Читать интересную книгу Трехгрошовый роман - Бертольд Брехт

Если кто-нибудь возразит, что Суэйер была человеком жизнерадостным, то можно ответить, что этой жизнерадостности давно уже в помине не осталось из-за скверного положения дел, а также, быть может, из-за личного разочарования в господине Мэкхите, отказавшем ей в материальной поддержке. Нисколько не удивительно, что Суэйер – вероятно, искренне веря в свою правоту – возлагала всю ответственность за происшедшее на господина Мэкхита. Мелкие дельцы плохо разбираются в законах, управляющих торговлей. Когда наступает полоса кризиса, они обычно сваливают всю вину на крупных дельцов. О том, что эти крупные дельцы точно так же зависят от определенных закономерных, зачастую не поддающихся учету процессов экономического порядка, мелкие дельцы не подозревают. В данном случае разразился именно такой кризис, и мелкие, маломощные предприятия погибли.

Уолли перебил его как раз в тот момент, когда ему больше нечего было сказать.

Он принужден, заявил Уолли, вновь задать тот самый вопрос, который час тому назад почти уж побудил господина Мэкхита к тому, чтобы раскрыть свое крайне интересное алиби. По Сити ходят слухи, что происхождение товаров, поступающих в д-лавки, покрыто мраком неизвестности. Господин Мэкхит, насколько ему известно, утверждает, что товары эти поставляются неким ЦЗТ (Центральным закупочным товариществом), так не будет ли господин Мэкхит любезен рассказать об этой фирме?

– Нет, – ответил Риггер, посовещавшись с Мэкхитом, – господин Мэкхит не желает касаться этого вопроса.

Так или иначе, сказал он, ЦЗТ – зарегистрированная фирма, в правлении которой заседают представитель высшей знати и два адвоката. Эта фирма действительно в последнее время не выполняла своих обязательств по отношению к господину Мэкхиту. Но это личное дело господина Мэкхита и товарищества, оно не может служить предметом судебного разбирательства. Он останавливается на этом только для того, чтобы рассеять впечатление, будто господин Мэкхит был единственным виновником материальной катастрофы Мэри Суэйер.

Коллега Уайт, продолжал Риггер, уже обрисовал суду крайне неблагоприятное положение д-лавок. Положение это в последнее время действительно было неблагоприятным, но не по вине г-на Мэкхита, а по вине ЦЗТ, внезапно прекратившего поставки.

Риггер сослался на ряд свидетелей, видевших своими глазами, как господин Мэкхит в критический момент, зайдя в лавку, сам засучивал рукава и помогал не только словом, но и делом.

Мэкхит вновь попросил слова.

– Тут говорилось, – сказал он, – что госпоже Суэйер жилось очень плохо. Поэтому, дескать, не исключена возможность самоубийства. Мне хотелось бы добавить, что мы, работники д-лавок, действительно исчерпали все наши силы и возможности. В неустанном стремлении служить публике мы подвергаем себя лишениям, которые могут вынести только сильнейшие. Мы торгуем несообразно дешево. Наши заработки столь мизерны, что мы поистине прозябаем. Быть может, мы слишком фанатично добиваемся возможности предложить мелкому покупателю доброкачественный товар по доступной цене. Должен признаться: в последние дни, когда на меня сразу обрушилось столько бед, я не раз спрашивал себя, выдержим ли мы. Быть может, все-таки поднять цены? Можете мне поверить: смерть моей сотрудницы глубоко потрясла меня.

Судья холодно посмотрел на лихорадочно скрипевших перьями репортеров, еще раз спросил Мэкхита, не раскроет ли он свое алиби, получил отрицательный ответ и отпустил присяжных в совещательную комнату.

Ровно через десять минут они вернулись и огласили результат совещания: по мнению присяжных, Мэри Суэйер умерла насильственной смертью, и все обстоятельства дела говорят о том, что убийство совершил коммерсант Мэкхит.

Вечерние газеты были полны «делом Мэкхита».

Набранные жирным шрифтом заголовки гласили:

«МРАК, ОКРУЖАЮЩИЙ СМЕРТЬ МЭРИ СУЭЙЕР РАССЕИВАЕТСЯ» И «В КАКОМ ТАИНСТВЕННОМ МЕСТЕ НАХОДИЛСЯ КОММЕРСАНТ В ЧАС СМЕРТИ СВОЕЙ БЫВШЕЙ ПОДРУГИ?».

Через неделю после судебного разбирательства Фанни Крайслер навестила Мэкхита – впервые со дня его заключения в следственную тюрьму – и сообщила ему, что Аарон и Коммерческий банк проявляют по отношению к ЦЗТ необычную сдержанность.

Аарон во время одного из своих посещений пробормотал что-то насчет «связи между убийством этой, как ее там, и прекращением поставок». На Райд-стрит подозрительные личности – по-видимому, агенты сыскного бюро – неоднократно осведомлялись относительно складов ЦЗТ.

Вчера Жак Оппер, президент Коммерческого банка, выжал ее к себе и без обиняков потребовал предъявления оправдательных документов на все последние партии, сданные концерну Аарона.

Мэкхит помрачнел. После некоторого раздумья он поручил ей озаботиться приобретением новых оправдательных документов и на всякий случай произвести еще несколько закупок в кредит в Бельгии.

Уходя, она сказала:

– Если твой процесс затянется, все рухнет. Надеюсь, ты это понимаешь.

О ее личных делах не было сказано ни слова.

Была последняя неделя октября.

Дела господина Пичема и господина Мэкхита близились к развязке.

«Красавица Анна», «Юный моряк» и «Оптимист», нарумяненные и затянутые в корсеты, ждали только приказа, чтобы доверить свои дряхлые тела морской стихии; «Оптимист» отчетливо чувствовал, что наступают его последние дни.

Пичем мысленно видел свою дочь, стоящую в подвенечном уборе перед алтарем с маклером Коксом. Мэкхиту она рисовалась в ином виде и ином окружении. У д-лавок не осталось больше никаких надежд, зато прибавилось мудрости и знания жизни. Маклеру Коксу недолго еще суждено было заполнять свои дневники диковинными значками. Об убийстве розничной торговки Мэри Суэйер было исписано столько казенной бумаги, что интерес к нему пропал. А солдату Фьюкумби оставалось жить не больше шестидесяти дней.

Книга третья

ПРИЯТНО ЖИТЬ, КОГДА ТУГА МОШНА!

Все те, кто строго следует моралиИ весь свой век стремится к высшей цели(Давно все эти чувства надоели!),Бедняги, как они не угадали!Обедов жирных им не подают,Им достается то, что попостней.Они седьмую заповедь жуют,Забыв, что мясо не в пример вкусней!Неприхотливость людям не нужна!Приятно жить, когда туга мошна!

Не так уж это скверно – пресмыкатьсяИ круглый день гоняться за наживой,Потом помыться в бане, выпить пиваИ, сев за стол, как следует нажраться!Вы морщитесь? Для вас лишь тот хорош,Кто вечно мается и духом чист?А я весь этот вздор не ставлю в грош,Я, слава Богу, не идеалист!Проблема счастья мне давно ясна:Приятно жить, когда туга мошна!

«Баллада о приятной жизни»

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Ultima ratio regis[8].

Надпись на прусских пушках

ОТВЕТСТВЕННЫЕ РЕШЕНИЯ

Когда в комнате, кроме господина Пичема, находились еще пять-шесть дельцов, его почти никто не замечал. Оттого, что ему приходилось торговаться за каждый грош со всеми, с кем он соприкасался, он раз навсегда избрал себе для этих людей маску жестокого, не поддающегося ни на какой обман дельца. Однако если человек считает всех своих ближних обманщиками, то это далеко еще не значит, что он верит в себя. Господин Пичем отнюдь не обладал сильным характером. Отчаянный, быть может даже преувеличенный, страх перед неустойчивостью всех человеческих дел, глубоко вкоренившаяся уверенность в коварстве и неумолимости города, где он жил (равно как и всех прочих городов), вынуждали его с особенной поспешностью применяться к любому вновь возникающему требованию окружающего мира. Его сограждане видели в нем только Дж. Дж. Пичема, владельца мастерских «Одежда для нищих», но сам он в любую минуту готов был открыть какое угодно другое предприятие, лишь бы оно сулило ему большую наживу, большую безопасность или по крайней мере хотя бы временное спокойствие. Это был маленький, тощий, невзрачного вида человек; но и наружность его не была, так сказать, окончательной. Если бы дело приняло неблагоприятный для маленьких, тощих, невзрачного вида людей оборот, то господин Пичем, без сомнения, серьезно задумался бы, как ему превратиться в упитанного оптимиста среднего роста. Дело в том, что малый рост, худоба и невзрачность были с его стороны как бы нащупыванием почвы, своего рода необязательным предложением, которое в любой момент могло бы быть взято назад. В нем было что-то убогое, но это-то убожество и было залогом незаурядных деловых успехов. Он торговал человеческим убожеством, в том числе и своим собственным. Однако опасности вроде тех, с какими ему пришлось в последнее время столкнуться в борьбе за существование, возвышали его над самим собой. Когда его, с одной стороны, пугала перспектива потерять все состояние, а с другой – пришпоривала надежда на большие барыши, он за какие-нибудь три недели превращался в тигра, даже внешне. В те дни, когда он по приказанию Кокса подводил итог коммерческой деятельности КЭТС, лицо его стало мясистым и зверским.