Читать интересную книгу Введение в теоретическую лингвистику - Джон Лайонз

5.2.6. РАЗЛИЧНЫЕ ТИПЫ ПРЕДЛОЖЕНИЙ

В традиционной грамматике предложения подразделяются на различные типы двояким образом: во-первых, по функции — на повествовательные, вопросительные, восклицательные и побудительные; и, во-вторых, в соответствии с их структурной сложностью, — на простые и сложные. Сложные предложения состоят из нескольких простых предложений (которые, входя в качестве составных частей в более крупные предложения, в силу этого называются несамостоятельными предложениями). Таким образом, I saw him yesterday and I shall be seeing him again tomorrow 'Я видел его вчера, а завтра я увижу его опять' — это сложное предложение. Сложные предложения делятся на: (а) те, в которых составляющие несамостоятельные предложения находятся в грамматическом отношении сочинения, так что ни одно не зависит от другого, но все просто складываются в цепочку при помощи так называемых сочинительных союзов (and 'и', but 'но' и т. п.) или без них; и (б) те, в которых одно из несамостоятельных предложений («главное предложение») «модифицируется» одним или несколькими придаточными предложениями, грамматически зависящими от него и обычно вводимыми (в английском языке) посредством подчинительных союзов (if 'если', when 'когда' и т. д.). Придаточные предложения делятся по функции на именные, адъективные, адвербальные и т. д. и, кроме того, на временные, условные, относительные и т. д. Мы здесь не будем вдаваться в детали этой классификации. Понятию грамматической зависимости в этом разделе придается дистрибуционная интерпретация, а другие понятия «функции» и «модификации», используемые при классификации предложений на разные типы, будут рассмотрены с дистрибуционной точки зрения в следующей главе (ср. § 6.4.1).

Прежде чем на время отвлечься от вопроса о типах предложений, следует сделать одно общее замечание. «Формальный» подход к грамматическому описанию, принятый в этой книге и признанный в настоящее время многими лингвистами, означает отказ от всякой попытки распределить предложения по «понятийным» категориям до и независимо от их классификации по признаку их внутренней структуры (то есть в терминах дистрибуционных отношений между их частями). Не следует заранее полагать, что всякий язык будет иметь формально различающиеся модели структуры предложения для каждого из четырех основных типов (повествовательные, вопросительные, восклицательные, побудительные предложения), выделяемых в традиционной грамматике. Следует, как мы настаивали в предыдущей главе, сначала установить независимо для каждого языка грамматические единицы и сочетаемостные модели, действительные для этого языка, и только затем, если это вообще потребуется, приписывать им такие названия, как «повествовательные», «вопросительные» и т. п., на основе их семантических или контекстуальных корреляций. В традиционной грамматике выделялось четыре основных типа предложений, потому что в греческом и в латинском языках имеется четыре формально различных модели построения предложений, которым приблизительно соответствуют четыре семантические категории: повествовательные, вопросительные, восклицательные и побудительные предложения. Учение о том, что эти четыре типа суть универсальные грамматические категории, как и учение о том, что «части речи» — это универсальные характеристики языка, соответствует обычной практике средневековых грамматиков, приверженцев «спекулятивной» грамматики, а также их последователей, возводивших специфические особенности греческого и латинского языков в ранг теоретически необходимых априорных категорий.

5.2.7. ФОНОЛОГИЧЕСКИЕ КРИТЕРИИ *

Критерий дистрибуционной независимости не всегда сам по себе достаточен для того, чтобы однозначно сегментировать высказывание на определенное число предложений. (Напомним, что высказывания считаются состоящими из предложений только с оговорками, выдвинутыми выше в этом разделе.) Возьмем, например, высказывание I shouldn't bother if I were you I'd leave it till tomorrow 'Я бы не беспокоился на твоем месте, я бы отложил это до завтра'. Сегмент if I were you 'на твоем месте' не является дистрибуционно независимым (и как следствие — предложением), поскольку он предполагает, по крайней мере обычно, наличие еще одного (предшествующего ему или следующего за ним в том же высказывании) сегмента, который бы содержал would, should,'d и т. д. Этим условиям дистрибуционной связанности удовлетворяют как сегмент, стоящий справа, так и сегмент, стоящий слева от if I were you 'на твоем месте', так что данное высказывание можно разделить на два предложения двумя различными способами: I shouldn't bother if I were you./ I'd leave it till tomorrow 'Я бы не беспокоился на твоем месте./ Я бы отложил это до завтра' и I shouldn't bother. / If I were you I'd leave it till tomorrow 'Я бы не беспокоился. /На твоем месте я бы отложил это до завтра'. Выбирая между этими двумя возможностями в каждом отдельном случае, мы должны прибегнуть к помощи других соображений, главным образом к критерию потенциальной паузы и к интонационному критерию. Дистрибуционно определенные предложения английского языка, не представляющие проблем разграничения, имеют характерный интонационный контур и могут быть отделены друг от друга паузами большей или меньшей длительности, когда они следуют подряд в одном высказывании. Следовательно, в полном описании английского языка предложение, определяемое в первую очередь в грамматических терминах, необходимо также выделить как сферу приложения фонологических признаков, объединяемых термином «интонация». Таким образом, описание языка в целом упростилось бы, если бы в тех случаях, когда собственно грамматические критерий оказываются недостаточными (как в приведенном выше примере), мы бы сочли возможным использовать в качестве определяющих критериев соответствующие фонологические признаки. Конечно, теоретически возможно, что в том или ином языке сфера приложения интонации устанавливается совершенно иначе (например, как некоторое данное число слогов) и не отвечает никакой грамматически выделенной единице. Однако, вероятно, в действительности во всех языках предложение представляет собой единицу, обнаруживающую наибольшую «конгруэнтность уровней», в частности между фонологическим и грамматическим уровнями описания. Здесь можно упомянуть, что единства, традиционно называемые сложными предложениями, состоящими из скоординированных несамостоятельных предложений[34], на основании чисто грамматических критериев признавались бы не едиными предложениями, но последовательностями отдельных предложений. Такое высказывание, как I saw him yesterday and I shall be seeing him again tomorrow 'Я видел его вчера, и я опять увижу его завтра', было бы разбито с помощью критерия дистрибуционной независимости на два предложения (с границей между yesterday 'вчера' и and). Однако дополнительные критерии потенциальной паузы и интонации разграничат высказывания, в которых два или несколько последовательных предложений следует считать несамостоятельными предложениями в одном предложении, и высказывания, в которых их следует считать самостоятельными предложениями. В таких случаях орфографическая практика отражает соответствующее различие; ср. I saw him yesterday. And I shall be seeing him again tomorrow, с одной стороны, и I saw him yesterday and I shall be seeing him tomorrow — с другой.

5.3. МОРФЕМА *

5.3.1. СЛОВО И МОРФЕМА

Рассматривая две другие «основные» единицы грамматического анализа — слово и морфему, мы сталкиваемся с той трудностью, что с какой бы из этих единиц мы ни начали, мы должны предположить, что уже знаем что-то о другой. Многие современные исследования грамматической теории затушевывали эту трудность, определяя морфему как минимальную единицу грамматического анализа (мы временно примем это определение) и при этом не указывая, что обычная лингвистическая практика не всегда согласуется с этим определением, будучи в равной мере обусловлена эксплицитным или имплицитным отнесением слова к грамматическим единицам. Причины этой противоречивости или неопределенности исторически объяснимы и выяснятся в ходе нашего дальнейшего обсуждения. Мы увидим, что ни слова, ни морфемы (как эти термины обычно применяются лингвистами) не составляют универсальных свойств языка, хотя можно сделать их таковыми по определению. Однако, чтобы сделать одну или другую из этих двух единиц универсальной, следует порвать с прошлым более решительно, чем это готовы сделать многие лингвисты. Хотя в данном разделе мы будем в основном заниматься морфемой, а в следующем — словом, эти два раздела неизбежно будут в какой-то мере совпадать друг с другом.

5.3.2. СЕГМЕНТАЦИЯ СЛОВ

Мы определили морфемы как минимальные единицы грамматического анализа — единицы «низшего» ранга, из которых состоят слова, — единицы ближайшего «высшего» ранга (см. §5.1.1). Мы проиллюстрировали это утверждением, что английское слово unacceptable состоит из трех морфем— un, accept, able, — каждая из которых имеет особую дистрибуцию, а также особую фонологическую (и орфографическую) форму, или «оболочку». Мы должны теперь провести разграничение между самими морфемами как ди-стрибуционными единицами и их звуковой (или орфографической) «оболочкой». Возможность выделения в слове меньших грамматических сегментов не абсолютна, а относительна; скорее, следует говорить о различных степенях членимости. Слова boy-s 'мальчики', jump-s 'прыгает', jump-ed 'прыгал', jump-ing 'прыгающий', tall-er 'более высокий', tall-est 'самый высокий' и т. д. можно членить на составные части не менее легко, чем un-accept-able; так же обстоит дело с большинством английских существительных, глаголов и прилагательных. Мы будем считать, что такие слова детерминированы относительно сегментации. Но существует много других английских существительных, глаголов и прилагательных, которые или вообще не членимы или лишь частично детерминированы относительно сегментации, например: неправильное образование множественного числа men 'люди', children 'дети', mice 'мыши', sheep 'овцы' и т. п.; «сильные» глаголы went 'шел', took 'взял', came 'пришел', ran 'бежал', cut 'резал' и т. д.; неправильные формы сравнительной и превосходной степени better 'лучше', best 'лучший', worse 'хуже', worst 'худший'. Сегментация всех этих слов представляет определенные трудности, более или менее значительные, а также различающиеся по характеру. Например, men находится в том же грамматическом отношении к man, в каком boys находится по отношению к boy (men — это множественное число от формы единственного числа man, так же как boys — множественное число от формы единственного числа boy); при этом отмечается по крайней мере некоторое фонологическое (и орфографическое) сходство между men и man, которое могло бы послужить основой для сегментации men на две части. То же самое верно по отношению к mice и mouse 'мышь' (заметим, что здесь сильнее орфографическое различие, нежели фонологическое). С другой стороны, хотя worse и went находятся в том же грамматическом отношении к bad 'плохой' и go 'идти', в каком taller и jumped находятся по отношению к tall 'высокий' и jump 'прыгать', между worse и bad или между went и go нет совсем никакого фонологического сходства. Такие слова, как worse и went, нельзя расчленить на части. Лингвисты много изощрялись в обосновании того или иного «решения» проблемы слов, недетерминированных в отношении сегментации, и даже в «сегментации» таких слов, как worse и went. Мы не будем здесь рассматривать эти «решения», так как они основываются на методологических допущениях, менее общих (то есть более тесно связанных с определенной лингвистической концепцией), чем те, из которых мы исходим в этой работе. Для нашей цели достаточно привлечь внимание к тому факту, что, по крайней мере в некоторых языках, есть слова, которые можно расчленить на части только произвольным образом, хотя эти слова принадлежат к тем же грамматическим классам, что и другие, членимые, слова.