И вот Ривьера туда прибыл, атеист к атеистам. И долго там с ними гулял, ходил на вечеринки, рисовал (рисовал он неплохо, лучше остальных в этом кружке, те просто не умели, а Ривьера умел). В 1917-м году случилось в России упомянутая уже псевдо-революция, и в Париж прибыла Мари Воробьев-Стебельска, тоже своего рода художница. Получила в Париже кличку Маревна, сошлась с Ривьерой, и родила ему ребенка, девочку, нареченную Марика. Не она первая и не она последняя. Мало помалу Ривьера стал приобретать известность, особенно когда стал баловаться кубизмом. Будучи более профессионалом, чем Пикассо, Брак, Сезанн и прочая компания мошенников, он, похоже, слегка издевался над остальными кубистами в своих произведениях. Поскольку линия у него все-таки была, при этом была она индивидуальная.
В 1920-м году, через Италию, Ривьера прибыл в Мексику, где продолжал рисовать. В Мексике в то время художники увлекались именно фресками, причем на больших пространствах. Стиль фресок Ривьеры – упрощенные линии и яркие цвета. Политические взгляды Ривьеры и его постоянные наезды на церковь и церковников сделали ему славу скандальной личности.
В 1927-м году Ривьера, приняв приглашение на празднование десятилетия Октябрьской Революции, отправился в Москву (такой есть город в России). И чуть там не прижился, но уже в следующем году власти выперли его из страны ко всем чертям, поскольку, как было сказано, он занимался антисоветской политикой. И он вернулся в Мексику, но затем переехал в Соединенные Штаты, предварительно женившись на Фриде Кахло, мексиканской художнице, прославившейся своими автопортретами, где она изображена в примитивной манере, но запоминаются сросшиеся брови.
И вот молодой Рокефеллер, следуя инструкциям старшего Рокефеллера, встречается с Ривьерой и заказывает ему фреску во всю стену в вестибюле Центра.
Устанавливаются леса, приходят рабочие, приносятся лучшие кисти и краски, и свежий цементный раствор. Ривьера вдохновенно рисует.
Есть здесь одна странность. Вроде бы скандал можно было бы предотвратить в самом начале, если бы Рокефеллер попросил, а Ривьера показал, эскиз будущей фрески. Не то бывшему кубисту эскизы вообще были не нужны (на композицию ему было плевать, на гармонию тем более), не то так думали в то время – мол, Ривьера сегодня это как Микель Анджело в свежепобеленных стенах Сикстинской Капеллы – вот стены, рисуй, чего хочешь, на твое усмотрение. Так или иначе, но Ривьера на три четверти закончил работу, когда вдруг молодому Рокефеллеру донесли, что там что-то не так.
Рокефеллер причесался, пригубил запрещенный сухим законом коньяк, надел костюм, и прибыл на Пятидесятую Стрит в сопровождении двух охранников. Окинув взглядом фреску, (много метров на много метров), он сперва не понял, что именно не так. Обычная фреска в стиле Ривьеры. Неуклюжие фигуры, вычурные цвета, упрощенные линии, упрощенные лица людей. Индустрия, трубы заводов, люди всякие – богатые и бедные, толпы. Некрасиво, но так нынче принято. Что же не так?
А! Оказывается, на юго-запад от логического центра фрески нарисован упрощенный, некрасивый, плоский, но вполне узнаваемый Ленин.
Рокефеллер поискал глазами Ривьеру и нашел его на лесах под самым потолком.
«Мистер Ривьера!» – крикнул он. «Сеньор Ривьера! Спуститесь, пожалуйста, вниз, будьте добры!»
Ривьера бросил кисть, посмотрел вниз, поморщился, и стал спускаться. В комбинезоне, заляпанном красками, он подошел к Рокефеллеру.
«Добрый день».
«Добрый день, Мистер Ривьера. Мне очень нравится ваше произведение».
Ривьера потеплел.
«Да, ничего получается» – согласился он.
«Вот только», – добавил Рокефеллер, – «чей это там … э … портрет? Не Ленина ли?»
Ривьера на всякий случай оглянулся в указанном кивком головы направлении.
«Ленина», – подтвердил он.
«Это нехорошо» – сказал Рокефеллер.
«Почему же?» спросил Ривьера.
«Потому что Ленин является … ну, скажем, философским оппонентом моей семьи» – нашелся Рокефеллер. «А поскольку заказ вам дан именно моей семьей, и данный комплекс зданий тоже принадлежит именно ей, я бы посоветовал вам, Мистер Ривьера, переделать эту часть фрески. Вы прекрасный художник, и я уверен, что вы сделаете все так, что станет еще лучше, чем есть сейчас».
«Нет, я ничего переделывать не буду» сказал Ривьера.
«Почему же? Это просто просьба такая, Мистер Ривьера. Ну, сделайте одолжение лично мне».
«Нет» – сказал Ривьера. «Я художник, и это часть моего замысла. Мне лучше знать, что хорошо, а что нет. Не нужно мне ваших советов. Вы мне платите деньги, а я рисую. На этом суть нашего творческого сотрудничества заканчивается, и прошу советами мне не досаждать».
Молодой Рокефеллер, очень хорошо воспитанный и очень вежливый, кивнул, сказал «Хорошо, благодарю вас» и вышел.
На следующий день он не послал кого-то вместо себя, но вернулся сам. Снова позвал Ривьеру, и тот, уже основательно раздраженный, слез с лесов. Рокефеллер протянул ему конверт с чеком.
«Благодарю вас, Мистер Ривьера. После некоторых размышлений, и посоветовавшись с Джоном Рокефеллером Младшим, я пришел к заключению, что наш с вами контракт следует расторгнуть».
Ривьера взял чек и перешел на очень темпераментный испанский. Рокефеллер испанский знал, но спорить и огрызаться не стал.
Фрезка авторства Диего Ривьеры
Впоследствии именно в доме Ривьеры и жены его Фриды Кохла, в Мексике, устроился на жительство Лев Троцкий, персона нон-грата, с женой. Завел роман с Фридой. Ривьера терпел. Именно в доме Ривьеры, тем не менее, Троцкого убили. Но речь не об этом.
В вестибюль пришли строители, которых Рокефеллер попросил убрать фреску. Но фреску просто так не уберешь. Нельзя ее смыть – фрески делаются по мокрому цементу и засыхают вместе с ним. Красить цемент глупо. Поэтому фреску пришлось сбить отбойными молотками.
В это же время, параллельно с кубизмом и прочей гадостью, существовала Нью-Йоркская Академия Изящных Искусств. Она существует по сей день. В этой Академии за сравнительно небольшую плату вас при желании научат писать картины хоть с нуля. Хоть с прямых линий и кругов, постепенно переходя на кубы, шары и тени. Научат строить перспективу, научат композиции, научат искусству рисовать портрет, схватывая основное. Научат рисовать ткани, деревья, улицы и переулки. Научат использовать палитру по назначению. Во время постройки Рокефеллер-Центра, в пик Великой Депрессии, в нью-йоркских трущобах прозябали сотни художников. Может, они не были гениями или просто людьми с воображением, не знаю. Но рисовать они умели. И если их собственные творения (предположим) были убогими и глупыми, или мещанскими – что ж, в мировой живописи к тому времени, в том числе в американской живописи, наличествовало несколько сотен шедевров, с которых можно было сделать на стене вестибюля точную копию-фреску. Например, у Джона Слоуна есть прелестное импрессионистское полотно, написанное в 1912-м году, в год пуска автомобильного конвейера – «Женская Работа». Задворки в Гринвич Вилледже, пожарные лестницы, стена дома. На пожарной лестнице женщина прилаживает бельевую веревку (от стены к стене, через двор), а на веревке болтается белье. Ослепительный солнечный свет. Почему бы не…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});