от ее слов, а у меня в голове встала страшная картинка моей пары с изуродованной спиной. И все из-за меня. Что не смог уберечь.
– Я врач, как и вы. Согласия вы не получите. Для такой операции все равно нужна подготовка. Дайте ей несколько дней. Посмотрите, как будет происходить процесс заживления. А потом уже предлагайте какие-то варианты, – она уже откровенно рычала, защищая Аню.
Отличная подруга. Такая никогда не предаст. Всегда поддержит. Она уже не единожды доказала это.
Как только врач начал что-то отвечать, из палаты выбежала взволнованная медсестра.
– Доктор, там волки, они… – медсестра была взволнована, и мы все двинулись к Ане.
Картина, которую мы застали, была удивительной. Все трое уже зализывали раны своей матери. Для них это было жизненно важным, потому что, как только кто-то пытался помешать им, один из братьев опасно скалился и рычал. И пусть они еще маленькие, но быть устрашающим можно и в таком юном возрасте. Алена была рядом с ее лицом и лизала щеку. Малышка скулила, явно прося маму проснуться. Я подошел к ним и сел на корточки. Мне кажется, что на моих глазах мелкие ссадины Ани начинали затягиваться. Но ведь этого не может быть. Просто невозможно.
– Нужно убрать их, немедленно. Александр, – доктор обратился к отцу пары и был явно взбешён, – они могут ей навредить. А если произойдет заражение крови? Она не волчица, чтобы ей можно было зализывать раны и не бояться этого. Я не могу нести такую ответственность сам.
Врач напоминал какую-то истеричку. Можно ли ему вообще верить? Какой-то скользкий, старается всех убедить, что это конец, пусть и косвенно. Да и сейчас что за взбрыки такие?
– На ее лице только что затянулась мелкая ссадина, значит, все же как-то это действует. Или ты хочешь поспорить? – я все же выпустил небольшую порцию силы, чтобы он понял, шутки закончились.
– Но это не по правилам, – он начал нервно заикаться.
– Ты сейчас же отправляешь ее в палату и внимательно следишь за состоянием. Не смей мешать моим детям, если они считают это важным.
– Этого недостаточно, – раздался голос Полины, и мы все на нее посмотрели.
Она нависала над спиной Ани, дети уже были на руках братьев в человеческой форме. На душе от этого заметно полегчало. Значит, не обманула, они и вправду особенные. Но я бы любил их и без этого, просто потому что мои, наши.
– Они просто зализали рану, но этого не хватает, чтобы запустить сложную регенерацию. Я прошу, дайте ей пару дней. Пусть ее организм отдохнет, наберется сил и покажет, что сам собирается делать. Не спешите. Что вы как коновал?
– Полина, ты уверена? – обратился к ней Верховный, который вместе с нами находился в операционной.
– Абсолютно. Может быть, даже малыши ей и помогут. Просто необходимо многократное воздействие. Время, сейчас важно и нужно время. И я точно могу сказать лишь одно: она нам шеи потом свернет, когда узнает, что мы лишили малышей молока для правильного развития. Они ведь сейчас развиваются больше как человеческие. Мяса в их рационе нет, даже прикорм пока не делаем, рано. За такой стресс растущим организмам Аня устроит разнос. И не факт, что никто не пострадает в тот момент, когда она будет кидать в вас различные предметы мебели, – и так весело рассмеялась, поглаживая щечку Дана. – Да, малыш, мама у вас боевая?
И он ей агукнул так, как будто что-то понял и действительно согласился. На том и было принято решение. Аню отправили в палату. Родных выпроводили сразу. Но я буду не я, если сейчас уйду. Волк тогда точно возьмет верх и неизвестно, какие последствия будут. Да сколько можно уже прятаться за своей сущностью? Я сам хочу остаться рядом. Рядом с этой безумной, явно лишенной чувства самосохранения девушкой, с той, которая боролась до самого конца. Я уважаю ее за смелость, храбрость, самоотверженность. Не каждая волчица поступила бы так же.
Все же волки немного по-другому устроены. Самое ценное – это пара. Ее жизнь важна. А дети, они уже на втором месте. И я всегда в первую очередь буду спасать ее, а потом уже их. Но не Аня. Для нее самым главным будут эти крошки. И это меня поражает до глубины души. Она заставляет меня смотреть на мир другими глазами. Переосмысливать ценности. Для нее наши дети стали центром мира, и это удивляет. Смогла бы она так же защищать меня? Смог бы я стать для нее столь же ценным, как они? Нет, я не ревную. Просто пытаюсь поставить себя на ее место и представить ее поведение, будь она на моем. Но ничего не выходит. А дети, они вправду ценнее нас двоих. Ну, толку в нашем существовании, если не беречь их, если нет продолжения себя. Это неправильно.
Когда уже все спят, я захожу в палату к моей девочке. Она так и лежит на животе. На спине легкая повязка. Мне даже кажется, что она не закреплена. Судя по дыханию, она уже пришла в себя и сейчас ей больно. Не смог удержаться и, присев рядом, положил ее руку себе на колени, поглаживая. А она повзрослела за этот год. Черты лица немного поменялись. Стали более суровыми, что ли. Нет, не злыми или грубыми, просто более мудрыми. Не знаю, какие слова будет уместнее сказать.
Не помню, сколько времени прошло, но в какой-то момент она начала открывать глаза. Она с трудом раскрыла веки и смотрела на свою руку. И следовала взглядом вверх, встречаясь с моими глазами. Удивление было ее первой реакцией. Хорошо хоть, не презрение.
– Привет, – тихо произношу ей.
– Привет. А где… – фраза оказывается едва различимой. Ей явно больно.
– Ты в больнице. Дети вместе с твоими родителями и братьями. Где сейчас Полина, точно не могу сказать. Может быть, у твоих, а может, с Витей.
Я попытался ответить на все возможные варианты продолжения данного вопроса. Надеюсь, что ответил даже на большее количество, чем она хотела. Ее лицо немного смягчилось, уже легче.
– Спасибо за помощь, но я не поеду с тобой, мы с малышами будем жить здесь. Ты можешь… – нет, так не пойдет. Мы уедем вместе, это не обсуждается.
– Малышка моя, я понимаю, что все, что было, очень больно, но давай пока не будем пороть горячку? Я хочу, чтобы мы были вместе. Мы семья, что бы ни происходило. Этого не изменить. Давай сейчас ты не будешь принимать никаких решений. Все потом,