о великолепной архитектуре Лиссабона, он сказал справедливые слова: «Мало кто, путешествуя по миру, задумывался о том, что лучшая часть человечества, которую составляли аристократы, дворяне, духовенство, увенчали свое процветание строительством красивейших зданий, будь то дворцы, замки или церкви».
— До сих пор я не могу понять откуда архитекторы, художники, композиторы, поэты черпают свои идеи и как приходит к ним вдохновение. В этом есть тайна?
— Несомненно. Я тоже задавался вопросом, почему получается так, что один-единственный человек становится выразителем идеи, которую в разных странах, независимо друг от друга, вынашивали сотни людей. Такими людьми в науке были Тесла и Т. Эдиссон, в литературе Э. По, Байрон, в музыке Моцарт, Бах, Бетховен, в живописи Элвгрен, Н. Рокуэлл и многие другие. Эти выдающиеся люди рождались, чтобы подвести великий итог и часто за это они платили собственной жизнью.
Разумеется, по возвращении Сара не допускала вероятия того, что они с Вельзевулом поедут в Португалию. Все шло к тому, чтобы они расстались. Но за Сарой было еще одно желание и обещание разоблачить Вельзевула, открыв его тайну. Но все это мало трогало Сару, она трепетала от радости, когда вернулась в Нью-Йорк. Никакие воспоминания прошлого не могли омрачить радости настоящего! Она была взволнована до слез. Сколько замечательных мест было в этом великом городе. Сара была охвачена нетерпением увидеть их снова.
— О, Вилли, что ты наделал!
— Что я сделал?
— Ты плюнул мне в душу!
Вельзевул даже растерялся от такой по-женски бессмысленной жалобы.
— Когда я с тобой, я не вижу в тебе дьявола и люблю человека, — сказала она.
— Я ограничен своей природой и следую ей, потому что иначе не могу.
— Ты ужаснее Сталина и безумнее Гитлера.
— Гитлера и Сталина считают большими злодеями. Я воздержусь от того, чтобы дать каждому характеристику, но скажу, что у обоих были хорошие идеи.
— Как тебе только в голову пришло отправить меня на муки! Тебе что заняться было не чем? Лучше писал бы стихи. У тебя есть чувство ритма и богатое воображение.
— Этого мало бывает. Шлегель в совершенстве владел метрикой, но большим поэтом не стал.
— Нет, не могу больше, — простонала Сара. — Твоя эрудиция меня подавляет.
— Тогда не спорь со мной.
— Ты уже большой мальчик. Пора меняться! Есть много вещей, чему ты мог бы научиться.
— А ты научилась держать в узде свои чувства?
— Вот, опять. Опять ты заставляешь меня оправдываться! Совести у тебя нету, а еще человеком притворяешься!
— А ты много знаешь людей с совестью? У тебя самой ее нет! Ты спокойно смотрела на меня измотанного бессонницей и ничего не делала.
— А почему ты не спал?
— Мог ли я спать, когда у меня под матрасом Библия? На твоем месте я бы не упустил случая помолчать. Ты совсем не та женщина, которую я привел в свой дом.
— Мне это уже надоело, как многое другое, что я терплю.
— Я тебя не держу, уходи.
— Что ж, мое решение будет вынужденным.
— Ты когда-нибудь тяготилась самой собою?
Сара ничего не ответила.
— Я хотел бы, чтобы мы расстались по обоюдному согласию.
— Я голову ломала над вопросом, почему ты хотел моей смерти и только теперь поняла, что ты мстил мне за то, что я хотела тебя. А чего ты хотел от женщины, которую к себе приблизил?
— Многие женщины старались увлечь меня, но мало кому это удалось. Ты бесишься от того, что не смогла соблазнить меня. Вот и все. Я думаю о том, что часто, без всякой к тому необходимости, угождаю тебе и не могу себе представить, что ты имеешь основания для предположения будто я ищу твоей любви. Неужели ты предполагала у меня иные намерения, кроме простого желания избавиться от одиночества.
— Ты слишком горд, чтобы признаться в своих чувствах. Только и всего. Я не раз чувствовала, что ты хочешь меня, но не осмеливаешься. Сейчас, я тебе разрешаю! Возьми меня!
— Что?! Дай мне перевести дух! — взмолился Вельзевул. — Лучше давай ругаться.
— Я уже исчерпала весь свой запас.
— Да, на острове ты выплеснула на меня весь свой гнев.
— Это была очень плохая идея, Вилли. Я четыре дня умирала.
— И при этом занималась визуализацией. Я надеялся, что ты в чрезвычайных условиях обуздаешь свое сладострастие.
— Я мола бы использовать это время лучше. Ты не торопился прийти за мной.
— Я думал, может отдохнешь там.
— Какое-то время я бушевала, протестовала, но потом успокоилась. Если отнять у человека надежду, от него ничего не останется. А я верила в то, что ты спасешь меня. Но все это было так неожиданно, как будто гора на меня обрушилась.
— Дьявол ответил тебе вероломством на вероломство.
— Ты демонстрируешь уверенность в собственном дьявольском превосходстве, ко всему роду человеческому относишься с презрением, а на самом деле ты озабочен лишь ненасытным желанием получать больше и больше материальных благ и удовольствий. С рвением и неуемным желанием насытиться, ты покупаешь красивые вещи, восхищаешься красотой и величием церквей, наслаждаешься музыкой, ценишь картины и искусство. Но все это создают люди! Ты всего лишь потребитель. Три месяца я наблюдала за тобой, за твоей насыщенной жизнью. Я слушала тебя и старалась понять, где в ней место для меня?
— Тебе хоть раз приходило в голову, что мое холодное сердце не всегда чуждалось мысли о добром поступке?
— Ты ожесточен против людей, меня не ценил по-настоящему. А я старалась все сделать лучше. В одном я ошиблась — я внушила себе, что ты нуждаешься в нежности.
— Ты все сводила к этому. Я не знаю и не хочу знать, что есть любовь, долг, совесть, стыд, привязанность…
— Боюсь подумать, сколько людей ты сделал несчастными!
— Я дьявол, не знающий жалости и обречен быть таким вечность! Но с тобой я был прежде всего человеком, который хочет чувствовать и развиваться.
— Я этого хочу тоже! Неужели ты не видел во мне перемены?
— Видел. Но каждая из них была прелюдией к новым осложнениям. Я устал от тебя. Мы сейчас говорим откровенно, и я признаюсь тебе, что мое самолюбие было уязвлено тем, что ты не доверяла мне. Ты не доверяла тому, кто дал тебе все! Ты употребила во зло мою привязанность к тебе. Этот твой талисман, узлы, святая вода и все такое.
— Я лишь хотела иметь средство защиты от твоего неистовства.
— Значит, я внушил тебе страх, был причиной его.
— Одного я понять не могу, почему ты такой вездесущий не смог увидеть всего, что я делала против тебя?
— Клянусь своей бессмертной душой, я преднамеренно