На ринг выбежали медики, положили её на носилки и вынесли с ринга. Я с большим трудом протиснулся через толпу и побежал вслед за носилками. Я слышал, как объявляли победителя, но мне это было уже пофиг.
К носилкам меня не хотели подпускать, но помогли моя настойчивость и упоминание о том, что это моя девушка. В последнем я не был окончательно уверен, но для достижения цели был готов на изменение статуса. Акеми была жива, но без сознания. Она часто и неровно дышала, а глаза бегали за закрытыми веками. К нам подошёл Мэдока. Носилки поставили на пол и он уселся рядом. Док медленно провел рукой над её телом от головы до ног. Дыхание выровнялось, глаза перестали бегать. Теперь казалось, что она просто спит.
Мэдока ушёл и носилки понесли в сторону медпункта арены. Там её переложили на кровать. Медсёстры начали снимать с неё доспехи, а меня выставили в коридор. Я ходил из стороны в сторону, как мне показалось, бесконечно долго. Наконец дверь открылась и мне разрешили войти. Акеми уже переодели и она была в сознании. А вот сейчас она была бледной.
— Привет, — сказал я и взял её за руку. — Как ты?
— Да ничего, надеюсь скоро буду в норме. Спасибо тебе.
— За что?
— За то, что обо мне беспокоишься.
— Разве не должен?
— Не обязан. Мне очень приятно, что ты сейчас рядом.
— И мне приятно, что ты рада меня видеть.
— Ты помнишь, когда нам было лет восемь, ты с мамой приехал к нам в гости, а у меня как раз была температура. Мама меня пичкала медом и малиновым вареньем, а ты тайком приносил мне виноград, клубнику и мороженое. Я тот день на всю жизнь запомнила. Это ты тоже не помнишь?
— К большому сожалению нет. Получается, мы дружили в детстве?
— Лет до двенадцати. Потом пару лет не виделись. Наши мамы о чем-то серьёзно повздорили и мы перестали ездить друг к другу в гости. Потом они помирились и мы приехали в гости к вам. Я так ждала этой встречи, а ты встретил меня так холодно, как совершенно чужой человек. Было очень обидно. Ты даже на семейный ужин не пришёл. Твоя мама очень огорчилась и пол вечера извинялась за твоё поведение. А я потом долго плакала в подушку. Больше мы с тех пор с тобой ни разу не разговаривали даже. Я потом отказалась ездить к вам в гости. Когда вы приезжали к нам, не выходила из комнаты.
— Прости, мне очень стыдно за такое, хоть я этого и не помню.
— Да ладно, проехали.
Акеми взяла меня за руку и по телу разлилось тепло и спокойствие.
— Несмотря на потерю памяти, мне кажется, что причины моего поведения мне понятны.
— И какие же?
— Мне кажется, что я тогда в тебя влюбился, но стеснялся своих чувств. Наверно и пошёл в отрицание.
— Влюбился говоришь? — спросила Акеми и улыбнулась. На щеки начал возвращаться румянец. — А сейчас?
— Похоже тоже, — сказал я, хотя пока вовсе не собирался говорить ничего подобного.
Акеми уловила небольшое замешательство и сжала мою руку крепче.
— А я и не переставала с тех пор. Хотя много лет загоняла свои чувства в дальний угол. Когда увидела тебя в универе обрадовалась, но старалась не показывать вид. Ты вёл себя по-прежнему гадко и я уже решила стереть детскую привязанность из своего сердца. Потом ты изменился и на меня нахлынули воспоминания. Как мы сидели на крыше вашего особняка ночью и смотрели на звёзды. Как мы тайком ходили купаться на речку. Как ты таскал мне с кухни вкусняшки, когда я заболела. Когда ты вызвался помочь мне, висящей на сетке, все эти воспоминания закружились в моей голове. Я решила проверить, как ты ко мне относишься.
— И как?
— Я увидела и поняла, что ты испытываешь ко мне симпатию. Поняла, что тепло, которое я хранила где-то в глубине души, оставалось со мной не напрасно.
Я смотрел в её бездонные карие глаза и черты её лица потеряли четкость. Даже не сразу понял, что у меня на глазах навернулись слёзы. Это же надо быть таким подонком или придурком, чтобы обидеть такую девчонку! Я наклонился и прикоснулся губами к её губам. Она немного подалась вперёд и наши губы слились в жарком поцелуе. Одной рукой я гладил её волосы, другой нежно вытирал слезинки, скользнувшие по её щекам. Она вытерла мои.
Идиллию прервало громкое “кхе-кхе”. Я резко выпрямился и обернулся. Позади стояла немолодая, худая и строгая медсестра и сердито на меня смотрела.
— Пострадавшей сейчас не нужно волнение, какое бы оно ни было! Попрошу вас покинуть палату, я дам ей успокоительный чай и восстанавливающий эликсир. Ей нужно поспать.
— Да, конечно, — хриплым голосом ответил я и закашлялся, прочищая горло. — Уже ухожу.
Я нежно сжал руку девушки, бодро подмигнул и вышел из палаты. До того, как я повернулся к ней спиной, уловил счастливое выражение её лица. Вот и прекрасно. Теперь смело можно считать, что мой статус изменен. Теперь я “в отношениях”. И эта фраза не вызывала у меня отторжения. На душе было легко и тепло.
Я вышел из здания арены и направился в сторону общежития. На входе столкнулся с Тору. Тот удивленно посмотрел на меня. Только сейчас понял, что дебилковато улыбаюсь. Я махнул ему рукой и направился в кабинет Мамору. Лихого старика на месте почему-то не оказалось. А чего я хотел, я ведь опоздал почти на полчаса. Сегодняшнее занятие мы обговаривали заранее, скорее всего он ждет меня в подвале.
Я обежал здание общаги и подошёл к тайной двери. Она не открывалась, а между камнями я обнаружил маленькую, скрученную в рулончик, записку. Там был нарисован кукиш и короткая фраза “иди, как в первый раз”. Ясно, старик придумал наказание. Ладно, сам виноват. Тяжело вздохнул и поплелся к той самой двери в подвал. Меня снова ждал коридор с полосой препятствий в кромешной тьме. Второй раз конечно не первый, но несколько раз некисло огрести я всё-таки умудрился. И ведь не поленился старик привести в боеготовность все ловушки!
Я открыл дверь в мягкий спортзал. Мамору сидел спиной к двери и медитировал. Не стал ему мешать. прикрыл дверь и начал переодеваться.
— Где шатался? — спросил мастер