её уже понесло. Потому что стараниями соседок гостью ловко стали спаивать забавы ради.
Воду в заднице уже лордесе не удержать. Про Беринга Шатура своего рассказала горделиво. Вероятно, это попытка меня расшевелить. А может слабое утешение.
— Так и сколько твоему Берингу циклов, раз так давно к вам целым послом приезжал? Уже ж был не молодой, — брякает охмелевшая Мунира, хлопая голубыми глазищами навыкате.
— Циклов тридцать, но это не важно, — отмахивается Инесса.
— А то и все сорок, — подтрунивает Зоррин и мне на плечо голову опускает. — То ли дело Крис, самец, каких поискать, стреляет, так стреляет.
Ржут охмелевшие соседки. А я мысленно за голову хватаюсь. Но всё внимание Инессе, до которой ещё больше докапываются.
— Ты вот гордишься, что девственно чиста, — говорит Дениз сексуальным тоном, периодически на меня посматривая. — Так и распечатает твой Беринг тебя разок. А дальше ты уже как все. Что делать будешь?
Смеются девки. За соседними кострами тоже солдаты взрываются от смеха, балакая о своём. Всем весело, ночь уже в лесу.
— Таков закон пред брачным союзом, — отвечает Инесса заплетающимся языком. — Беринг ценит не только девственность, но и образованность, начитанность, ум.
— Ага, — хмыкает Мунира. — Любой мужчина в женщине ценит лишь одно.
— И что же это? — Фыркает Инесса.
— Умение ублажать. А если ты в постели бревно, на второй раз мужчине ты уже не понадобишься, как и твой внутренний мир. У него с мужиками всяко интереснее разговоры, чем с молодой девкой, жизни не видавшей.
Инесса зарычала. Ей сразу дали вискаря горлышко прополоскать. Подсунули, не спрашивая.
— И что мне делать? — Раздалось после жгучего выдоха с отчаянием в голосе
— Нет, ну мы тебе поможем, только попроси, — выдала Дениз, вероятно к этому и подводя.
Им что, молодого нежного мяса захотелось?
— Так помогите, — выпалила Инесса!!
Суккубки аж встрепенулись и посерьёзнели, стали переглядываться. А у меня между ног градус подскочил, но не сильно пока. Лихетта на меня посматривает хитро. Ну чего? Чувствует ведь ляжками, что член мой периодически дёргается.
— Инесса! — Раздалось строгое. А вот и Белоис подгрёб обеспокоенный.
— Да папенька, — прощебетала тоненько наша гостья дохлой птичкой.
— Время позднее, а ну быстро в палатку, — рыкнул и уже себе под нос: — чего удумала с кем вязаться, дура.
Воительницы выдохнули с тоской, когда «свежее мясо» вскочило и, чуть не споткнувшись, шатаясь, побежало за отцом.
— Командир, местечко освободилось, — выпалила сисястая. — Не хочешь присесть? А я к Крису на коленки.
— Он к вашим услугам, сёстры, — ответила сотница с иронией, поднимаясь из моих объятий.
Застонал тихо, распрямляя одну ногу, затем вторую.
— Не, всё, — брякаю, почувствовав неимоверное облегчение.
Что Лихетта крупненькая, что Дениз мясная. То ли дело ту же Зоррин или Селину на коленки сажать, как пушинки, небось.
Погрустнели девушки и задумались. Тишина неловкая повисла. Чувствуя свою обязанность, как единственного мужчины на земле, развлекать их дальше, перемещаю магнитофон к нашему сборищу.
Ахнули в голос девицы.
— Крис, ты всегда полон сюрпризов, — прокомментировала Лихетта восторженно. — И что это за штуковина такая?
— Сейчас, крошки, всё узнаете, — брякаю и включаю.
Вивальди «Времена года» как заиграло с середины! У суккубок волосы дыбом, две свалились назад, хвосты взъерошились, глаза почернели. Солдаты за соседним костром что в десяти — двенадцати метрах от нас аж подскочили.
Смеюсь гадко, пока приходят в себя.
— Шарманка что ли? — Первой подала голос Лихетта, проявив здоровую заинтересованность.
— В Градире вроде как делают кузнецы, — раздаются ещё комментарии. — Но там, кажется, побольше коробка.
— Можно посмотрю, — брякнула Зоррин, выхватывая магнитофон из рук.
Забавно, что на музыку всем наплевать, само устройство заинтересовало. У Зоррин технику выхватила соседка слева, у той другая. Кнопки начинают клацать! Музыка прекращается.
Вот дикари, посмеиваюсь себе под нос.
— Сломала, — ахает Лихетта, грозя кулаком сестре. — Крис, прости.
— Да нажмите там на кнопку с треугольником, — говорю спокойно. — Да не эту.
— Дай, растяпа, — выхватывает у воительницы Дильбар и начинает крутить и жать на всё подряд.
У неё уже сисястая Дениз отнимает, потому что музыку так и не включили. Радио зашипело! Суккубка чуть со страха магнитофон в костёр не выкинула. Нервно стала елозить по панели, лишь бы быстрее избавиться от мерзкого для местных звука и задела колёсико переключения волны.
Я уже пробовал сдуру ловить радиоволны на Утёсе. Полное отсутствие каких — либо сигналов. Поэтому сижу спокойно. Пока шум на мгновение не сменяется каким — то необычным звуком!!
— Дай, дай быстрее! — Вскакиваю с холодеющей грудью, отбирая магнитофон. Кажется, это был чей — то голос в эфире!!
Глава 25. На заводи лесорубов
Затаив дыхание, удлиняю антенну и кручу колесико, вылавливая сигнал. Суккубки вокруг не дышат, моя реакция их напугала или, по крайней мере, насторожила.
— Всё в порядке, Крис? — Шепчет Лихетта, решаясь подать голос первой.
— Тише, — прерываю её, концентрируясь на поиске.
Шутки — шутками, дурачимся мы — это одно. Но воительницы чувствуют, когда лучше не вякать мне под руку.
Пару раз проскочил волну, но уловил всплеск в эфире! Кручу медленнее, вслушиваюсь.
— …бесный замок, приё… — и зашипело!!
Сердце задолбило чаще от осознания… Этот язык!! Уже ставший чужим, ушедший в прошлое, как сон, родной мой русский язык в эфире. Русский, мать вашу, язык!! Да, пробудившись, я сразу стал всех понимать. Словно высшие силы даровали мне умение владеть языком местных. Я не придал этому значения, решив сперва, что они все говорят на русском, пока иероглифы на занятиях не увидел.
В какой — то момент уже на Утесе я вдруг подумал, а как же будет звучать мой родной язык устами парня. Слова произносились моим ртом неловко, с акцентом ломаным, будто язык и глотка не приспособлены к произношению вообще.
«Кошаки» тогда шары выкалили, не поняв ни единого моего слова. Уши прижали и, похоже, испугались, будто язык мой, как зов из самой преисподней.
Пробую выловить волну. Через мощнейшие помехи пробивается монотонный голос, будто через рацию сигнал!
— … приём. Поиск выжи…шшш…жается. Это небесный замок, приём, — вроде голос мужской, сдавленный сильно, искажённый.
— Ищу по всплескам, — раздаётся женский более чёткий! — Приё…
Зашипело. Кручу туда — обратно с бешеным сердцем, бьющим в барабанные перепонки. Но такое ощущение, что… всё. Эфир окончен.
Поднимаю глаза, отдышаться хочу. Суккубки смотрят на меня с глазищами, полными ужаса.
— Если это зов поглотителей Драконов, сожги свою штуку, Крис, — выпалила Лихетта на полном серьёзе.
— Этот мерзкий язык, похож на изречения Вестников чёрного барьера, — раздаётся от сестёр вдогонку. — Лучше слышать зов Высшего, чем это. Да я забыла, как дышать.
Вырубаю магнитофон и убираю спешно за брёвнышко. Лихетта косится недоверчиво. Конечно, они нихрена не поняли. А я вот понял кое — что.
«Небесный замок» — это чей — то позывной. Обмен в эфире шёл с другим объектом, а точнее с девушкой. Он сказал, что поиск выживших продолжается. А она — иду по всплескам. Ищет она? А он, как база, координирующая место сбора выживших? Каких выживших только?
У нас здесь все живы, ребят. Где вы ищите — то⁈ Может эфир идёт с Мёртвого плато Морс, которое заслоняет нас на Чёрный сезон от солнца? Как раз плато приближается, чтобы нас накрыть. И эфир пошёл соответственно, потому что сигнал сумел сюда добить.
Какие ещё могут быть объяснения?
— Крис? — Раздаётся от Зоррин обеспокоенное. — У тебя всё хорошо?
— Да, да, всё хорошо, — отвечаю спешно и даже давлю улыбку. — Так на чём мы остановились, малышки?
Суккубки смотрят с некоторой растерянностью, но уже более расслаблены. Однако серьёзные мины с лиц не сходят.
— Крис, прости, — начала вдруг Лихетта неуверенно, меняя тему. — Ты свой клинок засветил перед сёстрами и не раз, а молчать я уже не могла.
— Ну и? — Хмыкаю и перемещаю «Синий мрак» в руки, наблюдая, как у девушек глаза расширяются.
Столько для чертовок потрясений за вечер. Даже не верится, что смог так их встряхнуть.
— Расскажи, как Уцарию убил, — просит, буквально умоляя Лихетта.
Вздыхаю тяжело, глаза сквозь костёр смотрят. Не хочу я это вспоминать, сестрицы. Но ведь так пытливы ваши взгляды сейчас.
— Что ж, но здесь без ста грамм