Нет. Лучше быстро закончить свое дело, может даже погреметь посудой специально, чтобы он понял — наглая лежебока проснулась и скоро свалит. Хотя не стоит. Грохот может только сильней разозлить. Лучше всего — сделать все быстро и тихо. И не подходить сегодня с разговором. Вообще. Завтра утром поймать перед работой. Или… Или обойтись смской. Отправить, а потом с замиранием сердца следить, как статус изменится с «доставлено» на «прочитано». И с еще большим замиранием, как он будет печатать ответ…
Пока в голове строился новый план, а параллельно Аня изо всех сил старалась отогнать жгущий щеки и совесть стыд, руки взялись за дело. Забросить овощи и гипнотизировать их взглядом, прося побыстрее вновь вскипеть…
Замереть, прислушаться… Понять, что из спальни Высоцкого по-прежнему не доносится ни звука. Потянуться за солью, забросить щепоть…
Снова замереть, прислушаться… Выдохнуть, потому что опять тишина. Прокрасться к холодильнику, достать зелень, взять доску, нож, изрубить как можно мельче, согнать ножом в суп, чтобы с зеленью тоже немного прокипел…
Замереть, прислушаться… Дальше — быстренько помыть испачканную посуду, потянуться за ложкой, зачерпнуть немного жидкости и кусочек картошки, подуть… Еще раз подуть, попробовать, задуматься…
Дальше снова за солью… И немного перчика. Самую малость. Просто, чтобы был, как всегда у бабушки… Она никогда не борщила с пряностями, во всем знала меру.
Накрыть крышкой, оставить еще на пару минут на тихом огне, выдохнуть, потому что, кажется, полоса препятствий практические преодолена. И тут же напрячься до ноющей боли в мышцах вдоль хребта, потому что вновь такие чуткие уши слышат звук открывающейся двери из хозяйской спальни.
Аня стояла спиной, настойчиво делая вид, что крайне увлечена рассматриванием блестящей крышки суповой кастрюли, но с легкостью могла бы воспроизвести по звукам каждое движение Высоцкого.
Он вышел из спальни, остановился на мгновение, судя по всему оценивая обстановку… Аня отчего-то надеялась, что ему внезапно понадобилось уехать, и он просто пройдет мимо, не сказав ни слова. Второй, не самый плохой вариант был бы, если направится в гостиную, чтобы занять «опороченный» ею диван. Третий, худший, в голове прокрутить Аня не успела, но получила в реальности.
Судя по звуку шагов, он направился к кухне. Остановился у стола, поставил на него ноутбук, сел…
И вроде бы по логике вещей пора перестать делать вид, что она — замершая во время игры «море волнуется» фигура, но Аня так и стояла бы дальше, если не вздрогнула от обращенного к ней вопроса.
— Выспалась?
Щеки привычно вспыхнули сразу. Так же, как сразу задрожали руки. И голос наверняка тоже задрожал бы, произнеси Аня хоть что-то, но она не рискнула.
Оглянулась, посмотрела на мужчину мельком, кивнула. Понимала, что выглядит глупо, и вопрос был задан с иронией, но это все, что удалось из себя выдавить.
После чего Аня снова отвернулась, возвращаясь к гипнотизированию крышки…
— Я тебе не помешаю? Мне здесь лучше работается.
Услышав новый вопрос, удивилась еще сильней. Снова оглянулась, потратила на взгляд еще меньше времени, почти сразу его опуская, потому что Высоцкий зачем-то смотрел на нее, а не привычно уже на экран своего ноутбука. Кажется, в самом деле ждал ответа…
Девушка же только плечами передернула, издавая очередной мысленный стон. Ну что ж она за трусиха-то такая? В чем проблема просто по-человечески разговаривать? Почему именно с ним это ей удается крайне редко?
Получив одобрение, Высоцкий занялся своим делом, Аня же постаралась взять себя в руки. Несколько глубоких, предположительно не очень бросающихся в глаза вдохов, легкое покашливание, чтобы голос не сорвался, уверенное движение пальцем по панели, выключающее подогрев, решительный (насколько это слово вообще применимо к ней) поворот, решительный же взгляд…
— Простите. Я заснула… И спасибо, что выключили плиту. Я бы век не расплатилась, случись что-то из-за моей безалаберности…
Высоцкий слушал, снова не глядя на нее. На последнем слове усмехнулся, перевел взгляд. Смотрел несколько секунд, о чем-то думая, потом сделал микродвижение плечом, которое и заметить-то могла только такая, как Аня. Девушка, настроенная ловить любые полутона его настроения. Зачем-то.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Кто-угодно может заснуть. И ничего не случилось бы. Не выключи плиту я — она выключилась бы сама. Не бери в голову.
Для ожидавшей разбора полетов Ани произнесенные слова показались громом среди ясного неба. Она даже повторила их дважды про себя, чтобы полноценно понять смысл.
— И за плед спасибо.
Пожалуй, Высоцкий предпочел бы, чтобы они закрыли на этом тему, девушка это понимала, но благодарность сама слетела с девичьих губ.
Аня снова была удостоена короткого взгляда.
— Мне кажется, ты перегибаешь по части благодарностей и извинений, Аня. Рядом с тобой я чувствую себя попеременно палачом и святым. А ты то готовишься к казни, то своими глазами наблюдаешь, как я хожу по воде. Но накинуть плед — это не чудо. А уснуть — это не повод посыпать голову пеплом.
У Высоцкого снова получилось нравоучительно, но снова правдиво. Настолько, что Ане и добавить было нечего — только кивнуть, глядя в пол.
— Все равно спасибо. Если бы не вы — бабушка осталась завтра без обеда.
Корней не ответил — просто кивнул. На кухне повисла тишина. Для мужчины, наверное, вполне привычная, Аня же изо всех сил старалась не чувствовать себя, будто на ножах, но получалось так себе. Желание побыстрее ретироваться никуда не проходило ни на минуту, когда Высоцкий был рядом. Даже если их разделял широкий стол.
— Почему ты готовишь сама? Я же говорил, что можешь заказывать, что нужно, у Ольги. Или она тебе отказала? — новый вопрос застал врасплох. Аня опять вскинула взгляд, с огромным энтузиазмом начала качать головой, чтобы Высоцкий не мог усомниться в ее ответе.
— Нет! Нет, я у Ольги не просила! Я… Просто подумала, что сама справлюсь. Да и это ведь бабушке… Не хочу напрягать ни вас, ни Ольгу…
Ответила искренне, надеясь, что Высоцкого тот самый ответ устроит. И он даже кивнул, как бы его принимая, но прошло несколько мгновений, он как-то тяжеловато вздохнул, захлопнул крышку ноутбука, чтобы подвинуть его в сторону, а сам вперил взгляд в ее лицо. Смотрел прямо в глаза, очевидно не стесняясь. И пусть Ане очень хотелось, отвести свои она не могла. Это было бы слишком трусливо.
— Чем больше Ольга делает в квартире — тем больше денег получает. Так что ты благородно не даешь человеку заработать. Для меня эти деньги роли не играют. У тебя есть другие занятия. Судя по всему, ты не высыпаешься. Облегчи себе жизнь, Аня, раз есть такая возможность. Поверь, это приятно.
— Мне не сложно…
Аня не сомневалась, что очередной «урок» от Высоцкого прочно засядет в памяти, всплывая позже в самые неожиданные… И внезапно нужные моменты, но ответить «хорошо, я так и сделаю» почему-то не смогла.
Своим же вариантом ответа вызвала у мужчины улыбку. Еле заметную, коснувшуюся уголков губ.
— Вот ты вроде бы боишься меня, но вечно споришь. Как так получается? — на словах «боишься меня» девичьи щеки побили новый «румяный» рекорд, а на вопросе запылали уже уши.
Она не тешила себя надеждами, понимала, что ее страх скорее всего очевиден для Высоцкого. Разве что надеялась, что обсуждать они его не будут. Но, кажется, нет.
— Бабушка говорит, это врожденное упрямство. Семейное. От… Дедушки…
Аня произнесла тихо, глядя на руки мужчины, расслаблено лежавшие на глянцевой столешнице. У нее у самой были длинные, даже утонченные, пальцы. И Ане это очень нравилось. А еще очень помогало в игре. Но глядя сейчас на руки Высоцкого, Ане почему-то показалось, что ее ладонь по сравнению с его будет миниатюрной. А те самые пальцы — коротковатыми. Промелькнула шальная мысль — сравнить, попросив раскрыть ладонь и подставив свою, но тут же стало неловко… Слишком это очевидная глупость. Но руки… Руки красивые. Да и не руки ведь тоже…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})