план и один генерал для руководства».[454]
Важнейшим фактором успеха в этой борьбе было то, на чьей стороне окажется Берия. Очевидно, что он был на стороне Курчатова, стратегию которого – «американский вариант конструкции» – в значительной мере сам Берия и инициировал. К тому же, Курчатов для Берии был гораздо более удобен с точки зрения лояльности и управляемости как глубоко советский по своему духу человек, чем космополитичный и упрямый Капица. Поэтому, думаю, Берия сознательно шёл на обострение отношений с Капицей.
Пётр Леонидович быстро понял, что при таком раскладе сил ему не удастся осуществить свои представления об организации советского атомного проекта и уже через полтора месяца после начала работы в Спецкомитете, 3 октября 1945 года обратился к Сталину с просьбой об отставке, мотивируя это, главным образом, не сложившимися отношениями с Берией:
«…товарища Берия мало заботит репутация наших ученых (твое, дескать, дело изобретать, исследовать, а зачем тебе репутация). Теперь, столкнувшись с тов. Берия по Особому Комитету, я особенно ясно почувствовал недопустимость его отношения к ученым. Когда он меня привлекал к работе, он просто приказал своему секретарю вызвать меня к себе. (Когда Витте, министр финансов, привлекал Менделеева к работе в Палате Мер и Весов, он сам приехал к Дмитрию Ивановичу.) 28 сентября я был у тов. Берия в кабинете; когда он решил, что пора кончать разговор, он сунул мне руку, говоря: «Ну, до свидания»… уже пора товарищам типа тов. Берия начинать учиться уважению к ученым… Поэтому прошу Вас, чтобы Вы дали согласие на мое освобождение от всех назначений по СНК, кроме моей работы в Академии наук».[455]
Разумеется, Берия знал об этом письме – и «по своим каналам» до передачи его Сталину, и со слов самого Сталина, несомненно, обсуждавшего его текст с Берией. При этом комментарии Сталина вряд ли были приятны Берии.
С аппаратной точки зрения это письмо – пощёчина Берии со стороны Капицы, причём пощёчина демонстративная, на глазах самого «хозяина».
С точки зрения Сталина это письмо было следствием «бытового конфликта» между Капицей и Берией, не имевшего отношения к сути работы Спецкомитета и не изменявшего роли Капицы как «научного комиссара» при Курчатове.[456] Поэтому он ограничился тем, что сделал Берии «внушение» – нужно учитывать обидчивость Капицы и в дальнейшем не давать повода для её разрастания. Само же письмо должно остаться без ответа. Берия, конечно, согласился с этим, но учёл этот урок по-своему: Капицу нужно убрать из Спецкомитета, но убрать так, чтобы и Сталин согласился с этим.
Буквально в эти же дни начала октября происходит событие, потребовавшее серьёзного анализа всего политического руководства атомным проектом.
Как известно, и сам Спецкомитет, и его состав и функции – это совершенно секретные вещи. Каково же было удивление Берии, когда он получил телеграмму резидента НКГБ СССР в Вашингтоне «Вадима» о его встрече с министром торговли США Уоллесом, бывшим вице-президентом США при Рузвельте. В телеграмме говорилось, что
«Уоллес позвонил ему лично и пригласил в мин<истерст>-во торговли на завтрак, к<оторы>-й состоялся 24.10.45. Интересовался, какова будет реакция, если США пригласят группу сов. ученых для ознакомления с наукой США. Трумэн очень хочет Капицу <= работает над атомным проектом. Уоллес интер<есовал>-ся реакцией СССР на происх<одящу>-ю в США дискуссию об охране секрета произв<одст>-ва атомной бомбы».[457]
Эта телеграмма была доведена до Молотова и, по его рекомендации, до Сталина, в это время находившегося на отдыхе. На тексте телеграммы имеется резолюция Молотова:
«Тов. Меркулов! Надо обязательно послать т. Сталину. Молотов. 2.10.45 (?)[458]».[459]
Прежде, чем анализировать содержательный смысл вашингтонской телеграммы, обращаю внимание на чисто эвереттический смысл этого документа. В нём две даты – 24 октября, когда якобы состоялась беседа Вадима и Уоллеса, и 2 октября – дата резолюции Молотова на нём.
В «классической истории» этот парадокс объясняется просто – одна из дат ошибочна. В эвереттической истории документ – результат склейки двух ветвей альтерверса с разными последовательностями указанных событий и разным наполнением событиями-связками между ними.
Продолжу анализ той ветви альтерверса, где правильной является дата резолюции Молотова.
В этой ветви телеграмма обсуждалась у Сталина всеми знакомыми с ней руководителями – Берией, Молотовым и министром НКГБ Меркуловым. И обсуждался, прежде всего, вопрос о том, чем был обусловлен интерес американцев именно к Капице в связи с работами по атомной бомбе? Вероятность утечки информации о создании Спецкомитета и работе в нём Капицы исключалась тем, что, имея такую информацию, американцы не стали бы привлекать экс-вице-президента страны для контакта с резидентом НКГБ с целью узнать что-то дополнительное о Капице.
Был сделан вывод о том, что американцы ничего не знают о советской атомной программе, но, понимая, что после Хиросимы и Нагасаки Советы вплотную займутся созданием атомной бомбы, ищут пути проникновения в эту программу через потенциально причастных к ней лиц, от которых можно надеяться получить какую-то информацию. И приглашение «группы советских учёных» – это одна из естественных форм таких попыток проникновения. А особый интерес к Капице обусловлен его научным авторитетом, в связи с чем он может оказаться в числе руководителей советского атомного проекта. Учитывалось американцами и то, что он может являться «скрытым диссидентом» после истории его возвращения в СССР из Англии.
Было решено никакую делегацию в США, конечно, не направлять, а вот по поводу Капицы провести дезинформационную игру, создав впечатление у американцев в том, что он действительно является руководителем советской атомной программы. А после этого удалить Капицу из проекта и изолировать его от контактов с иностранцами.
Почти через два месяца после своего первого «прошения об отставке», 25 ноября, Капица снова настоятельно просил Сталина отпустить его из проекта, на этот раз обосновывая свою просьбу не только взаимоотношениями с Берией, но и несогласием с научно-технической стратегией Курчатова. Не называя фамилии Курчатова, Капица характеризует сложившиеся отношения с ним и другими своими научными оппонентами так:
«…всегда путь к победе будет связан с риском и с концентрацией удара главных сил по весьма ограниченному и хорошо выбранному направлению. По этим вопросам у меня нет согласия с товарищами. Часто они не хотят со мной спорить, а на деле проводят мероприятия в секрете от меня».[460]
К тому же и личные отношения с Берией не только не наладились, но даже обострились. Вот как описывает Капица стиль общения с ним Берии:
«У меня с Берия совсем ничего