Читать интересную книгу Океан. Выпуск восьмой - Юрий Оболенцев

— Еще бы, — ответил Степан. — Я специально выезжал на Камчатку для расследования причин гибели большого количества китов.

— Согласитесь, что это странно. Животные, обладающие великолепными способностями ориентироваться в водной среде, вдруг теряют это качество и оказываются на берегу! Не объясняется ли это массовым психозом, толкающим животных на коллективное самоубийство?

— Мне кажется, следует разграничивать случаи одиночного и группового обсыхания, — произнес Бакшеев. — Вы знаете, как развито чувство взаимопомощи у дельфинов. Можно предположить, что первое животное, попав на мель и не имея возможности выбраться в безопасное место, подает сигнал бедствия. Остальные дельфины спешат на помощь и разделяют судьбу жертвы.

— А что вы скажете об одиночных обсыханиях?

— Ответить на этот вопрос однозначно гораздо труднее, — сказал Бакшеев. — По всей вероятности, внешние условия, в которые попадает дельфин, выводят из строя его эхолокационный аппарат. Ведь известно, что случаям обсыхания сопутствуют штормовая погода, ветер, дующий с моря, высокая зыбь. У нас на Охотском море, где большая амплитуда колебания между приливным и отливным уровнями, есть настоящие китовые ловушки, обычно в устьях рек. Во время сильного шторма грунт перемешивается с пузырьками воздуха, образуется среда, в которой эхолокационные сигналы дельфинов и китов искажаются. Эти помехи дезориентируют животных и сбивают их с правильного курса.

— Любопытно, — сказал профессор. — Но чем вы объясните массовое выбрасывание животных в спокойную погоду и одновременно, как будто они подчинялись какой-то команде со стороны? Не думаете ли вы, что животные действительно совершают самоубийство, выполняя чью-то волю? И поступают так, отдавая себе отчет в том, что они делают?

— Но для этого надо признать, что они наделены разумом, — возразил Бакшеев.

— А разве вы думаете иначе? — спросил профессор Накамура.

…Аритомо Ямада встретил Степана за поворотом коридора.

— Я ждал вас, — сказал он Бакшееву.

В комнате он подошел вплотную к Степану и тихо проговорил:

— Ничему не удивляйтесь. Не торопитесь отвергать предложения Накамуры. Он сделает вам их завтра. Вам нужно выиграть время. И мне тоже. Я — ваш друг.

Он нащупал ладонь Бакшеева и стиснул ее.

— Вспомните рыбу-меч. Как она попала в бухту, если все выходы и входы наглухо закрыты службой майора Масаси Кэндо?

ТАЙНА ПРОФЕССОРА НАКАМУРЫ

Кошмар повторялся несколько раз, и, чтобы справиться с ним, Степан открыл глаза, посмотрел на часы с суточным циферблатом. Стрелки часов свидетельствовали о том, что в обычной жизни наступило утро.

«Что оно принесет мне? — подумал Бакшеев, с трудом повертываясь в небольшой круглой ванне. — Этот разговор с профессором Накамурой… И слова Аритомо Ямады. Действительно, как могла попасть в бухту эта хищница? Значит, есть неизвестный охране проход? И Аритомо не хочет, чтоб кто-нибудь узнал о нем… Кто он? На провокатора не похож, да и к чему им эти проверки? Убрать меня можно было и раньше…»

Так и не приняв решения, Бакшеев закончил туалет и в ожидании завтрака уселся за принесенные вчера Аритомо Ямадой рефераты. Степан перелистывал страницы, делая на полях пометки карандашом, и вдруг увидел прямо перед собой пожилую японку, она бесшумно вошла в комнату. Двери комнат на этом острове не имели внутренних запоров.

Бакшеев узнал Табэ, служанку профессора.

— Господин приглашает вас позавтракать с ним вместе, — сказала она, поклонилась, попятилась к двери, еще поклонилась и исчезла.

Степан неплохо ориентировался в расположении жилых и служебных помещений лаборатории и без труда добрался до комнаты, служившей кабинетом. Здесь были сам профессор, его дочь, Аритомо Ямада, Косаку Хироси, майор Масаси Кэндо и мрачного вида японец, его Бакшеев видел впервые.

— А вот и господин Бакшеев, — очень любезно произнес Накамура. — Садитесь, пожалуйста. С сегодняшнего дня вы можете считать себя сотрудником лаборатории.

«А о том, захочу ли я этого, меня и не спрашивают, — подумал Степан. — Что ж, сотрудник так сотрудник. Поглядим, что будет дальше».

— Вы знакомы со всеми, кроме капитана Мицуёси Набунаги, — сказал профессор. — Капитан редко бывает здесь, у него трудная должность, но Мицуёси Набунага блестяще справляется с нею, и сегодня мы рады видеть его и познакомить с вами.

Табэ внесла поднос и стала оделять всех чашечками с едой.

— Вы написали отчет о вскрытии? — спросил Накамура у Косаку Хироси.

— Да, господин профессор, — приподнимаясь, ответил патологоанатом.

— После завтрака принесите материалы сюда.

— Хорошо, сэнсей.

Накамура взглянул на Тиэми Тода.

— Ты неважно выглядишь сегодня. Ты нездорова?

— Нет, нет, все в порядке, отец.

— Вы, Аритомо Ямада, сегодня займитесь с Фаситором. Что-то не нравится мне его поведение. Наш новый коллега попозже присоединится к вам.

Профессор Накамура с улыбкой посмотрел на Бакшеева.

— Вы не возражаете против совместной работы с Аритомо Ямадой? Нет? Вот и прекрасно.

После завтрака все поднялись, сложив ладони около груди. Один за другим сотрудники лаборатории удалились. Профессор Накамура и Бакшеев остались одни.

— Не хотите ли закурить? — спросил профессор, протягивая коробку с сигарами.

— Благодарю, — сказал Бакшеев, но сигару не взял.

Заядлый курильщик, он после приключений последних недель утратил всякую тягу к табаку.

— Я много знаю о вас, Бакшеев, — начал Накамура. — Мне нравится смелость ваших идей. К сожалению, профессор Ветров слишком рано ушел из жизни…

— Да, профессор Ветров рано умер, — сказал Степан.

— Я несколько осведомлен о вашей совместной работе и благодарю провидение, которое привело вас ко мне. Надеюсь, здесь, на этом острове, вы будете таким же талантливым исследователем, каким были у профессора Ветрова.

— Что именно требуется от меня? — спросил Бакшеев.

— Пока ничего. Для начала я кое-что покажу вам. Об этом ваш шеф мог только мечтать. Идемте со мной…

Одна из стен этого помещения была сплошь покрыта разнообразной аппаратурой. Назначение ее было мало понятным Бакшееву, и он с любопытством оглядывал ряды индикаторных ламп, экранов, напоминающих экраны осциллографов, бесчисленные тумблеры и кнопки. На остальных стенах приборов было тоже немало, но между ними оставалось хоть какое-то свободное пространство.

Посреди комнаты возвышался пульт, рядом, под углом друг к другу, стояли два кресла. Они напоминали кресла из парикмахерской. Впечатление усиливали странные колпаки над изголовьями, словно аппараты для сушки волос.

Профессор Накамура подвел Бакшеева к одному из кресел и знаком пригласил сесть. Степан повиновался. Кресло оказалось весьма удобным.

Бакшеев скосил глаза вправо и увидел, как профессор отошел к боковой стене, навстречу ему выдвинулся стержень с утолщением на конце. Накамура приблизил этот стержень ко рту и проговорил несколько слов, их смысла Степан не сумел различить.

«Микрофон», — подумал Бакшеев.

Затем профессор вернулся к Степану, продолжавшему седеть в кресле, и руками взялся за колпак над его головой.

— Сейчас вы увидите, как далеко ушел я по сравнению с профессором Ветровым, — горделиво произнес Накамура. — Сидите спокойно.

Накамура щелкнул тумблером, и колпак стал опускаться на голову Степана. Он снова подумал о сходстве колпака с тем, какие надевают на головы модниц, и решил, что стать вдруг завитым, как барашек, — не самое страшное из ожидавших его неожиданностей.

Колпак закрыл голову до половины лица. Стало темно. Степану вдруг вспомнилась та темнота, он опустил глаза и с облегчением различил свет, идущий из-под колпака снизу.

— Приготовьтесь! — услыхал он голос профессора.

Бакшеев не видел хозяина лаборатории, но по голосу понял, что тот устроился в кресле рядом.

Вдруг Степан ощутил мелодичный звон. Он сразу понял. Именно не услышал, а ощутил… Непосредственно своим сознанием, мозгом, без участия органов слуха.

Звон сменился низким гудящим тоном, затем раздался тоненький свист и звуки, напоминающие плач ребенка.

Степану показалось вдруг, что голова у него постепенно разбухает, увеличиваясь в размерах. Он забыл, что голова стиснута обручами колпака, и попытался тряхнуть ею. Голова даже не шевельнулась.

Снова раздался свист, он становился все пронзительнее. У Степана заложило уши. Наконец свист оборвался на самой высокой ноте и появился голос:

— Хорошо, что ты пригласил меня, Старший Самурай.

Эти слова были произнесены по-японски, и Степан понял, что говорит не профессор, тем более сразу же за этой фразой в его мозгу возникла другая.