– Выебите её, Матвей Изольдович! – не выдержала Лика, гладившая по плечам Наташу.
– Ты что, Лика, дурочка! – Наташа смущённо отпрянула и от члена и от Лики сразу. – У меня писька маленькая! Мне не залезет такой взрослый!
Матвей Изольдович осторожно перевернул Наташу на столе попкой к себе и поставил её на четвереньки. «Ли, лапочка, подержи вот здесь кулачки!..», он потянул Лику за ладошки к Наташиной попке, «Нат, скажешь, когда хватит!». Лика упёрлась кулачками в Наташины булочки, а директор расстегнул три нижние пуговицы на рубашке, обнажив заросший чёрными волосами живот, и стал чуть подталкивать Наташу под попку головкой своего члена. Маленькая щелка с трудом натягивалась и не пускала с полминуты его, но потом, словно нечаянно, поддалась и сразу вся ставшая огромной головка скрылась в растянувшихся губках Наташиной письки. Мелкими осторожными движениями Матвей Изольдович загонял всё дальше и дальше. «Хва…тит…», Наташа почувствовала, как всё заполнилось в ней, и у неё прервалось на секунду дыхание. Кулачки Лики были тесно вжаты в Наташину задницу. «Ну и хорошо… Как раз…», Матвей Изольдович сам глубоко вздохнул в нахлынувших чувствах, «Ли, держи, голубушка!..». «Сейчас!», Лика высвободила кулаки и обошла директора, для удобства обняв его сзади и вернув их на место между ним и Наташей. «Ага…», директор чуть наклонился вперёд, прижав Наташу брюшком к столу, и мелко затрясся над её согнутой спинкой, держась мокрыми от пота ладонями за сосочки и щекотно вгоняя свой член в её письку. Наташа чуть обалдела – так хорошо ей внезапно стало внизу и в животике. Дыхание её то захватывало, то отпускало вновь, и она дышала всё быстрей и быстрей, хоть не совершала и малейшего движения сама, а тряслась лишь от быстрых подвигиваний большого директорского зада над ней. Не более пяти минут ушло на совместную радость, но счастье при этом испытанное было неописуемым. Наташа тихонько закричала и вся выгнулась в спинке. Матвей Изольдович сильно запыхтел и задвигался с частотой свихнувшегося хронометра. Лика еле удерживала кулачки колотящиеся в Наташины булочки. Наташа, вмиг ослабев, согнула спинку в обратную сторону колесом и, припав щекой к полированной поверхности стола, почувствовала, как обильное тёплое молоко туго пульсирует упругими волнами о внутренние стеночки её животика…
Картину Шишкина “Рожь” Наташа вешала сама, голая взобравшись на стул. Матвей Изольдович держал её за одну половинку попы и блуждал свободной рукой, трогая то маленькие торчащие сисечки, то живот, то пушистую мокрую письку, а Лика держала её за другую булочку и нежно лизала в бочок. При этом репродукцию повесить необходимо было всего на один и достаточно прочный гвоздь… Наташа поворачивала завораживающую картину убегающего в светлую даль по некошенной дороге лета то в одну сторону, то в другую, и разворачивалась сама для лучшего обзора бескрайних полей, а с соседней стены на неё смотрел и всё смеялся, пряча смех в своей доброй улыбке, положенный по штату над директорским столом Антон Семёныч Макаренко…
Прачечная
Запомнились два случая из происходивших порой дежурств по детдомовской прачечной.
Прачечная детского дома находилась за почти неприметной дверью в коридоре-прихожей купального домика, но занимала чуть ли не большую его часть. В дальней комнате её весь день подпрыгивала и тряслась среди ворохов простыней промышленная стиральная машина, а в ближней вращался огромный гладильный барабан. Заведовала этими монстрообразными чудесами науки и техники румяная Анна Свиридовна со своей помощницей Олечкой Громовой. А на подмогу им часто приходил кто-нибудь из девочек, реже – ребят. Ещё за столом нагретым от высушенного белья постоянно крутился Степан Громов, двоюродный внук Анны Свиридовны не достигший школьного возраста, и в детском доме именуемый безавторитетно коротко – Стёпка. Вот уж с кого помощник был никакой, так никакой… Степан Громов весь день успешно проводил в играх, но часто пользовался своим служебным положением и врывался без спросу в незванные гости на работу к «бабане», обязательно наводя лёгкий фурор своим появлением.
В тот раз Наташа, освобождённая по случаю дежурства от уроков, с утра путешествовала в клубах пара, валившего от стиральной машины, складывала горячее бельё на стол и в свободные минуты играла во что-нибудь с крутившимся рядом Стёпкой или читала ему детскую книжку «Про дядю Стёпу». Олечка загружала простыни и наволочки в стиральный бак и отжимала его после работающей через раз центрифуги, а баба Аня стояла у большого стола и складывала выстиранные хлопчатобумажные полотна в белоснежные стопки.
– Наташ, наволочки, – Олечка с порога комнаты протягивала ворох только что вынутого из машины белья.
Степан Громов в это время с ярко выраженным (открытый рот, нахмуренные брови) интересом слушал произведение о высоком тёзке, бывшем то добрым милиционером, то быстрым спортсменом, то увеселителем подзаборных собак. До этого юный слушатель знал о главном герое лишь то, что «дядя Стёпа великан проглотил подъёмный кран», и теперь с увлечением вдавался всё в новые подробности весёлой жизни большого человека.
Наташа быстро отложила книжку («Картинки пока посмотри!»), и Степан Громов недовольно взглянул на Олечку, прервавшую его постижение мира. Вместо книжки он пошёл рассматривать настенный календарь с изображением московского кремля, который был нарисован столь живописно, что ассоциировался у Степана с понятием «столица нашей Родины».
– Зачем дед Митька вчера к тебе приходил? – строго обернулся Степан Громов от рубиновых звёзд кремля к Анне Свиридовне, и та от неожиданности даже всплеснула руками.
Дед Митька и вчера, и тридцать лет назад, и двадцать, и десять – приходил за одним и тем же. Он был старше на двадцать лет сначала Ани, потом «мам Ани» и теперь вот «баб Ани». И любила она его сначала, как дурочка; потом – как одинокая женщина; теперь – просто так. Но поведать вкратце об этом внуку, видимо, не могла.
– Какой он тебе «дед Митька»? Его Никита Гаврилович зовут! – попыталась поправить Степана Громова Анна Свиридовна.
– Чего это он Гаврилович! – искренне удивился Степан: сухопарый дед Митька, и впрямь, славился характером шебутным, а со Стёпкой и вовсе они всегда спорили, ссорились и мирились с воодушевлением и азартом одинаковым с обеих сторон. – Небось, снова жениться хотел?!
– Сказился, Степан! – Анна Свиридовна в растерянности опёрлась обеими мягкими ладошками на стол.
– Уж знаю… хотел… – солидно пробормотал Степан Громов, дуя живот и авторитетно хмуря брови.
Но тут его авторитет был слегка поубавлен подошедшей к гладильному барабану Олечкой Громовой. Олечка уронила ворох белья в корзину приёмника и со смехом попыталась дотянуться одной ещё влажной наволочкой до нахально мучающего бабушку Стёпки:
– Не твоё маленькое поросячье дело!
– Недолёт… – Степану показалось, что наволочка вырвалась из рук матери, дабы настигнуть его, и оттого свой комментарий он издал уже из-под стола.
Убедившись, что укрытие он обрёл вполне надёжное, Степан Громов довершил начатое:
– Знаю, знаю! Жениться хотел! Он всю ночь бабаню под попу пихал, так что дрожала кровать! Вот развалит нам дом, так я ему оженюсь…
Олечка ещё несколько минут пыталась добыть на свет божий Степана Громова из-под бескрайнего стола, Анна Свиридовна беззвучно тряслась большой грудью над столом в порывах одолевающего смеха, а Наташа стояла рядом с ней и, возможно, смеялась бы тоже, если б не вставшая обворожительно ярко перед внутренним взором картина того, чем там баба Аня занималась с дедом Митькой всю ночь… Наташа только улыбалась и посматривала на заметно покрасневшую Анну Свиридовну.
– Поймаю, сейчас, эту шкоду! – Наташе даже стало жаль немножко бабу Аню, и она проворно нырнула под стол.
В сиреневом полумраке её встретили два настороженных глаза… «Вот крадётся белогвардейский шпион…», раздался устрашающий шёпот, и настороженные глаза до предела расширились, «…за израненным красным бойцом!..». «Чего это я – белогвардейский шпион?!», серьёзно обиделась Наташа тоже почему-то шёпотом в ответ, «Я не буду с тобой, Стёпка, играть! Сам книжку читай!». «Наташенька…», глаза из настороженных превратились в растерянные, «Я не умею ещё!.. Я хотел тебя в плен взять просто!.. Ну, можно? Пожалуйста…». «Я не белогвардейский шпион тебе!», всё равно не согласилась Наташа. «А какой?». «Никакой! Я, может быть, простая немецкая девочка!». «Ага!», Степан Громов с готовностью сменил стратегическую ориентацию, «Немецкий шпион! Пошли в разведку?». «Сам ты шпион!.. Ну, ладно, пошли… А куда?». «Тс-с!», прошептал Степан громовым шёпотом и лёг на живот, изображая строевого пластуна.
Полз он долго – минуты три. Крашеный деревянный пол под ним поскрипывал в благодарность за эту приличествующую хорошему паркету натирку. Дополз Стёпка до красных тапочек на босу ногу бабы Ани и укусил бабушку за щиколотку.