отражений поместий знати и духовных братств на Зеленой Горке. Если считать купеческими домами лишь их, то задание выходило не слишком трудным. Но на каждый особняк приходилось по двадцать семейных предприятий, занимавшихся одним-двумя видами товара, и центр коммерческих операций совмещался у них с домашним кровом. А еще добавь сюда множество портных и сапожных лавок, скорняков, торговавших на дому поясами и шапками, лекарей, поставлявших порошки и микстуры прямо со своих кухонь, мясников, развозчиков лампового масла, мыловаров и свечников – и тогда практически все, имеющее окно и дверь, могло называться «купеческим домом», за одним исключением общественных храмов, где жители Речного Порта кичились набожностью друг перед другом. Да и то лишь потому, что обсуждать то, чем торгуют священники, считалось грубостью.
Из всех китамарских округов зима затронула Речной Порт в меньшей степени. Снег со льдом лепились по затененным углам и обочинам, но колеса телег, сапоги, лопаты и песок расчистили основные дороги. Пока светило солнце и не сильно донимала метель, здешние улицы могли похвастаться музыкантами, готовыми сыграть за пару монет, и зазывалами, возвещавшими о выдающихся качествах какой-нибудь харчевни, бани или чайной. Долгогорцы, может, и обнищали хуже собак, думала Алис, но хотя бы сносят свое положение с достоинством. Они те, кто они есть. Живущие в Речном Порту имеют деньги и какую-никакую власть, однако в уплату за то носят размалеванные, улыбчивые маски, за которыми напрочь стираются лица. Обеспечены, да – но без продыха подневольны.
– Как насчет вон того? – спросил Уллин, кивая на угол дома. Алис присмотрелась к постройке. Какой-то склад – в желтой штукатурке, с широкими красными дверями, в настоящий момент закрытыми с улицы. Над ними торчали окна с распахнутыми, невзирая на холод, ставнями и яркими занавесками под козырьками, которые были некогда в тон дверям, а ныне выцвели в темно-розовый. Новый ряд окон, повыше, наверняка относился к спальным комнатам хозяев, а последний, тоненький и ближний к небу, – для слуг и не слишком почетных гостей. К двойным створкам жилого этажа с улицы вел пролет каменной лестницы с тонкими колоннами по бокам – в подражание сооружениям Зеленой Горки.
Алис поглядела вверх и вниз улицы, не высматривая опасность, а стараясь припомнить, какие ближайшие отсюда дома они уже проверяли и как давно. Слева внизу был участок за забором, куда они стучались четыре дня назад, а больше и ничего.
– Почему нет, – сказала она. – Ты или я?
– Этот на мне, – сказал Уллин. – Ты иди следом – прикроешь, если понадобится.
Она скупо кивнула, изображая повадку воображаемого Дарро. Получалось уже довольно естественно. Чуть пройдя по улице, привалилась к стене, откуда незаметно могла видеть и слышать все, что произойдет. Кивнула Уллину приступать.
Уллин резво подобрался к дверям склада и дважды шлепнул по ним открытой ладонью. Алис ждала. Прокатился фургон с кипой матерчатых тюков, накрытых от сырости промасленной парусиной. Возчик не удосужился на них посмотреть. Уллин заколотил снова. Они проворачивали эту тычку не раз, и Алис приловчилась считывать манеру напарника сутулить плечи и переносить вес с ноги на ногу. Он уже собирался отойти, как дверь, скрежетнув, открылась, и из проема высунулось старческое лицо.
– Мне нужен Гаррет, – сказал Уллин.
– Отвали на хер, – доходчиво и без всякого запала проговорил растрепанный старик. И начал закрывать дверь.
Уллин сапогом перекрыл ход створки.
– Без обид. Мне и говорить с ним не надо. Только передайте ему мое сообщение, хорошо?
– С монеткой за доставку? – уточнил растрепанный дед. Это был развод. Все, что им было нужно узнать, – живет ли в доме Гаррет, и если да, сын ли он хозяев-купцов, а не поваренок или, там, конюх. Если предлагать деньги, то слуги, конечно, их возьмут, наобещав доставить послание тому, кого и на свете-то нет, а потом поздравят себя с успехом своей жалкой тычки. За такое поведение Алис их не винила, но определенно презирала за мелочность.
– С моей благодарностью, лишь бы только Гаррет его получил. – Уллин не сказал ни да, ни нет. – Он сейчас здесь?
Растрепанный поразмыслил, и лень его взяла верх над жадностью.
– Здесь нет никого по имени Гаррет. Ты ошибся дверью.
– Точно? Я слыхал, он сын хозяина дома.
– Тогда прочисти уши и убери ногу от двери, пока я тебе колено не сломал, говнюк инлисский, – благожелательно высказался дед.
Уллин рассмеялся, отступил и изобразил вычурный поклон закрывающейся двери. Алис шлепнула его по плечу:
– Не рисуйся, – остерегла она.
Охота, на которую вышла их пара, подчинялась правилам: не используй часто одинаковые приемы; дай улице несколько дней отдохнуть, а не стучи во все двери разом; не нарывайся на неприятности; не говори того, чего нельзя потом взять обратно; веди себя поскучнее, чтоб о тебе не пошли пересуды, – все эти установки сводились к стержневому указу: подмечай, но не засветись. Жаль, что с ними нет Сэммиш. Уж к чему, а к такой деятельности у нее талант, а еще Алис, как ни странно, скучала по подруге. Здорово было бы провернуть тычку со своими, из Долгогорья.
– На север? – предложил Уллин. – Давненько мы не шлялись у городских стен.
– Я не против.
Они развернулись и пошли вдоль улицы в ногу. Алис с напрягом в мышцах попадала в ритм длинных шагов Уллина. Разумеется, для шустряка с Камнерядья такая работа была непростой. Для начала, на этом берегу реки он здорово выделялся. Тут заправляли ханчи, но Уллин, понимая, что оторван от привычного окружения, выделывался почем зря. И так выпячивал свою невозмутимость и непринужденность, что скорее казался смущенным и скованным. Алис это подбешивало, но быть в его компании было приятней, чем без. С учетом карантина, закрывшего полдюжины улиц Камнерядья, стоило благодарить, что он вообще сюда выбрался. Идя бок о бок, они разговаривали. Уллин в основном, конечно, нес дичь и чушь, издевался за глаза над всеми подряд да городил байки, явно не выдерживающие пристрастного разбора. Но в них хватало упоминаний о Дарро, и Алис охотно бралась отсеивать шлак.
Уллин, по собственному признанию, родился третьим сыном медника и провел раннее детство плескаясь в грязном канале, протекавшем через Коптильню. Братья заняли отведенные их семье места в гильдии, а ему пришлось вкалывать на прожитье самостоятельно, чем он и занимался, выполняя разовые задания для себя и людей, готовых платить. Трегарро набрел на него пару лет назад, когда старый князь крепко держал власть и не было даже намеков на его недуг. Бледная женщина не входила в круг знакомств Уллина, пока тот не повстречался с Дарро. Алис отложила в голове