вместе. Киров лег спать не раздеваясь.
Прошло едва ли полчаса, как в дверь застучали.
— Кто? — спросил Козлов.
— Открывай, это я, Чугунов, — послышался густой бас.
Козлов открыл дверь и попятился — на него наставили пистолеты сразу несколько человек.
— Где Киров? — строго спросил Чугунов.
— Спит...
Но Киров уже проснулся и вышел в большую комнату:
— В чем дело, Чугунов? Что случилось?
— Вы арестованы! — крикнул Чугунов и бросил на стол дореволюционный журнал и фотографию Кирова. — Нам все известно. Вы не Киров, а царицынский иеромонах Илиодор. Вот, взгляните на свою морду и сравните с журнальной.
Киров, сдержав гнев, сел к столу, взглянул на портрет иеромонаха.
— Принесите из кабинета, со стола, лупу.
— Принести! — скомандовал Чугунов.
Вооружившись лупой, Киров посмотрел на журнальный портрет и на фото, пальцем поманил Чугунова:
— Смотри, Чугунов, у попа морда гладкая, как пузырь. А я рябой! Рябой и на фото, и в натуре.
Кто-то, не удержавшись, прыснул.
— Молчать! — рявкнул Чугунов и, взяв лупу, всмотрелся, потом перевел взгляд на Кирова и стал белый, как бумага: — Виноват, товарищ Киров. Эта стерва эсерка Вассерман взбаламутила нас. Как поймаю — разорву своими руками...
— Идите, Чугунов, и впредь не делайте глупостей, — сказал Киров, стараясь не выдать гнева...
Через несколько дней по решению трибунала эсерка Вассерман, как террористка, была расстреляна, а раскаявшийся Чугунов отправлен на фронт.
Весь октябрь и ноябрь девятнадцатого года Одиннадцатая армия вела ожесточенные бои с деникинскими войсками. Клятва, данная Кировым Ильичу, была выполнена. Астрахань устояла, осталась советской.
Одиннадцатая помогла Десятой армии освободить Царицын и двинулась на Северный Кавказ...
Киров телеграфировал Ленину: «Части Одиннадцатой армии спешат поделиться с вами революционной радостью по случаю полной ликвидации белого астраханского казачества... Передовые части Одиннадцатой армии стоят уже на рубеже Терской области и скоро подадут свою мощную братскую руку горящему революционным пламенем Северному Кавказу...»
Глава двадцать пятая
1
Солнечным весенним днем 1920 года Киров приехал в Баку. Синяя бухта, окаймленная полуподковой гор, белокаменный город у подножия и ясное голубое небо заставили на миг забыть о войне. «Как бы хорошо пожить тут, когда кончится война», — подумал он...
Так и случилось. Всего через год Киров снова приехал в Баку, и на этот раз уже надолго. Его избрали первым секретарем ЦК Компартии Азербайджана.
Несколько дней ушло на знакомство с городом, с нефтяными промыслами, с людьми.
Баку был городом контрастов. Роскошная зелень возле богатых особняков: инжир, кипарисы, пальмы и совсем голые, выжженные солнцем газоны. А за городом — бесконечные пески, безводье и редкие колючки...
Красивые особняки нефтяных магнатов, построенные в классическом, готическом, мавританском стилях, — в центре и жалкие, прокопченные лачуги бедняков — в Черном городе. Большие, с причудливой лепкой дома и асфальтированные или выложенные брусчаткой широкие улицы — в Белом городе и пыльные, кривые, узенькие улочки, где едва разъедутся два путника верхом на ослах — в Черном.
Но Баку уже начинал жить новой жизнью.
Молодые люди — русские, украинцы, азербайджанцы, армяне, грузины — шли на работу с песнями, задорно, весело. И в то же время, почти крадучись, шли мимо женщины, закутанные в черные покрывала, с лицами, закрытыми чадрой.
В городе продолжали работать и православные храмы, и мусульманские мечети, и армяно-григорианские церкви, и раскольничьи молельни, и синагога.
Народ был разноплеменен и темен. А рядом, в горах, еще рыскали банды...
Поехал на промыслы и ужаснулся: как мертвый лес, стояли заброшенные вышки. Среди них страшными призраками торчали обгорелые железные остовы. Лишь кое-где слышался стук топоров да гулкие удары молотов...
В «Азнефти» сказали, что из трех тысяч пятисот скважин с грехом пополам работали лишь семьсот...
Все осмотрев, поговорив с людьми, Киров вернулся в ЦК и закрылся в своем кабинете. Хотелось побыть наедине со своими мыслями, разобраться в сумбурных впечатлениях, наметить, с чего и как начинать...
Когда ехал в Баку, от Орджоникидзе узнал, что там за год с небольшим сменилось пять первых секретарей ЦК. Не хотелось, чтобы его сменили шестым... Орджоникидзе не дал никакого совета: «Приедешь на место, сам увидишь, что нужно делать».
И вот, закрывшись в своем кабинете, он стал думать, прикидывать.
Вспомнилось, как перед отъездом в Баку его пригласили к Ленину. Секретарь шепнула: «Пожалуйста, не задерживайтесь в кабинете, Владимир Ильич готовится к докладу».
В глубоком кожаном кресле Киров сидел как на иголках и раза два порывался встать, но Ильич останавливал:
— Сидите, сидите, я еще не все сказал. Помните: нефть сейчас чрезвычайно нужна! Все силы, всю энергию надо направить на увеличение добычи нефти, на возрождение старых и долбление новых скважин. Это сейчас главное!
Ленин посмотрел пристально живыми, чуть прищуренными глазами, словно прикидывая, может ли Киров выполнить трудную задачу, и, видимо решив, что может, быстро встал, прошелся по кабинету и сел в кресло напротив, приблизился к гостю:
— Да, нефть теперь — главное! Это архиважно!..
Прошу вас, запишите фамилии людей, на которые можно положиться. И некоторые пожелания и советы.
Ленин говорил быстро, словно был знатоком нефтяного дела. Киров, как опытный журналист, легко улавливал и даже записывал главные мысли.
Когда все необходимое было сказано, Ленин, быстро вынув из жилета часы, взглянул на них:
— Есть ли у вас вопросы?
— Нет. Все понятно, Владимир Ильич, — быстро поднялся Киров.
— Отлично! — Ленин тоже встал и взял Кирова за руку. — В случае затруднений, нужды — пишите, телеграфируйте...
Проводив Кирова до двери, Ленин, пожимая ему руку, улыбнулся по-отечески ободряюще:
— Я верю, у вас дело пойдет. До свидания!..
И теперь, достав блокнот с записями, Киров стал вспоминать, что говорил Ильич, расшифровывать беглые записи. На четвертинке листа написал большими буквами: «Нефть».
Когда листок был исписан, он встал, выпил из графина воды, прошелся, энергично взмахивая руками. Потом снова присел и взял со стола листок. «Бороться с обводнением скважин. Не допустить затопления нефтеносных пластов... Вращательное бурение... Трубы и еще раз трубы... Бурильные станки. Англия? Америка? Франция? Специалисты Запада... Обещать деньги, нефть, концессии. Да, концессии если дадут оборудование и помогут продовольствием... Опять бурение...
Серебровский... Нариманов... Барипов... Губкин. Главное — Губкин...»
Перечитав написанное, Киров красным карандашом подчеркнул фамилию Губкина.
«Да, надо начинать с него. Ильич говорил, что Губкин хорошо знает Баку и почти год жил в Америке. Это наш человек и сейчас руководит «Главнефтью».