— Издеваешься, паразит?
— Господь с вами, господин кондуктор! И в мыслях не было…
Впрочем, вскоре ветер стал понемногу стихать, волнение уменьшилось, и когда пароход подошел к Чигишляру погода, можно сказать, нормализовалась. Почувствовав себя немного лучше, Будищев попросил Шматова помочь ему выйти на верхнюю палубу. Тот не заставил просить себя дважды, и, подставив ослабевшему товарищу плечо, буквально вытащил его наверх.
— Тебе уже лучше? — с явным участием в голосе поинтересовался Майер.
Гардемарин, одетый в длинный парусиновый плащ с капюшоном, казалось, совершено не замечал ни качки, ни непогоды. Напротив, его юная физиономия лучилась довольством. И вообще он выглядел опытным морским волком, которому все шторма — плюнуть и растереть, выгодно отличаясь на фоне юнкера.
— Не дождешься, — буркнул в ответ Дмитрий, хватаясь за поручень.
— Ничего страшного, — поспешил успокоить тот товарища. — Привыкнешь. Я поначалу тоже плохо переносил, а теперь, как видишь…
Последние его слова заглушил грохот разматываемой цепи, и пароход встал на якорь.
— Это не опасно? — удивился Будищев. — Шторм ведь ещё не кончился…
— О чем ты? — искренне удивился Майер. — Это разве шторм, так легкое волнение. К тому же, мы уже пришли…
— И… где же?
— Берег? Да вот же он, в тринадцати кабельтовых!
Пересчет кабельтовых в более привычные меры длины был для измученного Дмитрия непосильной задачей, но, взглянув в направлении указанном ему приятелем, он пришел к выводу, что до суши версты две — две с половиной.
— Далековато.
— Что поделаешь, мелко. Ближе нам не подойти. Сюда вообще редко кто заходит. Все идут сразу в Персию.
— А нас какая нелегкая принесла?
— Груз, — беззаботно пожал плечами гардемарин.
— Федя, дай-ка бинокль, — попросил Дмитрий и, получив требуемое, внимательно осмотрел близлежащую сушу.
Сколько хватало взгляда, простирался гладкий песчаный берег лишенный каких-либо признаков растительности. Сам пост или точнее урочище Чигишляр, на первый взгляд, представляло собой хаотичное скопление из множества кибиток, полотняных палаток, небольших домиков с навесами и тому подобных убогих строений, над которыми сиротливо возвышалась часовая вышка. Еще одним ориентиром, за который мог зацепиться глаз, были высокие бунты [78], накрытые белой парусиной.
— Да, это вам не Рио-де-Жанейро, — задумчиво пробормотал Будищев, возвращая бинокль.
— Это точно, — жизнерадостно отозвался тут же прильнувший к окулярам Шматов.
— А вы бывали в Бразилии? — простодушно удивился Майер.
— Естественно, — ухмыльнулся юнкер. — Шикарное место, на самом деле. Пальмы, море, знойные женщины, толпы негров в белых штанах и много-много диких обезьян.
— Тут из всего перечисленного — только море, — с явным сожалением в голосе заметил гардемарин.
Тут их беседу заглушил боцманский мат, затем раздался металлический грохот цепи и пароход стал на якорь. Практически одновременно с этим от причала отошло несколько больших лодок под грязно-серыми парусами и паровой катер.
— Блин, вот уж не думал, что местные ко всему ещё и мореходы, — удивился Будищев, глядя как те ловко те лавируют по волнам, обгоняя мерно пыхтящий катер.
— Они и не на такое способны, — с легким смешком отвечал Майер. — Здешние йомуды частенько ходят на своих лодках в Персию.
— Какие-какие муды?
— Йомуды. Одно из туркменских племен.
— А текинцы?
— Нет. Те все больше на лошадях или верблюдах по пустыням.
— Понятно. А эти самые «муды» зачем на тот берег плавают?
— Официально — торговать.
— А неофициально?
— Грабить, естественно. Наши при досмотре постоянно изымают у них оружие, но те все равно ухитряются. Персюки их страшно боятся, а потому почти не оказывают сопротивления.
— Очень интересно. И что именно грабят?
— Ну, как тебе сказать. Народ там бедный, а потому взять особо нечего. Поэтому захватывают рабов. Особенно ценятся юные девушки и мальчики. Впрочем, и от более взрослой добычи не отказываются. Правда, сейчас эти набеги стали гораздо реже, но все равно случаются.
— Тьфу, разбойники! — выразил свое отношение к услышанному исправно гревший уши Федька.
— Восток, — философски отозвался гардемарин.
— Будищев, вам, кажется, уже легче? — вкрадчиво спросил неслышно подошедший сзади Маслов.
— Так точно, господин капитан-лейтенант, — обреченно выдохнул кондуктор. — А если меня поставить на твердую землю и прислонить спиной к теплой стенке, то я вам зайца по степи загоняю!
— Нет, зайца не надо, — хохотнул старший офицер. — Хотя зайчатинки для разнообразия было бы недурно. Но у меня к вам поручение иного рода.
— Слушаю.
— У нас тут груз для местных артиллеристов. Надо его как можно скорее сдать им и следовать дальше.
— Пушкари — люди въедливые. Быстро может и не получиться.
— Тут вы правы.
— Прошу прощения, а разве с грузом не должен быть сопровождающий?
— Должен, наверное.
— И где же он?
— Заболел ещё в Астрахани, подлец. Так что, воленс-ноленс [79] придется сию юдоль взвалить на вас.
— Но я ведь всего лишь кондуктор!
— Верно. А потому, какой с вас спрос? Исполнять!
— Есть!
— И постарайтесь, чтобы на этот раз посланным с вами матросам не напекло голову.
— Приложу все усилия!
Артиллерийским грузом оказались три больших тюка с неизвестной начинкой, опломбированных печатью артиллерийского ведомства. Матросы под чутким руководством лейтенанта Леонтьева уже подняли на верхнюю палубу два из них, и сейчас тянули третий.
— Эй, боцман, — подал голос офицер, — что они у тебя телятся, как беременные тараканы?
— Навались, служивые, — немедля отреагировал тот. — А не то всем рыла начищу до нестерпимого блеску! Раз-два, дружно, взяли…
Моряки дисциплинированно подналегли, и очередной тюк мягко ляпнулся на деревянный настил.
— Ну, хоть не бомбы, — хмыкнул Будищев.
— Какое там, — флегматично отозвался Леонтьев. — Скорее всего, упряжь для лошадей.
— Упряжь?
— Полагаю, да. Недавно в ведомстве генерал-фельдцейхмейстера в очередной раз перешли на хомуты нового образца, а нынче это нововведение добралось и до здешних мест.
— А чем старые были плохи?
— Помилуйте, кондуктор, мне-то, откуда сие знать? Я, слава тебе Господи, не из лошадиного ведомства.
Последние слова он произнес с кривой усмешкой, что для обычно невозмутимого как тибетский лама лейтенанта обозначало крайнюю степень веселья.
— И как же доставить их на берег? — задумался Будищев, недоверчиво взирая на утлые плавсредства туземцев. — Может, подождать катер?
— Не волнуйся, — поспешил успокоить его Майер. — Они и не такие грузы таскают. А паровой катер — для пассажиров. Но ты можешь и на нем…
Тем временем, матросы, пользуясь прицепленными на реи блоками, ловко опускали тюки в лодки скалящихся во все зубы туркмен. Надо сказать, что лица у местных при этом были самые разбойничьи и Дмитрий невольно забеспокоился. В самом деле, кочевников в здешних пустынях немало, и для них лошадиная упряжь любого образца может представлять изрядную ценность. И кто его знает, может быть, лишившись из-за присутствия русской администрации и обилия войск, привычного заработка они сейчас умыкнут груз у него? Вот уж на хрен!
— Федька, тащи револьверы! — отрывисто велел он Шматову.
— Сей секунд, — сорвался тот с места, услышав знакомые нотки в голосе товарища.
Через минуту он снова материализовался на палубе, неся в руках две кобуры со Смит-Вессонами. Его появление не осталось незамеченным, но если матросы ограничились негромкими смешками, то Леонтьев вышел на несколько секунд из состояния апатии и удивленно спросил:
— Вы собираетесь с кем-то воевать?
— Нет, охотиться. Старший офицер просил зайца добыть.