– А чего это она спит среди бела дня?
И сдержанный ответ Владимира:
– Ну, девять утра еще не белый день, к тому же роды были тяжелыми, она долго болела, теперь восстанавливает силы. Пусть поспит, не кричи!
Таня соскользнула с постели, оделась, привела себя в порядок и вышла. Без всяких объяснений и представлений было ясно, что приехали его родители.
В большой комнате по-хозяйски оглядывалась статная, еще красивая, очень уверенная в себе хорошо одетая дама. На диване сидел спокойного вида крупный мужчина с нарочито безмятежным выражением лица, похожий на Владимира. Увидев Татьяну, мать смерила ее пренебрежительным взглядом.
– А, вот и спящая красавица! Всё спишь?
Татьяне стало смешно. Уж очень женщина была похожа на сказочную мачеху в исполнении Раневской. Любезно подтвердила недовольно глядящей на нее гостье:
– Ага. Люблю я это дело, знаете.
Та осеклась и поспешила представиться, уверенная, что после этого ее сразу начнут уважать:
– Я Мария Николаевна! Мать вашего, – тут она запнулась, не желая называть сына ни мужем, ни сожителем этой девицы, – мать Владимира! – Чтобы обескуражить невежливую особу, свой высокий статус обозначила сразу: – Я депутат! – Широко разведя руками, указала на недостатки: – Что за грязь тут у тебя? Ты когда последний раз пыль на шкафах протирала? А под диваном?
Татьяна откровенно рассмеялась, уже не сдерживая своего насмешливого отношения к незваной визитерше.
– Да никогда я на шкафах ничего не протирала, под диванами, впрочем, тоже. Не женское это дело! Но, если вам так хочется, можете этим заняться! Одобряю!
Гостья растерялась. Она не привыкла к насмешливой непочтительности.
– Я – мать владельца этого дома! Тут, можно сказать, всё мое!
Татьяна любезно осведомилась, всё так же мило улыбаясь:
– И что из этого следует? Что мне с ребенком пора выметаться вон? Теперь вы здесь жить будете?
Вошедший Владимир пораженно помотал головой. Он не подозревал, что его слабенькая, нежная возлюбленная сможет дать такой жесткий отпор его сверхвластной матери. Громко провозгласил, не дав покрасневшей от возмущения матери вступить в горячий спор:
– Давайте пить чай!
Все молча потянулись на кухню, где уже был накрыт стол.
После недружелюбного чаепития Матвей Васильевич, всё это время с нескрываемым восторгом наблюдая за сопротивлением невестки властной жене, на что сам был категорически не способен, позвал сына покурить, и Владимир, хотя и не курил, вынужден был пойти с ним, кинув извиняющийся и обеспокоенный взгляд в сторону Татьяны. Не успела за ними закрыться дверь, как Мария Николаевна зло прошипела:
– Что, думаешь, нашла себе богатенького дурочка, да еще за прислугу его держишь? Так же, как та, первая гусыня?
Татьяна ехидно возразила, по-королевски сложив руки на груди:
– Да нет, это он нашел себе богатенькую! Вот прогорит его хозяйство, в которое он все свои деньги вбухал, и что тогда? По миру пойдет? Вы видели Пежо во дворе?
– Ну да, хорошую Владимир себе машинку купил…
Татьяна холодно отрезала:
– Владимир здесь ни при чем! Это моя машина! У Владимира драненький УАЗик. И то не его, а ООО. – И с миной презрительного превосходства, в точности копирующей физиономию самой Марии Николаевны, гордо провозгласила: – Вы в курсе, что я всемирно известная художница? Газеты-то читаете, телевизор смотрите?
Та опасливо протянула, изменившись в лице:
– Нет, Владимир ничего об этом не говорил. Мы о том, что у него новая жена и ребенок, узнали от его односельчан, случайно встретив в нашем городе на улице. Неудобно получилось. Он звонил постоянно, но про вас помалкивал!
Татьяна иронично подумала: и почему бы это? А вслух категорично бросила, имитируя интонации вконец растерявшейся гостьи:
– Ну, кому же хочется жить серой мышкой при талантливой жене? А сказать вам, сколько денег на моем счете, чтобы у вас больше никогда не возникало сомнений, кто богат, а кто нет?
Свекровь, уже не в силах ничего сказать, только кивнула. Татьяна припомнила последнюю виденную в банкомате сумму на своей карточке и огласила ее вслух. Мария Николаевна восхищенно выдохнула:
– Не может быть!
Татьяна оскорблено выпрямилась:
– Вы мне не верите?
Мать замахала руками:
– Верю, конечно, верю! – Ее отношение к невестке враз изменилось. Объяснила уже как равной: – Я только тех уважаю, кто сам чего-то добился в жизни! Неважно кто ты – художница или портниха – главное, чтобы не зависела от этих глупых мужиков, пусть даже и от моего сыночка! Эта квашня, Светка, только и умела, что ныть, да за его спиной от жизни прятаться, и при этом еще считала, что великое одолжение ему делает! А ты молодец! Никогда не надо зависеть от мужа, уважать больше будет!
Татьяна с интересом посмотрела на женщину. Такой поворот ее несколько удивил. Она не подозревала, что за осуждением бывшей невестки скрывается гипертрофированная страсть к независимости. Мария Николаевна замерла, как бронзовый памятник и с гордостью доложила, явно гордясь собой:
– Я тоже всего достигла сама. Никто не помогал! Депутат городской Думы – это тоже кое-что значит! Приезжай как-нибудь к нам, я всё тебе покажу! У нас есть такие красивые уголки – закачаешься! Обязательно картину напишешь, и не одну!
Татьяна сардонически поинтересовалась, забавляясь про себя неуместно величественной позе Марии Николаевны:
– А как быть с тем, что я сплю не вовремя?
Свекровь небрежно отмахнулась, чуть повернув голову:
– Да спи сколько хочешь, в этом, что ли, дело? Я просто испугалась, что Володька вторую такую недотепу нашел, как Светлана. Не нравилось ей здесь, так и не жила бы, курица! А то сколько лет жизнь Володьке портила!
Вечером родители распрощались, причем мать расцеловала невестку в обе щеки, ущипнула за пухлую щечку внука, отчего тот широко распахнул голубые глазки и сморщился, собираясь заплакать, по-мужски хлопнула по плечу сына.
– Молодец, Владимир! Славную нашел девушку! Не упусти, смотри!
Отец, с уважением улыбаясь, молча пожал руку невестке. Так же, как мать, хлопнул сына по плечу, бросил ласковый взгляд на внука. Родители уселись в свою Волгу и запылили по ровной дороге.
Владимир перевел озадаченный взгляд на стоявшую рядом молодую женщину.
– О чем это вы говорили, что она тебя так полюбила?
Татьяна подошла к кустику поспевающей белой смородины и сорвала кисточку. Ей очень нравился ее нежный кисловато-сладкий вкус.
– Да просто не дала себя в обиду. Она из тех, кто считается только с сильными людьми.
О той глупости, что при этом городила, говорить не собиралась. На войне, конечно, все средства хороши, но рассказывать о них вовсе не обязательно.