Читать интересную книгу Трехгрошовый роман - Бертольд Брехт

В конечном счете причиной этих убытков был я сам… Но, как видно, инстинкт не спрашивает, кто виноват, а интересуется лишь голыми фактами… Так или иначе, я отмечаю в себе ощущение полной отчужденности».

Такого рода ощущения следовало всячески скрывать от Пичема.

Он скрывал их. Букеты гвоздики, которые он посылал на Олд Оук-стрит, с каждый разом становились все пышнее.

В конце сентября он узнал, что дочь господина Пичема уже полгода состоит в браке с неким Мэкхитом. Он удивился, ничего не сказал и погрузил эту весть на дно своей души.

А потом покончил с собой Краул, и у Кокса появился отличный официальный повод быть в дурном настроении. У него и в самом деле появились из-за этого большие затруднения. Из соображении делового характера он состоял в одном светском клубе; после газетной заметки о происшествии в его конторе ему пришлось выйти из состава членов клуба. Еще неприятней было то, что в случае открытого скандала с кораблями его имя оказалось бы нерасторжимо связанным с этим делом.

Самоубийство Краула позволило Коксу не церемониться с Пичемом. Тем не менее он продолжал вместе с сестрой посещать госпожу Пичем и Полли. Этого было достаточно, чтобы успокоить Пичема относительно дальнейших намерений Кокса. Когда же вспыхнула забастовка докеров, Кокс и Пичем, объединенные общей работой, вновь сблизились.

При помощи всевозможных уловок Пичем несколько раз подряд снижал заработную плату докеров. В одно прекрасное утро из двухсот человек на работу вышли только пятеро. Остальные выстроились у ворот и отгоняли рабочих, приходивших наниматься.

Это было неприятно, более того – опасно. Разумеется! можно было, сославшись на забастовку, отсрочить оконча! тельную сдачу кораблей. Но в минуту откровенности, выя званной общими заботами, Кокс поведал Пичему, что правительство, в сущности, никогда не горело особенным желанием приобрести у КЭТС суда для перевозки войск. Оно имеет в своем распоряжении достаточный тоннаж. Однако Хейлу случайно стало известно, что в высших инстанциях не будут возражать против дополнительного приобретения транспортных средств. Когда договор был уже заключен, Хейл, главным образом во избежание неприятных расследований, добился через своих друзей распоряжения верховного командования о перевозке на вновь приобретенных судах небольшой воинской части. Эта часть, разумеется, могла быть перевезена и на других судах. Однако имущественное право Кокса на приобретение саутгемптонских судов, которое необходимо иметь под рукой до полного завершения рискованного предприятия, на днях истекало. Хейл окончательно вышел из повиновения и в любую минуту мог вновь начать свои шантажные маневры. Пичем делал все для того, чтобы работы возобновились. Прежде всего он снюхался с общественными организациями и заговорил о «вымогательстве со стороны рабочих в тяжелый для нации момент». Он уже помышлял о вмешательстве вооруженных сил.

Он приказал мастерским в срочном порядке приступить к изготовлению военных мундиров. В первую голову он замыслил организовать большую демонстрацию инвалидов войны против забастовщиков. Старые, пострадавшие на войне солдаты защищают интересы всей нации в целом! Это, несомненно, должно было произвести сильное впечатление, в особенности на страницах газет.

В этот напряженный момент Уолли принес известие о том, что Мэкхит в конце концов дал согласие на развод. Наконец-то, судя по всему, рухнуло ужасное препятствие, мешавшее Пичему окончательно застраховать себя от происков Кокса и, таким образом, все же обернуть в свою пользу злосчастное предприятие, которое уже несколько месяцев лишало его покоя.

И вот тогда-то его дочь, узнавшая из уст отца о предстоящем разводе, бросила ему в лицо: «Я беременна».

Он был вне себя.

– И все-таки ты разведешься, – крикнул он ей в ответ, – ты разведешься и пойдешь к врачу! Ты что же, думаешь, я позволю тебе разорить меня? У меня в конце концов тоже есть нервы, и я не позволю топтать себя ногами! Если вы окончательно сорветесь с цепи, я возьму и лягу в постель, повернусь лицом к стене, и пускай все пропадает пропадом. Тогда можете отправляться в ночлежку, сволочи!

В эти дни он не глядел ни налево, ни направо. Как собака-ищейка, он шел по следу.

Он знал слишком мало.

Знай он, что маклеру давно известно о злосчастном браке его дочери, знай он хотя бы, что произошло во время последнего посещения его дочерью квартиры г-на Кокса, он действовал бы иначе.

Полли в тот же вечер поспешила в тюрьму к мужу.

Он, разумеется, тотчас же сказал ей, что все это делается только для вида. Бракоразводный процесс длится столько времени! В конце концов достаточно выставить суду только один неосновательный повод, и в последнюю минуту все расстроится. Подать заявление о разводе все же придется, так как ее отец совсем его затравил и фактически держит в руках.

– Он может отправить меня на виселицу, и он это сделает – ты его знаешь!

Полли, не задумываясь, ответила, что в таком случае она должна пойти к врачу и избавиться от ребенка. В припадке отчаяния, сказала она, она призналась отцу, что беременна.

Мэкхит испугался. Этого он не предусмотрел. Упавшим голосом, не глядя на жену, он сказал, что это, разумеется, не годится, он не станет жертвовать своим ребенком, разве только в самом крайнем случае.

Эта проблема и в самом деле мучила его до поздней ночи, после того как Полли ушла вся в слезах и он остался один в камере. Мэкхит был хорошим семьянином, и он радовался предстоящему рождению сына; он даже начал верить, что именно забота о крошке толкнула его на все эти предприятия.

«Ах, – думал он, – чего ради мы маемся, если в один прекрасный день приходит конец и нам даже не на кого оставить дело? Чего ради я сижу здесь, в этой камере, если не ради сына? Откуда у меня взялись бы силы все это перенести? Взяв его маленькую ручку в свою руку, я поведу его по лавкам, которые некогда будут принадлежать ему, и скажу: «Сын мой, не забывай: то, что ты видишь, стоило большого труда и прилежания! Твой отец работал из последних сил, чтобы оставить тебе все это. Он работал не только ради себя; он не требует благодарности, он в ней не нуждается, но он напоминает тебе обо всем этом для того, чтобы ты знал, как тесно мы, твой отец и ты, связаны между собой. Придет день, и твой отец умрет, а ты будешь работать дальше, памятуя о нем, о том, который… словом, так много сделал для тебя…» Так я скажу ему, и он поймет меня. Я назову его Диком».

Сообщение Полли в самом деле произвело на него сильное впечатление. Только на следующий день он решился передать Полли, чтобы она шла к врачу, – это действительно необходимо. Он надеялся, что она оттянет этот визит сколько возможно, по крайней мере на два-три дня. К тому времени он рассчитывал придумать что-нибудь такое, что сделало бы операцию ненужной. Но на всякий случай она должна быть к ней готова и не должна давать отцу поводов к подозрению.

Он действительно не имел права отказываться от передышки, которой он добился ценой согласия на развод, чтобы иметь возможность нанести решительный удар Национальному депозитному банку.

Он вновь стал наседать на Хоторна и Миллера, требуя от них скорейшей реорганизации банка.

Сначала им пришлось полчаса ждать его в приемной. Так распорядился сам Мэкхит. Они сидели, несказанно подавленные, среди родственников заключенных – измученных заботами, или опустившихся, или же измученных заботами и опустившихся особ обоего пола.

Мэкхит заорал на своих посетителей, что вся эта волынка ему надоела, он не понимает, откуда у них берется наглость затягивать его вступление в их грязную лавочку.

Потом они совместно обсудили все, что касалось Крестона. Крестон довел до конца свою распродажу, ни у кого не попросив денег. Он все еще не переставал удивляться маневру конкурента, откупившего у него все товары. Правда, цены были значительно ниже среднего уровня…

Широко разрекламированная «неделя» д-лавок и лавок Аарона доставляла ему немало забот, так как покупатели с нетерпением ожидали ее. О предстоящем переходе банка в руки Мэкхита он ничего не знал.

И вот Мэкхит велел сообщить ему, что кое-какие партии товаров, приобретенные во время его распродажи, вызывают подозрение. Судя по описаниям, это те самые товары, что были похищены в Бирмингеме. Он просит Крестона предъявить оправдательные документы.

Крестон явился к нему.

Это был сухопарый господин, ростом в метр девяносто, питавший отвращение к мясным блюдам, духовенству и Аарону. Он был очень напуган.

Мэкхит принял его весьма сдержанно:

– Господин Крестон, вас привело ко мне чрезвычайно неприятное дело. Должен признаться, я не поверил своим ушам, когда мне сообщили, что во время вашей распродажи были сбыты значительные партии товара сомнительного происхождения. Надеюсь, у вас есть оправдательные документы?