тебе же это нравится. Я прекрасно помню все, – и оставляет легкий поцелуй на шее.
– Все равно прекрати. Я закричу. Просто оставь меня в покое. Ты предал меня уже однажды. Я больше не могу тебе верить. А тело, оно будет реагировать на тебя. Это естественно. Мы пара, да и просто в силу опыта ты знаешь, что нужно делать. А я, я мать с обостренной после родов чувствительностью. Все логично. Но это не значит, что я испытываю моральный восторг от этого.
Мне кажется, он даже перестал дышать, настолько бездвижно застыл. А еще через минуту опора за спиной исчезла и меня снова положили на живот. От этого стало пусто, холодно и одиноко. Но надо держаться. Чуть-чуть. Он сейчас уйдет и мне станет легче.
Он даже не обернулся, когда выходил. Вот и все. Конец. Как только за ним закрылась дверь, я дала волю чувствам. Слезы застилали глаза. Боль физическая сейчас не играла никакого значения. Мне было больно внутри. Так просто говорил о помощи, заигрывал, а теперь с той же легкостью ушел. В таком истерическом состоянии меня застали мама и подруга.
– Я ему хвост откручу, – буркнула мама, – ну что за паршивец.
– А я помогу. Чур, вашему мужу ни слова. А то мы и не успеем начать.
Мне же не хотелось ничего. Только никогда не видеть его, не чувствовать. Потому что забыть не получится. У