Когда Коннели появился в Эшфорде, здесь уже действовал игорный дом Джексона. Но профессиональные шулера редко добирались до этих диких гор, и Коннели мало-помалу втянулся в местную жизнь. Обзавелся небольшим табуном и растил племенных жеребцов на ранчо за озером.
Мало кто знал, что Коннели промышляет охотой на беглых преступников. В этих диких краях ему была знакома каждая тропинка, и он умел выбирать место для засады. А о том, что в его краях появился очередной фигурант розыска, Коннели узнавал от своих бывших партнеров по игорному бизнесу, которые все вдруг заделались крутыми законниками и позанимали шерифские, а то и маршальские кабинеты в соседних округах.
Так он и жил-поживал, мирный скотовод с несколько необычным хобби. Но однажды после удачной сделки он заглянул в заведение Джексона и безошибочно распознал среди обычных посетителей настоящего шулера. Коннели вступил в игру, предварительно договорившись с Джексоном и его работниками. Как всегда, он позволил шулеру сорвать приличный куш, а потом затеял спор. К сожалению, в этот раз все вышло не так, как обычно. Шулер был не одинок. Его команда прикрытия тут же сорвала честное разбирательство, над зеленым сукном сверкнули стволы "деринджеров"[18], и Коннели получил две пули — в плечо и в грудь. Но раны только разъярили его, и он, истекая кровью, успокоил всех троих противников ножкой от покерного стола, а потом связал их обрывками их же собственных панталон.
Суд присяжных приговорил шулеров к изгнанию из города, причем от всего имущества у злодеев остались только шляпы. На том же заседании суда Коннели был впервые избран шерифом.
Это было давным-давно, однако повадки простака и недотепы проявлялись у Коннели каждый раз, когда он сталкивался с каким-нибудь новым делом. И Степан Гончар понимал, что мистеру Штерну трудно будет бороться с раздражением и спокойно отвечать на вопросы туповатого и полуграмотного блюстителя законности.
Он рекомендовал рабочим заглянуть в салун Виттакера, а сам отправился в гостиницу и попросил миссис Китс приготовить ванну. Ему не терпелось смыть с себя пыль и вытряхнуть песок из одежды, но еще целый час он возился с Тучкой в конюшне. Там его и застал доктор Аткинс.
— Да, старина, жаркий сегодня выдался денек. — Доктор обмахивался шляпой и вытирал платком розовую лысину, обрамленную седым венчиком. — Говорят, вы попали в переделку?
— Пустяки.
— Не хотите об этом говорить?
— Не о чем говорить. — Гончар подсыпал в кормушку свежего овса и вышел из денника. — Обычное дело. Не сравнить с тем, что выкинул Уоллес.
— Да, такое случается нечасто, — согласился Аткинс. — В прошлом месяце, я слышал, в Ивенстоне был похожий случай. Ни с того ни с сего застрелился Эд Палмер. Вы наверняка его знали.
Конечно, Гончар знал Палмера, скаута, который водил кавалерийские патрули по границам индейских резерваций. Отчаянный драчун и картежник, бабник и пройдоха, неугомонный рассказчик одних и тех же скабрезных историй…
— Кто сказал, что Эд застрелился?
— Его нашли в палатке на берегу реки. Говорят, у него были большие карточные долги. Он собирался отправиться на золотые прииски, но потом как будто записался в какую-то экспедицию. Очень этому радовался, обещал, что через месяц расплатится со всеми и даже купит ферму. Вот как бывает, — заключил доктор Аткинс.
— Говорите, это было месяц назад? Кажется, я знаю, в какую экспедицию он вербовался. Тогда возле Ивенстона околачивался тот самый тип, который сейчас беседует с нашим шерифом и судьей.
Аткинс кивнул с таким видом, словно и не ожидал услышать ничего иного.
— Мне бы очень хотелось, старина, чтобы я ошибся. Но боюсь, что и Эда, и нашего Билла просто застрелили. Вы видели рану Уоллеса?
— Я не разглядывал, — признался Гончар. — Кровь. Дырка рядом с ухом. Копоть на коже. Вся щека в копоти.
— Да, копоть имеется. На щеке. А на руке ее нет. Понимаете, старина? У Уоллеса был старый-старый револьвер. Он не любил из него стрелять, потому что изо всех щелей било пламя. Но я осмотрел руку. Никаких следов копоти. А на щеке есть. Копоть. Но без пороха. Я смотрел через лупу. У меня мощная лупа, но я не заметил вокруг раны ни одной порошинки. Понимаете, старина?
— Нет.
— Ну, подумайте сами. Выстрел. Из ствола вылетает пуля, пламя и остатки пороха, так? Если бы он стрелял в упор, весь порох просто не успел бы сгореть и остался бы на коже.
— Значит, стреляли не в упор, — сказал Степан Гончар. — Значит, стрелял не Уоллес, а кто-то другой. А потом положил револьвер возле руки. Все подстроено. Вы это хотите сказать, док?
— Да. Но я хочу сказать это именно вам, старина. Не Коннели, а вам.
— Почему? Вроде шериф тут он, а не я.
— Да. Он шериф. А вы, старина, — проводник. Как Уоллес и Палмер. Но не совсем такой же, как они. Если с вами что-то случится, старина, всем нам будет очень плохо.
Доктор Аткинс надел шляпу, спрятал платок в карман сюртука и добавил:
— Жаркий сегодня денек. И похоже, что жара еще усилится. Сейчас хорошо бы забраться в горы на пару недель. Вы не собираетесь навестить свою родню?
— Нет, — сказал Степан Гончар, выходя вместе с доктором из конюшни. — У меня еще слишком много дел в городе.
Хорошо, что доктор Аткинс не спросил, какие именно дела удерживают Гончара в городе. Потому что тот собирался всего лишь принять горячую ванну, а потом провести вечер в салуне, слушая пение мадам Нимур. Ни салуна, ни ванны не было в резервации шайенов, где жила сейчас его индейская родня.
Миссис Китс, погруженная в обычные хозяйственные хлопоты, сегодня еще не выходила на улицу, но каким-то образом она уже знала все о последних событиях.
— Никто не верит, что это самоубийство, — заявила она, подавая кофе, когда Гончар, облачившись в прохладную свежую рубашку, сел к столу. — Шериф, конечно, тоже не верит. Но ему лень искать убийц.
— Мне показалось, он все-таки их ищет.
— Если вы об этом столичном прощелыге, то это пустой номер. Убийцы не оставляют визитных карточек. Шериф зря тратит время на разговоры. Полагаю, если бы сейчас у него не гостил судья Томсон, наш Коннели и с места бы не сдвинулся для раскрытия дела.
Она подошла к окну и сурово добавила:
— Да и судье тоже не нужны лишние хлопоты. Полюбуйтесь, вот они, все трое, на крыльце. Прелестное зрелище, нечего сказать.
На крыльце полицейского участка Фредерик Штерн стоял рядом с шерифом и судьей. Все трое одновременно раскурили толстые сигары с видом людей, закончивших тяжелую работу.
Помощники шерифа и бородачи в плащах собрались возле крыльца, сюда же подошли рабочие из экспедиции, сбежались мальчишки, рядом останавливались прохожие, и скоро на площади скопилась небольшая толпа. Все ждали каких-то слов от шерифа или судьи.