не перечесть. У нас вообще сложился весьма продуктивный коллектив: я организую идею и способ её реализации, они — творчески её воплощают и развивают во всю широту своей необъятной фантазии.
Нет, я, безусловно, справлюсь и одна — найду подходящих мастериц, привлеку людей из окрестных деревень — всё решаемо. Рукодельниками эта земля богата. Но… без моих вдохновенных сподвижниц всё как-то померкло, стало просто работой, которую необходимо выполнить. Кураж что ли пропал?
Рон вон тоже ходит, как в воду опущенный. Сказать бы, ему-то чего переживать? Всё вернулось на круги своя, мы там куда-то с ним собирались после свадьбы вдвоём отдохнуть, однако муж пока молчал, а я, как ни странно, была рада, что он эту тему не поднимает. Не до поездок нынче, и даже не до пуговиц — это второстепенно.
Самым главным сейчас был наш отец, который страдал и которому нужно было как-то помочь. Я полагала, что младший рассуждал точно так же, что он и подтвердил в первом же нашем осторожном разговоре на эту болезненную тему.
— Рон, надо что-то делать. — прижимаясь к мужу, предложила я.
— Надо. — кивнул он, обнимая меня крепче и утыкаясь носом в макушку. И тут же с отчаянной горечью то ли у меня, то ли у себя самого спросил, — Ну почему он её не остановил?! Ведь видно же было, что хотел!..
Да уж, видно было всем. Мелькор на прощании с Нэсси выглядел совершенно растерянным. То смотрел на неё пристально, как будто подбирая слова, то наоборот отводил глаза. Борьба в нём шла такая, что не заметить этого было просто невозможно.
Потому расставание вышло каким-то неловким, скомканным, как будто мы все сейчас что-то делаем неправильно. Одна Идриль оставалась самой собой — невозмутимой и уверенной бабкой, которой всё в этом мире давно известно. Старушка сердечно переобнимала нас по очереди, похлопывая сухонькой ладошкой по спине, и, кряхтя, полезла в дорожную карету.
Это простое искреннее действие немного сгладило ситуацию, Нэсси как будто встрепенулась, вернула на лицо улыбку, погрузилась вслед за своей тётушкой и помахала рукой.
Ну вот… они уехали, а мы остались — Мелькор так и не решился сказать то, что хотел.
К обеду отец не вышел. Не дождавшись старшего за столом, мы с Роном не сговариваясь встали и отправились на его поиски.
Махтан (который личный секретарь) подсказал, что хозяин замка засел у себя в кабинете и никого не желает видеть. По крайней мере слугу, известившего о том, что пора обедать, да и самого Махтана выгнал взашей и велел носа не совать — он сам знает, что ему делать
Ага, ну сейчас! Уж нас с младшим ему придётся выслушать. Мы с Роном понимающе переглянулись и решительно отправились спасать отца от самого себя.
Угрюмой тучей Мелькор нависал над какими-то документами, разложенными перед ним на рабочем столе.
— Я же сказал никому не соваться!.. — поднимая голову от бумаг, раздражённого рыкнул он на скрип закрывающейся за нами двери, но тут же сбавил децибелы, — А, это вы. Что-то случилось? — как-то сразу сник он.
— Случилось, отец.
Мелькор в немом вопросе поднял на нас уставшие глаза.
Честно признаться, лично я даже не представляла, какие слова сейчас нужно подобрать, чтобы донести этому взрослому человеку то, зачем пришли. Всё всем совершенно очевидно, но произнести — рот не выговаривает. Он же родитель! Как мы вот прям сейчас должны взять и начать, грубо выражаясь, учить его жизни?
Младший тоже находился в подобном замешательстве… но недолго. Набрав в грудь воздуха, он так и выдал:
— Отец, я не знаю, как сказать деликатно, поэтому выражусь прямо: ты должен вернуть Насуаду.
— Да! — вцепившись в рукав Рона, на выдохе пискнула я, поддерживая мужа.
Не зная, чего ожидать на сие заявление, мы оба застыли, что называется, на прямых ногах. У-ух, какое напряжение повисло в кабинете. Мелькор тоже слегка онемел от нашей непосредственности — так и сидел, медленно переводя взгляд с меня на сына и обратно. А потом, вдруг, губы его тронула мимолётная кривая усмешка. Такая незлобивая, скорее горькая.
— Это невозможно. — утыкая глаза обратно в документы и начиная бессистемно перекладывать их с места на место, ответил он.
— Но почему?! Вы же оба хотите быть вместе! — почуяв, что нагоняя за вторжение на папину личную территорию не последует, пошёл в наступление Рон.
— Да! — тоже уже более уверенно снова мявкнула я.
— Вот вырастил на свою голову. — качнул упомянутой головой Мелькор, — Умники, что бы вы понимали…
— Пс-с-с! — переглянулись мы с мужем, — Действительно, чего бы мы — молодожёны в самом разгаре чувствс, понимали в любви? Ну, как минимум, есть она или нет распознать точно в состоянии.
— А хочешь, я расскажу тебе, что произошло? — младший, не дожидаясь согласия, пододвинул для меня стул, усадил, сам приземлился на соседний и, уставившись прямо на папу, продолжил, — Когда приехала Нэсси, она очень сильно напомнила тебе маму. Не внешностью — характером. Такая же лучистая, искренняя, добрая, сердечная… И вместе вам так чудесно было говорить о ней, вспоминать те светлые дни, с полуслова понимая друг друга…
Я не знаю, правильно сейчас поступал Рон, или нет — по мне, так немного… слишком прямолинейно, что ли. Но он его ребёнок и лучше знает своего отца, поэтому я не вмешивалась. Самое главное, что Мелькор его не прерывал. Напряжённо смотрел на собственные руки, сложенные на столе, хмурился, но слушал.
— А потом приехали все эти родственницы, и на их фоне ты ещё сильнее оценил чистоту и душевную красоту Нэсси, но так и не признался себе, что она стала тебе близкой. Да и не только тебе — всем нам. И задумался об этом только тогда, когда они с Идриль засобирались домой. Но время ушло, момента не представилось, она уехала, а ты теперь гложешь себя за то, что отпустил эту дорогую тебе женщину.
Очень хотелось снова «дакнуть», но не рискнула, и даже дышала через раз на всякий случай, чтобы никоим образом не потревожить и не оборвать до предела натянутую нить… не знаю, как сказать… понимания между сыном и отцом.
— Прости пап, — сменил интонацию младший, — это нужно было сказать. Пока не поздно, пока они не уехали далеко, и можно всё исправить.
— Как ты себе это представляешь? — как-то безысходно обмяк Мелькор