– Может и так? Глупая девица! Что ты себе позволяешь?
– Что я себе позволяю? – кровь легко закипала в венах, может быть всё дело в здешнем жарком климате и горячащих нрав специях? – Он отказался убрать из нашего дома свою постельную девку.
– И что с того? Насколько мне известно, сейчас ты с ним ложе не делишь? Или я чего-то не знаю?
– Я не хочу этого обсуждать.
– Ты можешь это не обсуждать, но с этого момента ты станешь спускаться к завтраку, обеду и ужину. И ты будешь вежливой, сдержанной и нежной со своим будущим мужем. Я не хочу слышать шепотки о том, что мы с твоей матерью плохо тебя воспитали.
– О чём вы, отец?
– Жена должна быть кроткой и покорной желаниям мужа.
– Я что-то не припомню особой кротости маменьки. Вы всегда считались с её мнением.
– Буду говорить напрямик: твой муж тебе не ровня, Роуз. Его положение много выше нашего. А в свете всего случившегося, ты сама должна понимать… но ты словно не ценишь выпавшего тебе счастья?! Да ты хоть понимаешь, как тебе повезло? Сколько девушек вынуждено идут за стариков, а тебе достался красивый, молодой, богатый, знатный и обладающий властью, жених, который готов взять порченный товар, а ты нос воротишь из-за какой-то дешёвой девки? Вот что, Роуз. Ты это брось. И чтобы этого недовольного выражения на твоём личике я больше не видел! Если этот брак сорвётся, пойдёшь к Храмовым Сестрам, и вся недолга…
– Как будто это такая уж страшная участь – жить без мужчины?..
– Ну, довольно, – тяжёлым низким голосом прорычал отец. – Я не потерплю непослушания и дерзости. Ни по отношению к себе, ни по отношению к твоему будущему мужу. Не забывайся. Веди себя соответствующим твоему положению, образом.
Последние слова были сказаны таким тоном, будто отец её ударил.
А в голове неясным шёпотом звучали дурные пророчества Лейнора. О будущем в тёмном замке, где Роуз придётся пребывать долгими зимними ночами, пока забубённый муж станет развлекаться с придворными красавицами. Не то, чтобы слова принца Айдагана заслуживали внимание, ведь ни одной из своих слов он так и не сдержал…
«Разве ты сама не просила его отпустить тебя, в том случае, если захочешь уйти. Вот он и отпустил. Чем же ты недовольна?», – насмешливо нашептывал внутренний голос.
Как же она всё это ненавидела!
Но к ужину в тот вечер спустилась. Вольф встретил её улыбкой и комплиментами, словно и не было между ними той перебранки. И за столом им прислуживали только мужчины – так раздражающей Роуз девушки не было. Какая-то часть ей была только рада помириться. А вторая, как тень, вечно была чем-то недовольна. Её невнятный шёпот заставлял настороженно относиться к Вольфу, лишал Роуз доверия к нему.
«Но ведь он не сделал ничего особенного. Отец прав. Мечту любить всегда легче, чем реального человека».
За обедом мужчины сообщили Роуз о том, что все приготовления и к свадьбе, и к отъезду готовы. Сначала должна была состояться свадьба. А через несколько дней планировалось отплыть в Иглен-Мен.
Свадебное платье шилось на скорую руку. Вольф поднёс невесте в подарок драгоценный гарнитур: серьги и колье, которые, по его предположению, девушка должна была надеть на бракосочетание.
Напряжение и грусть наречённой Вольф воспринял по-своему.
– Понимая, любимая, каждой девушке хочется пышную свадьбу. И чтобы рядом были родные, близкие и друзья. Всё это у нас будет. Мы закатим грандиозное пиршество, пригласим гостей и закажем тебе такое прекрасное платье, что завистники лопнут от злости.
Роуз улыбалась, чувствуя себя виноватой. Она не испытывала сожалений по поводу отсутствия пышного свадебного пира, не желала с ног до головы обвешиваться драгоценностями, не грустила из-за того, что платье не достигло должно степени роскоши. Ей и это казалось красивым. Даже то, что в такой день рядом не будет родных, не печалило Роуз.
Но грядущий брак пугал. И не было никого рядом, с кем можно было бы поговорить об этом, чтобы хоть как-то развеять свою тревогу. Кроме невидимого собеседника, говорившим её собственным голосом.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Это нормально, волноваться накануне собственной свадьбы. Ведь в какой-то мере свадьба для любой женщины – это репетиция смерти. Всё, что было до свадьбы, останется в прошлом; после обряда на свет появляется другая женщина и начинается совершенно новая, полностью отличная от старой, жизнь.
Неизвестность, зависимость от воли другого, как ни крути, мало знакомого, человека. И невозможность сделать шаг назад.
Каждая девочка с детства мечтает стать невестой и женой. И она мечтала. А страхи и тревоги пройдут. Страх вовсе не повод для того, чтобы перестать двигаться вперёд.
Кремовое платье, сшитое из нежного струящегося материала, красиво облегал точёную фигуру девушки, чёрные кудри контрастировали с белой кожей и синими глазами.
«Я подарю тебе венок из роз», – пообещал ей Вольф.
Всё сводится к тому, что скоро он исполнит данное обещание.
В Храме после яркого солнечного света царивший полумрак казался особенно тёмным. Прохлада приятно обвевала тело.
Вольф одарил её восхищённой и ободряющей улыбкой, Роуз смущённо улыбнулась в ответ. Из свидетелей присутствовали её отец, оруженосец Вольфа и капитан стражников её отца.
Роуз запомнился орел свечения вокруг храмовых свечей, стоявших в узких высоких подсвечниках. И сладковато-острый запах ладана. Тепло ладони Вольфа, о которую она опиралась одной рукой.
Следом за церковнослужителем они с Вольфом друг за другом принесли слова клятвы. А потом возложили на головы друг друга венки из цветов, а на руки надели свадебные браслеты. Венок символизировал радость и любовь, браслеты – скрепы и оковы, связывающие брачующихся в семейной жизни.
Церковник ещё не успел произнести последних слов, как дверь отворилась. Резкая полоса солнечного света упала на мозаичные плиты пола.
Сердце Роуз ускорило биение ещё до того, как она повернула голову и одним взглядом сумела вобрать в себя образ Лейнора Айдагана. Жилистый, высокий и худощавый, он двигался по проходу между двумя рядами высоких белых колонн с гибкостью и юношеской легкостью. Черты резкого лица отчего-то показались не просто до боли знакомыми, а почти родными: жёсткая складка губ и выразительные, льдистые глаза.
Принц Атайран питал слабость к чёрному и белому. На этот раз его костюм был цвета ночи.
При появлении его величества храмовник сбился с речи, на лицах окружающих Роуз мужчины проступили беспокойство и гнев.
– Ваше высочество?..
– О, продолжайте, прошу вас! – с лёгким, небрежным, даже обидным жестом рукой, проронил принц Айдаган, улыбаясь. – Я пришёл, чтобы засвидетельствовать своё почтение молодожёнам.
Роуз опустила ресницы, плотно сжав губы. Его слова не способны её ранить. Если он действительно явился только затем, чтобы стать свидетелем.
Вольф тоже старался сохранять хладнокровие, но было видно, что присутствие соперника приводит его в ярость.
«Сейчас непременно что-то случится, – в отчаянии подумала Роуз. – Господи, пусть всё будет хорошо. Пусть горячие головы не слишком пылают, а ледяные губы и разум не источают яд».
Но надежд на последнее было мало.
Роуз догадывалась, что долгое молчание Айдагана, с которым она даже не простилась, вряд ли продлится долго. Так что… не странно то, что Лейнор всё-таки появился. Странно другое: почему она чувствует себя словно бы ожившей.
Ощущения было как перед надвигающейся грозой, когда с одной стороны ещё ярко светит солнце, а с другой наползает чернота и всё в тебе напряжено, и душа, как струна, натянута до предела между страхом и восторгом. Ты понимаешь, что гроза – неистовая стихия, способная убить. Но это зрелище невероятно завораживает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Глава 23. Встреча в храме
Через несколько секунд странное радостное возбуждение, охватившее Роуз, схлынуло, уступив место леденящему страху. За спиной Лейнора маячили его охранники с закрытыми кусками чёрной материи до глаз лицами.