Старик Гаймелькот сидел на выступе камня и долго думал. Кругом стояла тишина. Туман поднимался, и в разных местах показалось небо.
Но при воспоминании об Алитете усмешка пробегала по лицу старика. Гаймелькоту понравилось, как бородатый начальник заарканил Алитета, все равно как дикого оленя, уводящего важенок из стада. Старик сам давно невзлюбил Алитета, и, когда русский ругал его, Гаймелькот видел, что бородатый начальник стоит за правду. Это было справедливо и очень хорошо. Но вот разговор об оленях совсем не понравился старику.
Из-за горы вышла Мэри с вязанкой тальника. Она подошла к старику и сбросила ношу.
— Отдохни, Мэри. Ты стала бледная. Наверное, это потому, что отец твой белый. Теперь ты будешь спокойно спать. Алитет не увезет тебя. Он побоялся русского бородатого.
— Я издали следила за собачьими нартами. Я думала, вслед за Алитетом приехал и сам Чарли. Эти три дня я питалась кореньями и запасами из мышиных нор.
— А ты все запасы забирала у них?
— Нет, Гаймелькот, из каждой норы я брала только половину.
— Ты хорошо поступила. Нельзя у мышки забирать все: подохнет с голоду, пока найдет другую еду.
Старик сидел на вязанке тальника, а Мэри стояла около него и рассказывала:
— Я ушла в Гусиную Падь. Потом сменила место и залезла на гору Старого Быка. Оттуда все видно.
— Так вот, Мэри, это приезжал Лось. Так его зовут. Он приезжал помогать тебе, — сказал старик, умолчав о более важных разговорах. Теперь Алитет робким стал, как безоленный пастух.
Мэри вздохнула полной грудью.
— Гаймелькот, пойдем скорей к людям.
Старик встал и хотел было взять вязанку тальника, но Мэри молча отобрала ее и, взвалив себе на спину, пошла вслед за Гаймелькотом. Уже почти у самого стойбища их заметил Ярак и бросился им навстречу. Он взял у Мэри вязанку и звонко расхохотался.
— Слышала новости, Мэри? Лось приезжал. Алитет слушает его, как старый ездовой олень наездника. Куда повернет, туда и идет. А женитьбенная бумага будет хорошей, если даже тавро совсем отвалится. Это ничего, Мэри. Он обещал сделать новую бумагу, покрепче. — И Ярак, повернувшись в сторону, крикнул: — Спасибо тебе, Лось!
Войдя в стойбище, Мэри увидела мальчика с почерневшим, грязным куском сахару в руках.
Мэри подбежала к нему, склонилась и сказала:
— Ешь, его едят. Это не камень. Сахар.
Кусочек сахару напомнил Мэри о еде, и, схватив мальчика на руки, она быстро зашагала к костру, где густо валил прямым столбом черный дым.
В стороне сидел Айе и переобувался в дорожные торбаза. Заметив Мэри, он подбежал к костру.
— Какомэй, Мэри! Береговые люди, — сказал Айе. — Очень я скучаю о береговых людях.
— Уходишь, Айе? — спросила Мэри.
— Да, надо искать оленей. Эчавто сказал, чтобы я нашел их или живыми, или заеденными волками. Два оленя.
— Женился ты, Айе? — спросила Мэри.
Айе смутился. Краска густо залила его темное лицо. Стыдно быть человеком, не имеющим жены.
— Нет, — застенчиво ответил Айе. — Эчавто давал девку. Сказал: хорошо работаешь, Айе, возьми вон девку. Но я все время хочу на берег. Если девку взять, останешься на всю жизнь в горах.
— Эх ты, Айе! — сказала Мэри. — Алитет отнял у тебя Тыгрену. Тогда он был сильный, теперь, говорят, робкий стал. Отними теперь ты. Люди говорят, что у Тыгрены скоро будет маленький.
— Ну? — обрадовался Айе. — Вот хорошо! Она всегда хотела ребенка.
— Что же ты думаешь делать, Айе? — спросил Ярак. — Я ведь тоже никак не привыкну к жизни в горах.
— Пойду искать оленей. Только голова сейчас не хочет искать оленей. О другом думает голова. Одному трудно думать.
— Айе, ты подожди уходить. Вон, видишь, туман идет. Ну как искать оленей в тумане? Не видно. Вместе с тобой вдвоем стали бы думать.
— А ведь правда. Эчавто сам знает, что дни стоят в тумане. Завтра пойду: может быть, будет ясный день. Удвою шаг — найду скоро. — Айе снял дорожные торбаза и, обувшись по-домашнему, встал. — Пойдем, Ярак, думать. Вон туда, где виднеется тот холмик. Опять, как и весной, очень много наговорил мне Андрей. О том, что я хочу сказать, на народе страшно и говорить.
Они шли молча, не нарушая тишины тундры, лишь в стороне слышалось пощелкивание копыт оленей, как слабый шум уходящих льдов.
— Ярак, — тихо заговорил Айе, когда они уселись на холмик, — Андрей и Лось говорили мне: «Летом, когда придет пароход, пошлем тебя учиться на Большую русскую землю. Там есть большое-большое стойбище Ленинград. Только в одном этом стойбище живет больше людей, чем на всей Чукотской земле». Чему-то я должен научиться там. Чему учиться, я не понял. Всю ночь думал, а придумать не мог, в голове туман стоит. Трудно одному думать.
— Поезжай, Айе! Я думаю, плохо не будет. Ты заметил, как Лось говорил с Алитетом и как с тобой? Разные глаза делались у него. Видно, что он хочет тебе не худого, хорошего хочет.
— Ярак, но они сами сказали, что на той земле нет оленей, нет моржей, нет тюленей. Как буду там жить? Умру я.
— Айе, когда Чарли посылал меня на американский китобоец, там было очень много мяса кита, моржа, и американы не ели это мясо. Нас затерло на много дней во льдах. Я остался без еды. Потом я стал есть их пищу из железных банок и остался жив.
Айе внимательно слушал Ярака. Было очень любопытно знать, как живут и что едят таньги. Ярак с ними жил, он хорошо их знает.
— Надо только привыкнуть, Айе. Еда есть везде. Лось что-то хочет сделать хорошее для тебя. Алитета он не любит, а тебя любит.
— Алитет нехороший, злой. Он оставил меня без жены. Наверное, Тыгрена перестала думать обо мне.
Лицо Айе выражало грусть, тоску и смятение. Страшно ехать на землю таньгов, но что же делать? Ему не хочется жить в горах, на берегу тоже нет жизни.
И Айе, тяжело вздохнув, сказал:
— Поеду, Ярак. Будь что будет.
Туман рассеивался.
Они направились в стойбище и, еще не доходя до него, увидели с другой стороны медленно идущего человека.
— Ярак, смотри: Алитет идет.
У Ярака сжалось сердце. Он усиленно начал тереть глаза.
— Ярак, ты бледным стал. Ты боишься его? Не бойся! Теперь я тебе буду помогать. Если он захочет уводить Мэри, мы зарежем его. Он поселил в моем сердце такую злость, что я буду потрошить его, как оленя, — горячо и взволнованно говорил Айе.
— Правильно, Айе! Чарли кончил торговать, и, наверное, он захочет уехать в Америку. Он каждый год и раньше собирался. Он хочет увезти Мэри. Вот Алитет и охотится за ней. Побежим скорей!
В стойбище уже кричали:
— Алитет идет! Алитет!
Из полога выскочила Мэри и, заметив Алитета, вскрикнула и бросилась бежать в другую сторону.
Из-за горы навстречу ей бежали Ярак и Айе.
От сильного бега они раскраснелись, шапки на ремешке болтались за спинами.
— Не бойся, Мэри, — успокаивал Айе.
Гаймелькот стоял посредине стойбища и следил за Алитетом. Он стоял спокойно, молча. Старик думал: зачем вернулся Алитет?
Айе вытащил нож и спрятал его за спину.
— Айе, дай-ка мне нож, — сказал Гаймелькот. — Вы здоровые парни. Или вы совсем ослабли и у вас не хватит силы без ножа? Зачем поливать мою землю поганой кровью этого человека? Ягель не будет расти в этих местах. И ты, Ярак, отдай мне свой нож.
— Гаймелькот, возьми и мой, — сказала Мэри.
Старик собрал ножи, положил на снег и стал на них.
Подошел Алитет.
— Таньги пропали, — сообщил он. — Вместе с ними и Рынтеу. Наверное, свалились с обрыва.
— А почему ты не пропал? Ведь ты вместе ехал! — вскрикнул Айе.
— Помолчи, щенок! Или ты думаешь, я говорю для тебя, несчастный? Не имеющий жены!
Айе рассвирепел и бросился на Алитета, но Гаймелькот схватил его за пояс.
Гаймелькот поднял руку.
— Еще не кончен разговор, — сказал он Айе. — Говори, Алитет.
— Был большой туман. Глаза перестали узнавать места. И Рынтеу и я забыли дорожные пути. Наверное, таньги разгневали злых духов!