Читать интересную книгу За Москвою-рекой - Варткес Тевекелян

Нет, многоуважаемый товарищ Акулов, ошибаетесь, не на того коня ставите! Ваш Власов может переставлять оборудование, сумеет сконструировать новую тележку, даже машину пустяковую придумать, вроде узловязательной, но на больше его не хватит. Не Власов вытащил главк из глубокого прорыва и обеспечил выполнение плана из месяца (в месяц, из квартала в квартал, а он, Василий Петрович Толстяков!..

Черт возьми! Неужели никогда не наступит такой день, когда можно будет работать спокойно, без лихорадки? Неужели нельзя обойтись без погонялки?

И тут же вдруг подумал: а что, собственно, случится, если не будет главка? Ничего, решительно ничего. В глубине души он сознавал, что главки давно изжили себя, превратились в ненужное промежуточное звено и что сам он сидит на пустом месте. Понимать-то понимал, а вот сказать об этом вслух...

Взять да написать министру! Так, мол, и так, не нужны никакие главки, и я не нужен. Предприятия отлично обойдутся без нас: ответственности станет больше — и работать начнут лучше!

Эта смелая мысль так понравилась Василию Петроей чу, что он от удовольствия даже потер руки. Он представил себе удивленно вытянутые лица работников министерства — вот будет картина!

А что дальше? Допустим, прислушаются к твоему голосу, ликвидируют главк. Ты-то куда денешься? Пойти на фабрику и все начать сызнова? Нет, ©се, что угодно, только не это! Копаться в мелочах, изо дня в день думать о плане, лично отвечать за него и мечтать о будущем? Все это хорошо в молодости, когда тебе тридцать — тридцать пять лет и кажется, что впереди целая жизнь!

...Шум постепенно нарастал — огромный город пришел в движение. Забегали по широким улицам, залитым теперь солнечным светом, легковые автомашины, автобусы. В садике напротив дома появились ребятишки. По Москве-реке засно©али речные трамваи. На водной станции спортсмены, опустив в воду байдарки, приступили к обычным тренировкам. Василий Петрович завидовал загорелым юношам и девушкам в майках. Будь на работе спокойно, он взял бы отпуск и поехал бы куда глаза глядят — в лес, к речке, пожил бы хоть месяц без забот и хлопот. Но разве можно позволить себе такую роскошь? Уедешь, а тут тебе такую свинью подложат, что потом и не опомнишься.

Так размышлял он в это светлое, солнечное утро; не отдавая себе отчета в том, что о чем бы он ни думал, он думал только о себе—о своем благополучии, о своем покое...

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

1

Никитин, в белом халате похожий на врача, медленно помешивал стеклянной палочкой кипящую массу в алюминиевой кастрюле на электрической плите и рассказывал Власову о своей сестре.

Они были одни — работники лаборатории давно разошлись, Сергей взял отпуск для сдачи экзаменов.

— Сестренку мою словно подменили: часами вертится перед зеркалом, волосы завивает, наряжается, а главное— поет!.. Никогда не пела, а тут вдруг поет-заливается! В кухне обед готовит — поет, комнаты убирает — поет, даже когда читает или к сессии готовится — и то что-то мурлычет! Похорошела, не узнать. По вечерам то и дело на часы поглядывает и под всяким предлогом убегает из дому. Не влюбилась ли, думаю. Но в кого? На примете вроде подходящего нет. Возвращаюсь я как-то домой и глазам не верю — под нашим окном тень бродит. Сперва подумал, не вор ли, подхожу ближе, гляжу,— уж очень фигура знакомой показалась... Заметил меня — и скорее за угол... А недавно сижу поздно ночью возле окна, жду Наташу. Волнуюсь: не случилось ли чего? Смотрю — идет, да не одна, а с молодым человеком. Как бы вы думали, кто этот молодец, расшевеливший ее ледяное сердце? Леонид! Да, представьте себе, он!..

Власов, сидя верхом на стуле и положив руки на его спинку, улыбаясь, слушал веселого инженера. В душе он сочувствовал Леониду: «Молодец парень, сумел завоевать расположение такой хорошей девушки!»

Что греха таить, с некоторых пор он испытывал непреодолимое желание постоянно видеть Анну Дмитриевну, слышать ее голос или хотя бы просто знать, что она рядом. Когда они изредка встречались в цехе или во дворе комбината, Власов терялся и не знал, о чем говорить, хотя был человеком не робкого десятка. Казалось, она угадывала его состояние и каждый раз с необычайной легкостью завязывала непринужденную беседу, с увлечением рассказывая о своих опытах, о делах в институте. Всегда спокойная, приветливая, Забелина невольно располагала к себе окружающих. Все любили ее, а мать часто спрашивала Власова: «Куда запропала та симпатичная женщина, которая была у нас под Новый год? Почему не заходит?»

Если бы у Власова спросили: «Что это? Любовь, привязанность или естественное расположение к милой и умной женщине?» — он затруднился бы ответить...

Власов отчитывал заведующего отделочной фабрикой Забродина за плохую организацию работы ночных смен. Как раз в это время пришла Забелина, —Хорошо, поговорим в другой раз! — сказал Власов.— Но, знайте, ночные смены не для того существуют, чтобы мастера отсиживались в кабинетах. Двадцать процентов, меньше выработки первой смены никто вам не позволит! — Он повернулся к Анне Дмитриевне.

Сукновал, работавший невдалеке, покачал головой. «Крутой характер у человека, ни с кем не считается, всех берет в оборот. Но правильно делает. На производстве порядок нужен: запустишь — и все пойдет вверх тормашками, как бывало раньше»,— подумал он, бросив взгляд на расстроенное лицо заведующего.

Забелина протянула Власову маленькую руку.

— Рада вас видеть в добром здоровье!

—       Спасибо... Однако вы не часто балуете нас посещениями,. давненько у «ас не были!

— Зато сегодня принесла вам радостную весть. В институте заинтересовались терморегулятором и серьезно взялись за дело. Пока вы поставите десять барок Полетова, опытный образец будет готов и его можно начать испытывать.

— Не успеют — барки уже привезли, и в начале будущего месяца мы начнем их монтировать. Можно было бы и раньше, да боюсь сорвать месячный план...

— Товарищ директор, беру на себя торжественное обязательство: в начале будущего месяца доставить вам опытный образец терморегулятора и лично принять участие в его испытании! — Анна Дмитриевна неумело откозыряла, оба рассмеялись.

— Эх, если бы получилось удачно!.. Мы могли бы разрешить проблему комплексной механизации в крашении. Газификация уже дает свои плоды: на котлах постоянно четыре атмосферы давления, на барках — необходимый температурный режим. Только за счет этого мы подняли производительность на пятнадцать процентов. Поставим закрытые барки и ночную смену ликвидируем. Тяжело работать по ночам, на себе испытал. Между четырьмя и пятью часами утра так клонит ко сну, что кажется, все отдал бы, лишь бы вздремнуть. С планом мы в две смены справимся, и красильный цех навсегда перестанет быть узким местом. Впрочем,— спохватился Власов,— я, кажется, опять расхвастался! Все о делах да о делах, как будто других тем для разговора нет...— И вдруг просительно и в то же время настойчиво проговорил:

—Знаете, что? Поедемте в воскресенье за город! Лето пройдет, а мы и зеленой травки не увидим...

— Куда?

— Куда глаза глядят! Только бы хоть на время забыть о плане, забыть, что существуют на свете Толстяковы, Никоновы, не видеть постного лица Баранова. Без машины, без шофера. Два бутерброда в карман — из путь-дорогу!

— Заманчивая перспектива!.. Хорошо, поедемте.

— До чего вы добрая, просто удивительно!.. Значит, решено! В воскресенье, ровно в шесть, я у ваших ворот?

— Не рано ли?

— Ну, в семь...

...От Пятницкой до Калужской площади они прошли пешком. День выдался на редкость погожий — на небе ни облачка, ласково светило солнце. По направлению к Павелецкому вокзалу, к станции метро, тянулись толпы людей с кошелками, сумками или рюкзаками за спинами.

На площади, у остановки загородного автобуса, стояла длинная очередь — много было желающих провести воскресный день подальше от города. Пришлось и им минут двадцать простоять на солнцепеке. Когда наконец удалось втиснуться в машину, Власов, взглянув на часы, воскликнул:

— Сколько времени потеряли! Надо было пораньше прийти!

— О прошлом никогда не следует жалеть, все равно не вернешь,— смеясь, ответила Анна Дмитриевна, разглядывая пассажиров. Среди них были рыбаки-любители с удочками, аккуратно уложенными в специальные мешочки, целые семьи с детьми, молодые парочки. На последнем сиденье разместились колхозницы с пустыми бидонами и кошелками, набитыми хлебом и сушками.

Машина плавно бежала по широкому Калужскому шоссе, мимо новых больших жилых домов, мимо многочисленных больниц и клиник.

По этой улице в 1612 году, не выдержав натиска Минина, бежали к Воробьевым горам толпы интервентов гетмана Хоткевича, а спустя двести лет, в 1812 году, по ней же отступала из Кремля армия Наполеона.