— Что-то ты больно складно брешешь, дядя
— Это кобели вроде тебя брешут, племянничек, а я чистую правду говорю!
На флоте всегда ценились острословы, а потому бойкий ответ Фёдора, матросы встретили дружным смехом, после чего отношения между ними наладились. Решив, что Шматов хоть и штатский, а человек дельный, они обступили его и принялись расспрашивать уже по-доброму.
— Сам-то откуда?
— Ярославской губернии, — обстоятельно отвечал тот. — Из-под Углича. Большесельской волости. Может, слыхали?
— Слыхали, как не слыхать. Почти земляки.
— Да ну?
— Вот тебе и ну!
Корабельная жизнь, штука довольно однообразная, так что всякое новое лицо невольно вызывает к себе интерес. В особенности, если это самое лицо прибыло из Петербурга и было, по словам восторженного Сашки Майера, по меньшей мере, научным светилом. Но, как говорится, гусь свинье или кондуктор офицеру отнюдь не товарищ, а потому в кают-компанию Дмитрия не приглашали, и вообще держались подчеркнуто отстраненно. Впрочем, скоро выяснилось, что Будищев и сам не особенно расположен к общению.
Как и ожидалось, на следующий день «Баку» поднял якоря и, выпустив из двух своих труб облако черного как смоль дыма, деловито зашлепал по морю своими громоздкими колесами. Затем Гусев решил, что ход недостаточен и приказал поставить паруса. Засвистели дудки боцманматов, матросы стали карабкаться по вантам и вскоре на обеих мачтах затрепыхались белые полотнища.
Поскольку ни гальваники, ни какого-либо минного вооружения на пароходе не было, найти занятие для Будищева, было не самой простой задачей, но Маслов с блеском вышел из положения, поручив ему изучать устройство корабля, под руководством Майера. Иными словами, скинул решение задачи на гардемарина. Молодой человек принял это поручение с восторгом и энергично принялся за дело. Проявив редкое усердие, они за день облазили весь пароход от мачт до машинного отделения. Впрочем, с последней проблем было меньше всего. Как оказалось, Дмитрий представлял её устройство и принцип работы куда лучше, чем его наставник. А старший механик, вообще предложил кондуктору перейти к нему в машинную команду, обещая выхлопотать ему место младшего помощника.
Но вот что касается парусов, рангоута и такелажа, то в этом Будищев, как и следовало ожидать, оказался полным профаном. Узнав о подобном пробеле в знаниях, загрустивший было Майер, немного приободрился и взялся научить своего нового товарища основам этой премудрости. И хотя успехи минного кондуктора были откровенно невелики, все же кое-что он запомнил, и стаксель с топселем с тех пор не путал.
В качестве ответной любезности, он рассказал своему юному учителю об устройстве всех митральез, с которыми ему доводилось иметь дело, а также о практике их применения во время последней войны.
— Господи, как я вам завидую! — с жаром воскликнул гардемарин. — Мы в корпусе просто изнывали от желания принять участие в боях, а вы там были и сами все видели.
— Хватит сражений и на ваш век, — скупо усмехнулся Дмитрий.
— Только не у нас на Каспии, — поморщился его собеседник. — Наша стезя, перевозить грузы и охранять промыслы. Так вся жизнь пройдет мимо.
— Кстати, все хочу спросить. Как вас угораздило попасть сюда?
— Как вам сказать, Дмитрий Николаевич. Кому-то надо было, вот жребий и выпал…
— Плохо учились?
— Вовсе нет! — вспыхнул молодой человек. — То есть, я был, конечно, не самый лучший ученик, и моё имя не выбьют на мраморе в вестибюле корпуса, но, клянусь честью, было немало получивших куда худший балл, но распределенных в Кронштадт или Севастополь.
— Мохнатой лапы нет?
— Какое странное выражение… впрочем, смысл вполне понятен. Вы правы, протекции у меня нет.
— Бывает.
— А вы?
— Что, я?
— Как вы получили назначение в нашу дыру?
— Превратности судьбы.
— Но вы же изобретатель! Почти ученый. Друзья по корпусу писали мне о ваших работах. Один беспроволочный телеграф чего стоит…
— Ну, это не единственное мое преступление перед человечеством, — усмехнулся Дмитрий.
— О чем вы? — широко распахнул глаза Александр.
— Неужели ваши друзья не писали вам о других моих работах?
— Вы про митральезы фабрики Барановского? Да, я слышал, что вы тоже приложили к ним руку, но…
— Сейчас на Балтике формируется целая батарея из пулеметов и скоро она будет здесь.
— Здесь?! Погодите, вы хотите сказать, что она предназначена для экспедиции Скобелева?
— Именно.
— Боже мой! Как бы я хотел принять участие в этом предприятии! Увидеть Михаила Дмитриевича, это по-настоящему великого человека! Побывать в бою…
— Подставить грудь под пули, — с усмешкой добавил Будищев.
— Да! Непременно! Это ведь куда почетнее, чем возить по морю муку, крупу и прочие припасы.
— Без них тоже не повоюешь.
— Я знаю, но душа просит подвига. Настоящего дела!
— Как говорил наш полковой священник, отец Михаил: — «ищущие да обрящут».
— Ваши бы слова, да Богу в уши, Дмитрий Николаевич.
— Ну, так высоко у меня не получится, — засмеялся тот, — а вот Макарову замолвить словечко могу.
— Вы с ним знакомы?
— И со Скобелевым тоже, правда, не столь близко.
— Будищев! — восторженно завопил Майер. — Я вас люблю!
— Тише ты, — едва не поперхнулся кондуктор. — А то люди услышат, и черт знает что подумают!
— Пусть слышат! Пусть все знают, что вы — самый лучший человек на всем белом свете! — пылко провозгласил Александр, а потом спохватился и уже без пафоса поинтересовался: — а что именно подумают?
— Ничего, — лучезарно улыбнулся Дмитрий. — Не берите в голову.
Вообще, молодые люди быстро подружились. Юного гардемарина ещё не успела затянуть окружающая его рутина, и он жадно тянулся к новым знаниям, охотно делясь в ответ своими. Будищева же подкупала в нем искренность и полное отсутствие свойственного многим морским офицерам снобизма.
На пятый день однообразного плавания «Баку» дошлёпал своими большими колесами до Александровска и встал на якорь. Здешняя бухта, по словам Майера, была одной из самых удобнейших на Каспии. Впрочем, Дмитрия подробности гидрографии не заинтересовали, а сам город вызвал любопытство только как база будущей экспедиции. Он уже хотел было испросить у старшего офицера разрешения сойти на берег, но тот совершенно неожиданно вызвал его сам.
— Будищев, поскольку вам совершенно нечем заняться, возьмите четверых матросов и доставьте в здешний госпиталь груз.
— Слушаюсь.
— Приступайте.
— Разрешите взять с собой…
— Майера? Сколько угодно. Только смотрите не опоздайте. После третьего гудка «Баку» вас ждать не станет.
Строго говоря, Дмитрий имел в виду Шматова, но, подумав, решил, что его он может взять с собой и без разрешения. А вот гардемарин, если оставить его на корабле, может смертельно обидеться.
Майер, которого он все чаще называл просто Сашкой, воспринял предстоящую прогулку с восторгом. Как оказалось, его не слишком часто отпускали в увольнения, и он был безумно рад просто оказаться на берегу. Тоже можно было сказать и о Фёдоре. Никогда раньше не ходившего по морю парня сильно укачивало, и хотя он крепился, прогулка по твердой поверхности ему явно не помешала бы.
Матросы, не смотря на жару, тоже были не прочь побывать в городе. Закинув на плечи тюки с медикаментами, они, весело переговариваясь, бодро пошагали вслед за Будищевым и Майером. Последним шел ещё зеленый после качки Федя.
Впрочем, ничего особо интересного в Александровске не было. Город группировался вокруг пристани, на которой громоздились горы рельс, шпал и почему-то верблюжьих седел. Очевидно, их запасли как раз для экспедиции, но откуда возьмется такое количество животных, было решительно непонятно.
Ещё одной достопримечательностью были два больших опреснителя, поочередно работающих и снабжающих город пресной водой. По словам местных, отсутствие пресной воды было одним из самых главных недостатков города.