епископ Гиппона был арианином[512].
Запутался ли Йуханна или схитрил? Возможно, он пытался сохранить этого святого для той Африки, что уцелела после падения римских провинций. Августин как противник догмата Троицы казался ему лучшим предшественником для ислама, чем в качестве сторонника этого догмата. К тому же существовало предание, которое ал-Ваззан наверняка знал с юных лет, гласившее, что Августин родился в Марокко. Некоторые говорили, что его родиной был Тагавост в Сусе (название, напоминающее расположенный далеко оттуда Тагаст, фактический родной город Августина). Другие утверждали, что он родился севернее, в районе Дуккала. Португальцы, захватившие Аземмур, просили короля Мануэля I в 920/1514 году учредить августинский монастырь в здании местной мечети, потому что жители Аземмура хранили «таинственное предание» об Августине, считая его «уроженцем этой земли». Третьи говорили, что это Марракеш. В самом деле, одно удивительное предание отождествляло Августина с Абу-л-Аббасом Сабти (ум. 601/1204), великим суфийским святым и аскетом, наставником и попечителем бедняков, который десятилетиями привлекал к себе людей в Марракеше во времена Альмохадов. После его смерти сила его святого покровительства широко распространилась и охватывала даже людей, взятых в плен христианскими пиратами. Даже христиане и иудеи могли обращаться к нему без последующего перехода в ислам. Ал-Ваззан побывал на его могиле в Марракеше[513].
Я предполагаю, что из этого хаоса ассоциаций Йуханна ал-Асад создал своего рода арианского Августина, образующего мост между исламом и христианством. Практически никто из европейских читателей книги об Африке не заметил бы эту связь; будущие же мусульманские читатели переработанной рукописи могли бы ее уловить.
Наиболее выразительными религиозными текстами, вышедшими из-под пера Йуханны ал-Асада, являются вступление и колофон к его транскрипции Посланий святого апостола Павла на арабском языке. Через год после крещения он написал на своем родном языке несколько молитвенных призывов, которые имеют ритм и написаны рифмованной прозой (садж), традиционной для арабского произведения. За двумя исключениями, он не употребил никаких доктринерских выражений и сумел проскользнуть через границу между щекотливыми религиозными вопросами. Вот начало: «Во имя Бога, доброго, милосердного, это письма святого апостола Павла, посланника Сына Божьего, Иисуса Мессии, да пребудут с нами его благословения. Аминь». А заканчивает он рукопись так:
Здесь заканчиваются Послания Павла, хвала Богу. Эти письма были переписаны для библиотеки самого прославленного, самого могущественного, самого возвышенного, достойнейшего и благороднейшего принца, храброго военачальника и повелителя, графа Альберто ди Карпи, да продлит Бог его могущество и славу! Бедный раб Господа, да будет прославлено его Имя, и слуга вышеупомянутого превосходительства, Йуханна ал-Асад ал-Гарнати ал-Фаси — да защитит его Господь от ожесточения его собственной души и да сделает его сегодняшний день лучшим, чем вчерашний, — написал это своей собственной смертной рукой на Кампо Марцио внутри богоспасаемого города Рима, в четверг, в последний день января 1521 года согласно христианской дате Воплощения, что соответствует 24-му сафара 927 года по арабской эре. Хвала Господу от начала и до конца времен. Да смилуется Бог над читающим, и над писавшим, и над тем, для кого это было написано, и над тем, кто в это вглядывается, и над тем, кто это слышит, и над тем, кто это изучает. Я заклинаю вас Богом, чтобы вы молились о просветлении сердца писавшего и о его покаянии, и да будет он направлен так, чтобы угодить Господу в этой жизни и присоединиться к кругу святых в вышних областях Рая после его смерти[514].
Несколько фраз являются стандартными для исламских проповедей, но приемлемым образом переносятся в христианскую молитву. Формула «Во имя Бога, доброго, милосердного» — «Аллах ар-Рауф ар-Рахим» — содержит два из самых важных Имен Аллаха и представляет собой небольшое отклонение от формулы басмалы, повторяющегося арабского изречения, используемого на протяжении всего текста Корана. Его же приводят Ибн Хаукал, Ибн Джубайр, ал-Идриси и Ибн Баттута, начиная свои книги о географии и путешествиях[515].
«Бедный раб Господа» и «да защитит его Господь от ожесточения его собственной души и сделает его сегодняшний день лучше, чем вчерашний» — это выражения, которые ал-Хасан ибн Мухаммад ал-Ваззан привез с собой из Феса. Он написал их вместе со своим арабским именем на ватиканских рукописях в первые месяцы заключения в замке Святого Ангела[516]. И в исламе, и в христианстве есть святые, хотя «вышние области Рая» — это, скорее, христианский небесный образ, в представлении ислама рай больше напоминает сад.
Только два слова не пересекают границу ислама и христианства. Одно из них — «Воплощение»: вера в воплощение божественного недопустима в исламе, где не может быть никакого компромисса с Божественным абсолютом. Точно так же «сын» во фразе «Сын Божий, Иисус Мессия». Если «Мессия» является одним из титулов Иисуса в исламе, наряду с «пророком» и «посланником Аллаха» — Коран называет его «духом» Аллаха и «словом» Аллаха (4: 171) — то «сыном Божьим» Иисус быть не может. Он сын Марии[517].
Таким образом, здесь Йуханна ал-Асад приводит внешний знак приверженности чисто христианскому учению, но это единичный знак, он не повторяется в его более поздних писаниях. Как мы объясняем эту сдержанность в отношении христианства? В течение нескольких лет Джованни Леоне, предположительно, присутствовал на латинской мессе, стоя перед алтарем, он соблюдал Великий пост, исповедовался в грехах священнику и причащался по крайней мере дважды в год. Он уже больше открыто не совершал омовения и не молился пять раз в день по-арабски, оборотясь к Кибле (в направлении Каабы в Мекке), не постился в рамадан, не приносил в жертву барана в праздник ид ал-адха (в память о жертвоприношении барана Авраамом) и не платил закат, ежегодный налог на бедных, обязательный для всех мусульман. Целыми днями он слышал звон церковных колоколов вместо повторяющегося напева муэдзина, зовущего к молитве. Он рассматривал картины и скульптуры на религиозные сюжеты — например, в церкви святого Августина видел новую фреску Рафаэля с изображением пророка Исайи и мраморную гробницу святой Моники, берберки, которая была матерью Августина[518], — а не каллиграфические и геометрические орнаменты на колоннах и стенах мечети Бу Инанийа в Фесе. Его катехизацию проводили люди из окружения самого папы, он изучил как минимум Евангелия и Послания апостола Павла, а также читал арабские рукописи, посвященные Святой Троице и христианским учениям несториан, маронитов и яковитов, не говоря уже о беседах, которые вели с ним христианские богословы.
Вполне возможно, что душевное состояние Йуханны ал-Асада было похоже на состояние еврея-маррана или обращенного мориска, то есть людей, вынужденных перейти в новую веру (или приспособиться к