Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну разве мне не повезло, Дейви, что я убедила Рамзи приехать пожить у меня? Как компаньон он бесподобен. Учителем он тоже был бесподобным? Не думаю. Но он очень милый.
— Лизл, Дейви еще подумает, что мы любовники. Я здесь, конечно, для того, чтобы составить компанию Лизл, но в не меньшей мере и потому, что здешний климат полезен для моего здоровья.
— Будем надеяться, что он и для здоровья Дейви полезен. По нему видно, что он был серьезно болен. Но кажется, Дейви, вы идете на поправку? И не пытайтесь отпираться.
— Откуда тебе это известно, Лизл? Он и в самом деле выглядит лучше, чем когда я видел его в последний раз. Но это и неудивительно. Но с чего ты решила, что он здесь лечится?
— Да ты посмотри на него, Рамзи. Ты что же думаешь, что я прожила столько лет рядом с Цюрихом и не научилась узнавать тех, кто лечится у психоаналитика? Он явно работает с одним из юнгианцев — исследует свою душу и переделывает себя заново. У какого доктора вы лечитесь, Дейви? Я знаю некоторых.
— Понятия не имею, как вы догадались, но отпираться действительно бесполезно. Я уже чуть больше года посещаю фрейлейн доктора Иоганну фон Галлер.
— Ио фон Галлер! Я знаю ее с пеленок. Мы не то чтобы подруги, но знакомы. Вы в нее еще не влюбились? В нее влюбляются все ее пациенты мужчины. Предполагается, что это входит в курс лечения. Но она ведет себя очень порядочно и никому не делает никаких авансов. Думаю, что с таким преуспевающим мужем юристом и двумя почти взрослыми сыновьями другого и быть не может. Ах да, она, конечно, не фрейлейн, а фрау доктор. Но вы, вероятно, говорили по-английски, а потому этот вопрос и не возник. Ну, после года с Ио вам надо бы как-нибудь развеяться. Жаль, что мы не можем обещать вам по-настоящему веселого Рождества в Зоргенфрее; там будет скучновато.
— Не верь этому, Дейви. Зоргенфрей — настоящий заколдованный замок.
— Ничего подобного, но, по крайней мере, атмосфера там будет более сердечная, чем в санкт-галленской гостинице. Может, прямо сейчас и поедем?
Вот так оно все и получилось. Через час после ленча я, взяв свои вещи, уже сидел рядом с Лизл в красивом спортивном автомобиле, а Рамзи со своей деревянной ногой расположился на заднем сиденье вместе с моим чемоданом. Автомобиль помчался на восток из Санкт-Галлена в направлении Констанца и, как его там, Зоргенфрея. Интересно, что это? Может, одна из частных клиник, которых в Швейцарии полным-полно? Дорога все время шла вверх, и наконец, проехав около полумили по сосновому леску, мы оказались на горном уступе — с него открывался вид, от которого перехватывало дыхание. В прямом смысле перехватывало — воздух тут был холоднее и разреженнее, чем в Санкт-Галлене. А на уступе возвышался Зоргенфрей.
Зоргенфрей похож на Лизл — кошмар, но глаз не оторвать. В Англии такой стиль назвали бы «возрождение готики».[107] Не знаю, есть ли в Европе аналоги. Шпицы, узкие окна со средниками, на входе — приземистая башня, а где-то вдалеке торчит, словно карандаш, другая, гораздо выше и тоньше. Но повсюду нескрываемый дух больших денег и девятнадцатого века. Внутри масса медвежьих шкур, гигантская мебель, изукрашенная резьбой до последнего дюйма, — фрукты, цветы, птички, зайчики и даже (на сооружении, напоминающем алтарь мамоны, но, вероятно, все же являющемся буфетом) гончие в натуральную величину, у шести из которых к ошейникам прикреплены настоящие бронзовые цепочки. Это замок грез какого-нибудь магната, почившего в бозе лет сто пятьдесят назад, замок вполне в духе цивилизации, давшей миру среди массы других полезных вещей музыкальную шкатулку и часы с кукушкой.
Мы прибыли часов в пять вечера, и меня провели в эту комнату, не уступающую по размерам залу, где заседает совет директоров «Кастора», и вот я не упускаю шанса зафиксировать в дневнике последние события. У меня голова идет кругом. В чем тут дело — в воздухе или в компании Лизл? Я рад, что приехал сюда.
Позднее: По-прежнему ли я рад, что приехал? Сейчас уже заполночь, и я провел самый напряженный вечер с моего отъезда из Канады.
Этот дом тревожит меня, и я не могу понять почему. Величественные дома, дворцы, шикарные загородные виллы, комфортабельные коттеджи — я знаю их либо как гость, либо как турист. Но это сооружение, на первый взгляд архитектурная шутка, — самый жуткий из всех домов, куда мне доводилось входить. Можно подумать, архитектор прежде только тем и занимался, что сказки братьев Гримм иллюстрировал, поскольку дом наводнен призраками, но не беззубыми диснеевскими, а жутковатыми призраками начала девятнадцатого века. Правда, когда приглядишься, возникает впечатление, что дом строился со всей серьезностью и архитектор был явно не лишен таланта, потому что дом хотя и огромен, но все же остается домом для жилья, а не архитектурным капризом, парковой руиной. На клинику он тоже не похож. Думаю, это дом Лизл.
Зоргенфрей. Без забот. Сан-Суси.[108] Как раз такое имя может дать человек, лишенный воображения, загородному дому в глуши. Но здесь есть что-то, никак не согласующееся с мыслью о богатых буржуа, отдыхающих от делания денег.
Спустившись к обеду, я увидел Рамзи в библиотеке. То есть в английском загородном доме эта комната была бы библиотекой, удобной и приятной, но в Зоргенфрее впечатление гнетущее. Полки вздымаются рядами к высокому крашеному потолку, на котором декоративным готическим шрифтом что-то начертано; кажется, это десять заповедей. Здесь стоит огромный глобус Земли, против которого расположился не менее огромный небесный глобус. У одного из окон, выходящего в сторону гор, смонтирован большой телескоп, которому, по моей оценке, не менее сотни лет. На низком столике находится очень современный предмет, при ближайшем рассмотрении оказавшийся латунной рамой, в которой, одна над другой, закреплены пять шахматных досок. На каждой доске — фигуры, пять неоконченных партий. Доски изготовлены из какого-то прозрачного материала, а потому можно, глядя сверху, увидеть положение фигур на всех нижних досках. В камине вовсю горел огонь, перед ним сидел Рамзи и грел ноги — родную и деревянную. Он моментально почувствовал мое настроение.
— Необычный дом, правда?
— Очень. Вы здесь и живете?
— Я что-то вроде постоянного гостя. Так гостевали в восемнадцатом веке. Знаешь, люди, имевшие интеллектуальную жилку, держали в доме философа или ученого. Лизл нравится моя болтовня. А мне — ее. Не очень обычный для канадского учителя способ доживать дни, правда?
— Вы никогда не были обычным учителем, сэр.
— Не называй меня «сэр», Дейви. Мы же старые друзья. Твой отец был моим самым старым другом… если это можно назвать дружбой. В чем я иногда сомневаюсь. Но ты уже не мальчишка. Ты известный адвокат по уголовным делам. То, что раньше называли «знаменитая мантия». Все дело, конечно, в том, что у меня нет имени, которым бы меня называли все мои друзья. Как вы меня звали в школе? Пробка? Пробка Рамзи? Глупое прозвище. Протезы давно уже не делают из пробки.
— Если хотите знать, вообще-то мы звали вас Уховерткой. Из-за вашей привычки копаться в ухе мизинцем.
— Правда? Не думаю, что мне это очень нравится. Называй-ка меня лучше Рамзи, как это делает Лизл.
— Как я слышу, она вас называет «дорогой Рамзи».
— Да. Мы довольно близкие друзья. А какое-то время были даже больше, чем друзья. Это тебя удивляет?
— Вы только что сказали, что я опытный адвокат по уголовным делам. Меня ничто не удивляет.
— Никогда так не говори, Дейви. Никогда так больше не говори. В особенности в Зоргенфрее.
— Вы же сами только что сказали, что это необычный дом.
— О да. Это настоящее чудо на свой особый манер. Но я не совсем это имел в виду.
Нас прервала Лизл, возникшая через дверь, которой я прежде не замечал, поскольку та была надежно замаскирована — встроена в полки и покрыта фальшивыми корешками. На Лизл было что-то вроде мужского вечернего костюма из темного бархата, в котором она выглядела удивительно элегантно. Ее лицо Горгоны давно перестало меня шокировать. Рамзи повернулся к ней, как мне показалось, не без волнения.
— А сам за обедом будет?
— Наверно. А почему ты спрашиваешь?
— Просто подумал, когда Дейви с ним познакомится.
— Не суетись, дорогой Рамзи. Суетливость — признак старости, а ты отнюдь не стар. Скажите-ка, Дейви, вы когда-нибудь видели такую шахматную доску?
Лизл принялась объяснять правила игры, и оказалось, что партия ведется на пяти досках одновременно пятью наборами фигур. В первую очередь необходимо забыть все, что знаешь об обычных шахматах, и научиться одновременно думать как в горизонтальной плоскости, так и в вертикальной. Я, будучи довольно сильным игроком — правда, Парджеттера так в свое время и не победил, — был настолько озадачен, что даже не заметил, как в комнате появился еще один человек, и вздрогнул, услышав голос:
- Лира Орфея - Робертсон Дэвис - Классическая проза
- Атлант расправил плечи. Книга 3 - Айн Рэнд - Классическая проза
- Мир чудес - Робертсон Дэвис - Классическая проза