Палл. — Возможно, так считает его мать, равно как сам император и Сеян, но именно поэтому он до сих пор не выбыл из гонки. Согласен, возможно, на первый взгляд он человек не слишком большого ума, причиной чему заикание и хромота. Верно и то, что он имеет привычку говорить вещи, которые на публике совершенно не к месту, да и шутки его, как правило, крайне неудачны, хотя сам считает себя одним из записных остряков нашего времени. Но это не более, чем личина. На самом деле Клавдий честолюбив и жаден до власти, и я бы не советовал ему доверять. Ему не занимать ума, хотя и довольно сумбурного. Клавдий написал ряд обширных трудов на самые разные темы, причем некоторые из его работ, насколько мне известно, достойны похвалы.
— А ты бы сам поставил на него? — спросил Веспасиан. Слова Палла разожгли в нем еще большее любопытство.
Управляющий выразительно посмотрел на него.
— Все ставки на скачках имеют один недостаток, — ответил он. — Их можно сделать лишь до начала заезда. И, на мой взгляд, это самый неудачный момент в том, что касается ваших денег. Лично я предпочитаю делать ставку на финальном повороте, когда уже понятно, кто придет к победе. Такой подход имеет два существенных преимущества: ваши шансы на успех значительно возрастают, да и с деньгами вы расстаетесь лишь на короткий срок.
— Иными словами, Клемент будет вынужден ждать, прежде чем станет понятно, сорвал он куш или же остался в накладе, — с улыбкой подвел итог Сабин.
— Безусловно, но, как и любой разумный игрок, он обезопасил себя тем, что заодно сделал небольшую ставку на Калигулу. Он сопровождает его во время ночных вылазок по злачным местам, выручает из щекотливых ситуаций, если таковые случаются, а надо сказать, что случаются они довольно часто.
— Ничуть не сомневаюсь, — отозвался Веспасиан, вспоминая непомерные сексуальные аппетиты своего приятеля. — И Клемент при нем в роли стража.
— Можно сказать и так, и я готов поспорить, что и к вам он постарается втереться в доверие.
— А почему ты так думаешь?
— Потому что вы в фаворе у Антонии, а он приходится вам родственником, хотя и дальним. Но родство есть родство. Мать вашего отца и бабка Клемента имели общего деда, и я уверен, что он попытается этим воспользоваться.
— Что-то я не заметил семейного сходства, — скептически отозвался Сабин, с подозрением глядя на щуплого декуриона, что ехал впереди них. — Неприятный тип, если хотите знать мое мнение.
— Я бы воздержался, хозяин, от суждений о людях по их внешности, — холодно отозвался Палл, подводя под разговором черту.
Дальше Веспасиан ехал, погрузившись в молчание. С того момента как на горизонте замаячил итальянский берег, в его душе поселилось предвкушение новых встреч, и вот теперь оно бурлило внутри него, и он поймал себя на том, что не может думать ни о чем другом, кроме как о Ценис. Сегодня, через четыре года после разлуки, он вновь увидит ее. По крайней мере, он надеется на это. Ведь она наверняка до сих пор живет в доме Антонии? Он непременно с ней поговорит, улучит минутку, чтобы остаться с ней наедине, расцеловать, заключить в объятия. А если нет? Эти вопросы не давали ему покоя, и он не находил на них ответа. Ему оставалось лишь одно: ждать. Осознание того, что в данный момент он бессилен что-то изменить, повергало его в ярость. Веспасиан тщетно пытался думать о чем-то другом — родителях, поместье, дядюшке Гае, о Капри, мимо чьих скалистых берегов они проплыли накануне. Увы, мысли отказывались повиноваться ему и упрямо возвращались к Ценис. Внутренним взором он представлял, как она, в дрожащем свете лампы, сбрасывает с себя тунику. Увы, от этих мыслей предательская кровь тотчас прилила к его паху, и он был вынужден поправить на себе одежды.
— Думаешь о том, как дома снова воссоединишься с мулами, брат, — с издевкой заметил Сабин, чей зоркий глаз успел подметить это деликатное обстоятельство.
— Не твое дело! — огрызнулся Веспасиан, готовый от стыда провалиться сквозь землю.
— Я велел Клементу отправить вперед гонца, чтобы тот предупредил мою хозяйку о нашем возвращении, — произнес Палл, который тотчас понял, в чем дело. — Я уверен, там вас уже ждет вкусный ужин, а все обитатели дома будут выполнять свои обычные роли.
Довольный тем, что сегодня вечером он, по крайней мере, увидит Ценис, Веспасиан сконфуженно улыбнулся Паллу. Увы, лицо грека по-прежнему являло собой невозмутимую маску, как будто он не сказал ничего важного. Сабин сухо усмехнулся.
Когда их отряд процокал копытами по Палатинскому холму, уже начали сгущаться сумерки. Первое потрясение от шумных людских толп, как только они въехали в Рим, постепенно прошло. На Палатине людей на улицах стало меньше, зато дома сделались выше и роскошнее.
Печати Антонии оказалось достаточно, чтобы стражники городской когорты беспрепятственно пропустили их с их повозкой в ворота Рима. И это притом что в дневное время колесные средства передвижения в город не допускались. Следующие полчаса ушли у них на то, чтобы по запруженным людьми улицам преодолеть шумный Авентин и объехать стороной Большой Цирк. И вот, наконец, они были у подножия Палатина, где их путешествие завершилось.
Клемент постучал в ворота конюшни в дальнем конце принадлежащей Антонии виллы. Спустя минуту-другую те открылись.
— За нами наблюдают, — тихо произнес Палл, когда они въехали во двор.
Веспасиан оглянулся на улицу и шагах в пятидесяти от ворот, в тени кипариса рядом со стеной, заметил две фигуры.
— Это люди Сеяна? — спросил он.
— Скорее всего, его соглядатаи, — ответил Палл, спешиваясь. — Но что они скажут ему? Что в ворота виллы в сопровождении всадников въехала телега? Сомневаюсь, что они доложат ему нечто большее.
— Добро пожаловать в Рим, — произнес знакомый женский голос. Это по лестнице главного дома спустилась Антония и зашагала навстречу братьям. Хотя ей было уже за шестьдесят, младшая дочь Марка Антония по-прежнему была прекрасна, причем своей красотой она в первую очередь была обязана отнюдь не благовонным мазям и притираниям, дорогим платьям и элегантной прическе. Подойдя ближе, Антония одарила братьев ослепительной улыбкой.
— Спешу засвидетельствовать вам мою благодарность за все, что вы для меня сделали, — произнесла она и, взяв руку Сабина, крепко ее пожала. Тот склонил голову в поклоне и пробормотал что-то нечленораздельное.
Антония повернулась к Веспасиану и взяла его руку в обе ладони.
— Вижу, что четыре года в армии не прошли для тебя даром. — сказала она, понизив голос, чтобы ее мог слышать только Веспасиан. — Ты стал настоящим мужчиной, и таким красавцем! Надеюсь,