Советские пионеры на марше
Господи! Но же с детьми они делают! Причем нужно-то это только самим начальникам и воспитателям, и только для личной выгоды. Детям же все это скучно и безразлично. И даже ненавистно в иных случаях. Ну, еще бы! Как в армии репетировать на плацу строевой шаг девятилетним мальчикам и – о ужас! – девочкам!
Девочки голенастые рубят строевым. Повороты, отмашка рук и все, все это направлено к тому, чтобы уже с этого возраста лишить их женственности, индивидуальности, сделать их к тридцати годам жирными домохозяйками или отправить с перфоратором рубить асфальт. Причем сознательно все это – вот в чем ужас!
А эти удивительные дамы, бог весть откуда взявшиеся, которые живут здесь, при лагере, на казенных харчах – видимо, чьи-то жены. Живущие среди детей, которых сами мучают какими-то тупыми играми, эти дамы с сонным интересом, возвращаясь с пляжа, сквозь темные очки поглядывают на подростков, которых заставляют заниматься на плацу идиотизмом.
* * *
Удивительно. У нас в народе презирают людей, занимающихся лицедейством. Их все считают дармоедами, но самодеятельность пользуется колоссальной популярностью. Насколько, оказывается, милее глазу, если перед тобой корячатся «свои», а не играют настоящие актеры, учившиеся этому!
* * *
Великая, гнетущая сила трибуны. Идолопоклонство! Трон! Царские врата! Святое место! Ты можешь быть кем угодно, но если ты стоишь там – все! Никто и не догадается спросить – а кто ты? Отношение тех, кто по плацу проходит перед трибуной, к тебе определено. Ты – царь!
По-моему, у всего этого жуткое будущее.
Удивительно плоскостопный старлей проверял твердость знания детьми воинских команд. Прошлепывал на середину плаца и на полном серьезе, даже не допуская мысли, что все это (и он в том числе) – сущий идиотизм, командовал: «Нале-е-е-а!.. Ву!!!» Выкрикивал и вздрагивал, жмурясь. А бедные дети поворачивались, пристукивая сандалиями и босоножками. И девочки, девочки!..
А за трибуной – вроде бы нормальная жизнь, пока на плацу идет это безобразие. На травке девочки в пилотках мажут ножки мазью от комаров и хихикают.
Завершила же всю эту картину старая, пьяная, сумасшедшая женщина в танкистском комбинезоне. Лицо ее было изрезано глубокими морщинами, и на очень мокрых губах блуждала презрительная улыбка.
* * *
У этой истории с детьми было продолжение. Оказывается, когда потом шло совещание и решали, кто же завоевал в этом безобразии первое место, начались чудовищные дрязги между начальниками лагерей и жуткие скандалы со слезами и взаимными оскорблениями.
Это же все вместе – готовая картина!
Удивительно. У нас в народе презирают людей, занимающихся лицедейством. Их все считают дармоедами, но самодеятельность пользуется колоссальной популярностью.
* * *
Петропавловск-Камчатский. Танцы. Это нечто необыкновенное и в то же время удивительно знакомое.
Что только нищета с человеком ни делает! «Жить-то хочется». В чем только они ни ходят! Клеши канареечные, платки шейные, шляпы, прически – убого все крайне.
Коряки. С ними-то что? Зачем им все это? Девочки – совсем маленького от раннего курения роста, как карликовые березки. Учащиеся мореходки, которые черт-те как трансформируют свою одежду. У одного гюйс завязан узлом, вроде галстука, гнутые козырьки, мятые, вытянутые фуражки.
Милиционеры. Армейский патруль. Ко всему тому холод собачий и туман.
Танцуют, кто как может. Два идиота – в одинаковых полосатых штанах и темных очках. И у обоих «для понта» правые руки на перевязи. Девочки в большинстве своем пьяны. Да вообще пьяны все почти.
Самое удивительное – то, что у выхода на улице сидят на скамейках дружинники со сторожевыми собаками. Это придает празднику особый колорит. Танцы под охраной собак. Такого я еще не видел.
* * *
Хорошая ситуация: два человека, крепко чем-то «повязанные», сидят, треплются. И один вдруг начинает фантазировать в шутку, как все развивалось бы, если бы он решил выдать товарища. Что бы он тогда начальству и что своему другу говорил, вообще как бы все это происходило…
Второй тоже, в свою очередь, начинает фантазировать, какие бы предпринял он ответные шаги и как бы отвел от себя обвинения начальства. Кончается тем, что они совершенно серьезно обвиняют друг друга в подлости и разругиваются вконец.
* * *
Фактура замечательная. Просторная котельная. На полу большие лужи и ручьи вдоль стен. Котлы, трубы. Хитросплетения узлов невысоко над полом. И масса закоулков. Стены грязно-темно-синие до половины, выше белесые – все облупившиеся, с ужасными подтеками. Все время что-то включается, шумит… Лестницы и переходы, по которым нужно добираться к котлам, – нечто вроде трапов.
Закоулочек, с потолка свет. Туда, наверх, поднимают шлак. Веревка болтается с крюком, и бадейки стоят…
Душевая удивительная. Шкаф с тремя дверцами для одежды. На гвозде какие-то лохмотья, засаленные вконец. Полка с обломком зеркала, и в самом душе такая же полка, но на ней – целая рама, а в ней запотевший остаток того самого зеркала. Рядом еще шкафчик, на нем – засаленный вымпел ударников.
* * *
Баскетбольная площадка при пединституте. Свой мир. Девочка тренируется с мячом. Бросает в корзину, затем делает какие-то упражнения с мячом и отмечает что-то в тетрадке.
Праздный тренер в сандалиях, с усиками, на лицо порочен крайне, играется с транзисторным магнитофоном. Несколько девочек – вокруг него, может, бывшие его ученицы. Тренер записывает то, что они говорят, а потом прокручивает запись. Все смеются и крайне счастливы.
* * *
Человек, у которого на руке вытатуированы маленькие дамские часы и стрелки.
* * *
Снова пионерский лагерь. Все время – адский гул «музыки» из репродукторов. Песни советские эстрадные – про любовь, про ревность, про то, что нехорошо одной любить сразу двоих, и так далее. Начальник лагеря – Светлана Марковна. В очках, которые все время сползают, коротко стриженная, энергичная. Любит выпить.
На вечернюю поверку собираются полушутя, болтая о том, о сем – с полунамеками о е…ле и сифилисе. Недалеко бассейн с горячей водой. Ночью – купание, странное и размаривающее крайне.
Это один из тех лагерей, которые выступали на празднике строя и песни. Никто ничего не делает. Все это похоже на какую-то несмазанную телегу, которая незнамо куда едет, – на нее кто-то садится, с нее кто-то слезает, и управляет ею кто попало. И как попало.
Вечером у пионеров танцы. Это трогательно. Маленькие мальчики и девочки танцуют под Майю Кристалинскую.
Утром – линейка. А вечером – прощальный костер огромный, с бензином. Нечто похожее на карнавал. С одной стороны – замечательно, с другой – полный привет! Естественно, мальчики переодеваются в девочек, девочки в мальчиков, но те девочки, которым посчастливилось не переодеваться, воспользовались случаем накраситься. Это довольно страшно – маленькие девяти-двенадцатилетние девочки с ярко накрашенными губами, подведенными ресницами, в топе, а сами маленькие, худые, нескладные.