путей в этой жизни. Вы понимаете меня?
Дэмин молча кивнул. Ситуация, когда простая девушка могла стать наложницей даже самого правителя, не являлось редкостью. Таких счастливиц часто забирали из дорогих публичных домов или из музыкальных школ. Не было ничего зазорного в том, чтобы любить женщину из низкого сословия. Конечно, редко когда она могла бы стать законной женой, — хотя такие случаи тоже бывали, — но никто не брезговал их обществом. Совсем иначе относились к тем девушкам, кто теряли своего покровителя — человека из знатной семьи. Среди чиновников ходило негласное правило не забирать женщин, служивших мужчинам из одного круга, дабы это не способствовало возникновения конфликтов. Поэтому Дэмин прекрасно понимал, о чем сейчас лила слезы наложница Джана. Она была напугана сложившейся ситуацией.
— Как вы могли заметить, моя внешность отличается от синторцев. Я родом из других земель, но кем были мои родители, уже и не вспомню. Меня продали в рабство, вероятно, за долги семьи, и я проделала долгий путь до Тивии, куда стремятся все работорговцы в желании попытаться продать молодых девушек иноземцам. Лишь волей богов наш караван сбился с пути и оказался в пограничном городе, что располагался рядом с фортом синторской армии. Дожидаясь улучшения погоды, купец, задержался в этой месте и, в скором времени, меня выкупил один из военных служащий в синторском форте, — Рия слабо улыбнулась. — Для девушки это настоящее проклятие и худшая из судеб. Среди рабынь ходит много жутких историй о том, как военные обращаются с девушками. Я даже думала при первой же возможности перегрызть вены на запястьях! Об этом способе мне рассказали другие невольники. Но моего духа не хватило.
Рия говорила уже более спокойным голосом, и слезы на ее глазах высохли.
Чем дольше Дэмин смотрел на эту девушку, тем красивее она ему казалась. Густые волосы, изящные тонкие пальцы, гибкий стан и аккуратные голени, что сейчас бесстыдно оголились.
Когда наложница прекратила рыдать и начала рассказывать свою историю, ее поза, подле ног Дэмина, вдруг показалось тому неприличной. Но стоило господину попытаться отодвинуться или предпринять попытку помочь девушке подняться с ковра, как та бросала умоляющий взгляд на него, и зеленые глаза вновь становились влажными.
Как же сильно ему сейчас не хватало талантов Ляна.
— Мужчина, который меня выкупил, оказался благородным человеком, — продолжила наложница. — И я не перестану молить богов даровать ему счастливую и сытую жизнь во всех будущих перерождениях. Он приютил меня, словно родную дочь, и наказал всем в форте не сметь меня обижать. Я была его служанкой, и когда он отлучался, возвращаясь в столицу, тосковала по его доброте. К сожалению, — она тяжело вздохнула, — его несправедливо обвинили и казнили, и тогда я вновь окунулась в пучину страха. Моя судьба повисла на волоске, ведь, находясь среди воинов, без протекции другого мужчины, я стала бы легкой добычей для похотливых рук. Лишь богам известно, отчего они так ко мне благосклонны, ибо в тот год я познакомилась с вашим братом — честным и достойным человеком. Теперь я здесь. И снова в ситуации, когда моя жизнь готова разрушиться. И происходит это вновь по воле ваших законов. Я заново теряю любимого мной человека и уверена, что причина такая же несправедливая, как и та, что погубила господина, выкупившего меня из рабства.
Наложница аккуратно стерла кристальной чистоты слезу, что сорвалась с ее темных ресниц. Ее пальцы подрагивали, и все тело сотрясалось дрожью перед страхом неизвестности. Дэмин ощутил внезапное желание защитить эту хрупкую и беспомощную девушку. Как бы ему сейчас хотелось быть тем, за чьей спиной она смогла бы обрести покой и счастливую жизнь.
Он смутился от подобных мыслей.
Будучи старшим братом, Дэмин мог бы по праву первенства отобрать любую наложницу у своих младших братьев, если бы пожелал. Ему принадлежало все, что принадлежало семье, даже дети и наложницы братьев. Только их законные жены были неприкосновенны для главы семьи. Но он считал такие законы устаревшими и порочащими честь добропорядочного человека. Он никогда бы так не поступил.
— Не бойся, — Дэмин вовремя совладал с эмоциями и воспротивился желанию погладить шелковистые волосы Рии, пусть даже этот жест был бы лишь способом ее утешения, — я разберусь с этим, ибо не меньше твоего переживаю за жизнь своего брата. Я уверен, что это ужасная ошибка или подлые козни. Я сделаю все, чтобы это исправить.
Рия печально улыбнулась, без стеснения глядя прямо в глаза Дэмина.
— Вы благородный человек. Но я слышала уже такие слова из уст господина, выкупившего меня. И он не смог совладать с вашими законами. Они оказались прочнее стали и сильнее его воли.
Дэмин вспомнил слова градоначальника, говорившего о том, что он ничто против законов Синторы. Это ранило его гордость и подточило уверенность в собственных силах.
— Я клянусь, что как бы ни повернулось дело, тебе нечего опасаться. Этот дом — твой дом. Я позабочусь о тебе, даже если боги пожелают отобрать у нас Джана.
Наложница вновь крепко обхватила ноги Дэмина и прижалась к ним, как утопающий хватается за остатки корабельных досок. Длинные рукава ее наряда, подобно покрывалу, раскинулись по мягкому ворсу ковра.
Хотелось бы и Дэмину иметь кого-то, кто также переживал бы за его судьбу. Особенно сейчас, когда он остро ощущал одиночество и тяжесть ответственности.
Глава третья
Теперь и Дэмину предоставилась возможность увидеть то, что происходило за Дверью Позора, расположенной в Ведомстве Безопасности. После разговора с наложницей он не стал медлить и направил письмо Гувэю, прося того дать ему возможность переговорить с найденным стражем речных ворот. Без сына градоначальника этот процесс мог бы занять несколько месяцев, так как Дэмину потребовалось бы обратиться в канцелярию Ведомства с подобным прошением. У него не было столько времени.
Гувэй встретил их у той самой злополучной двери, которой так страшились все правонарушители. Петли неприятно скрипнули, пропуская Мингли и Дэмина в лоно самого жуткого кошмара приговоренных к наказаниям. Но, к их удивлению, ничего, кроме небольшой площади с утоптанным песком, что притаилась внутри построек ведомства, за дверью не оказалось. Ни воинов с плетями, ни страшных пыточных приспособлений, ни даже криков ужаса или крови. С одной из сторон располагалось помещение канцелярии, регистрирующее всех, кого сюда приводили, с другой — длинный стол со стульями под деревянным навесом. Вероятно, там полагалось сидеть чиновнику, который оглашал заключительное решение и перенаправлял преступника в дознавательную, пыточную, в тюрьму или на смертную казнь. Если бы не полное отсутствие зелени во дворе,