мужчина, вплетает пальцы в мои волосы, дергает к себе поближе. Какую-то секунду жмурюсь.
— Хочу твой дерзкий ротик. Сделай, как раньше, — шепчет он и расстегивает ремень, успевая меня запугать до подкатившихся слез и спазм в горле, — это стимул быть хорошей девочкой, — скалится Максим.
Снимает брюки, откидывая их куда-то в сторону, притягивая меня к своему уже подрагивающему члену. Он не говорит что хочет, а я и не спрашиваю, все прекрасно соображая. Недовольно поджимаю губы.
Почему он так груб?
Тяжело дышу, подхватывая его своими руками, осторожно поглаживая, в то же время поглядывая на мужчину, который закрывает глаза от блаженства.
— Расцеловывай, — хриплый приказ.
Подчиняюсь не сразу, только когда он дергает руку, надавливая на мой затылок. Одной рукой поглаживаю его член, и целую напряженными губами, ощущая ими обжигающий жар его похоти.
Поглаживаю его решительней, меняю поцелуи на свой рот, начиная упрямо сосать, поглядывая на него снизу, наблюдая и предугадывая, как воздействовать, чтобы довести Максима до скорой кульминации.
Когда Гордеев перехватывает в свои руки ремень, я едва не кусаю его из-за растерянности, своевременно совладев с эмоциями. Максим прокладывает ремень за моим затылком. В очередной раз, когда я втягиваю его член в рот, Гордеев умышленно углубляет проникновение, насаживая меня с помощью ремня. Я задыхаюсь, и может быть какого-то паршивца укусила бы за такую внезапную жесткость, но в моем рту не член какого-то простого паршивца.
У меня во рту член Господина Гордеева, который за укус может проучить до чрезвычайности беспощадно, например, выбить зубы.
Задыхаюсь. Дрожу от сомнительных ощущений, борясь со рвотным рефлексом из-за глубоко проникновения члена. Слезы уже давно текут по щекам, пока он нещадно трахает мой рот… Это кажется не минетом, а нещадной пыткой. Когда он бурно кончает, то изливается мне в рот, ослабив хватку, заставляя слизать его удовольствие с собственного члена.
— Моя умница, — поглаживает по голове, как какого-то послушного щенка. Он трудно дышит, прикрывая глаза от каждого моего движения губ. — Моя умница…
— Все? — спрашиваю я, скорее всего, немного грубо, ведь взгляд Гордеева стает крайне острым, а брови двигаются к переносице.
— Как поживает твоя соблазнительная попа? — интересуется он, поглаживая большим пальцем мою щеку.
— Ненавидит тебя, — бурчу себе под нос, опустив глаза.
— Не слышу, — переспрашивает он, поддев мой подбородок.
— Болит, — громче отзываюсь я. — Хочешь расцеловать, чтобы болело меньше? — язвительный вопрос срывается с языка. Щеки наливаются горячим смятением, когда я смотрю на изумленное лицо мужчины, явно не ожидающий такого вопроса.
— Весьма заманчиво, — Максим подхватывает меня за талию, принуждая меня подняться на ноги.
— Я шучу, — встрепенулась я, увидев, насколько мужчина стал опасным. — Попросту неуклюжая шутка, — нервозно смотрю на ремень, который свисает с его колена.
— Неужели? — он меня поворачивает к себе спиной, очень медлительно и бережно потянув широкие штаны вниз. Я содрогаюсь, когда он пробегается пальцами деликатным жестом по багровым синякам, которые ни на секунду не давали о себе забыть.
И я пораженно выдыхаю, когда он целует ягодицу одну, а затем вторую, любвеобильно поглаживая.
— Теперь саднит меньше? — слышу насмешливое.
— Определенно! — заверяю я его, не желая возражать и, вообще, трепать языком, когда мои эмоции зашкаливают. Могу сказать, что не следует… А наученная наказанием понимаю, что ничем хорошим такие воспитательные уроки точно не закончатся.
Максим заставляет пискнуть и сжаться, когда оставляет легкий шлепок. Он слабее игривого, но я все равно содрогаюсь от внезапности и повышенной болезненной чувствительности.
— Ложись спать. Завтра я уделю тебе время, — он уступает мне место, поднимая покрывало, разрешая улечься и наблюдать за тем, как он, блестая своими подтянутыми ягодицами, выходит из комнаты.
Мне привиделось, или это была угроза?!
Часть 11.2
Внезапно открыв глаза — содрогаюсь. Сердце болезненно закололо от острого испуга.
Он неподвижно лежит и непрерывно смотрит на меня практически не мигая. Я напрягаюсь, резко выдохнув. Частично стало не по себе. Долго он так… Лежит и смотрит на то, как я сплю? И почему Гордеев здесь, если сегодня рабочий день?
Черт, так вот к чему были слова о времени, которое он мне хочет уделить… Господин Гордеев сегодня проведет целый день дома. Плохая, очень плохая идея!
— Доброе утро, — выдавила я из себя, волнительно осмотрев лежащего на правом боку мужчину, который будто рассматривал каждый сантиметр моего тела, тонко подмечая любую незначительную деталь моего лица.
Максим растягивает губы в очаровательной улыбке.
— Доброе утро, — повторяет он, — не хотел тебя разбудить, — приподнимается на локоть, второй рукой обвивая мою талию. Гордеев подтягивает меня к себе поближе. Ощущаю, что Максим лежит обнаженный, взбудораженный и горячий.
Сразу же хочу отодвинуться от него подальше, но хватка на талии немедля крепнет. Он чересчур упрямый в каждом своем жесте, и, наверное, меня это жутко притесняет. Я под мужской властью, чего прежде неизменно сторонилась. Гордеев тот еще деспот, причем большущий любитель воспитательных дисциплинарных наказаний…
Не знаю, почему безжалостная судьба внезапно повернулась ко мне задним местом, но сейчас я прочувствовала всю безвыходность своего положения.
— Ты красивая, — неожиданно говорит он, заглядывая мне в глаза. От такого особо пристального внимания я смущаюсь, на мгновенье закрыв глаза.
— Спасибо, — слабо шепчу я в ответ.
— Но до безобразия упрямая, вызывающая и… Глупая, — продолжает он, вынудив меня нахмуриться. — Я предупреждаю тебя один раз — не смей обсуждать меня за моей же спиной. Мой телохранитель и охрана не твои подруги, с которыми можно приятно сплетничать.
Внутри все сжимается от его слов. И кто же меня подставил? Не Игнат ли часом, который притворяется добрым союзником, помогая мне приспособиться к каторжному быту рядом с Господином Гордеевым?
— Все что ты хочешь узнать, можешь спросить у меня, — он смягчается.
— Долго будешь меня здесь удерживать? — немедля выстрелила я вопрос. Не собиралась с ним откровенничать, но понимаю, что Господин Гордеев строит планы по поводу наших отношений, совершенно не включая туда мои желания.
— Сколько необходимо для твоего воспитания, — хмыкает Гордеев.
Как же он меня нервирует!
— Что, если не воспитаешь? — активно продолжаю я наставить на откровенных ответах.
— У тебя нет выбора, — пожимает он плечами. Издевается и, похоже, что стабильно получает от этого удовольствие.
— Им ты тоже не предоставлял выбор? — вскидываю брови, — тем женщинам, которые были с тобой до меня. Тоже привозил в элитный коттедж и сокрушал волю? Всякую также неоднократно брал насильно и безжалостно избивал ремнями, чтобы воспитать под себя? Что было после? Куда все вдруг запропастились? Для чего я тебе в этом месте? Наивно думаешь, что никто меня здесь не найдет?
С каждым моим безответным