зверька, он всегда находил способ выходить его. У меня нет его сноровки, но кое-чему я у него все-таки научилась.
Но, выбравшись наружу, мы обнаруживаем, что источник звука не раненое животное. Собственно говоря, это вообще не животное.
– Дымка! – восклицает Хадсон.
Маленькая тень резко поворачивается и, подбежав к нему, бросается в его объятия.
– Как ты попала сюда? – спрашивает он, и я понятия не имею, понимает она его или нет. Но она что-то нечленораздельно верещит, машет и прыгает на него.
– В чем дело? – спрашиваю я, когда она наконец затихает. – Как она могла добраться сюда?
Хадсон явно ошарашен.
– Я тоже ее не понимаю. Но думаю, что она пошла по моему следу, а затем потеряла его, когда подошла к пещере.
– Поэтому она и психанула, – договариваю я. – Потому что решила, что потеряла своего драгоценного друга.
– Да ладно, я не виноват в том, что внушаю такую любовь. – Он дарит мне свою самую очаровательную улыбку – такую, которая особенно наглядно демонстрирует эту его чертову ямочку.
– Ты не виноват и в том, что у тебя на лице впадина, – отвечаю я, пожав плечами. – Но тебя все равно можно в этом обвинить.
– Это можешь сделать только ты.
– А что, здесь есть кто-то еще, о ком мне следовало бы знать? – Я вскидываю бровь.
– Здесь Дымка, – парирует Хадсон. – А ей нравится моя впадинка. То есть моя ямочка.
– В этом деле выигрываю я. – Я подхожу к Хадсону, но не слишком близко, потому что мне совсем не хочется, чтобы Дымка завизжала опять. – Что ты собираешься с ней делать?
Похоже, хотя я и стараюсь держаться от них на расстоянии, этой дистанции все же недостаточно, поскольку Дымка поворачивается и шипит на меня.
– Выкуси, – говорю я ей, закатив глаза.
– А что я, по-твоему, могу с ней сделать? – спрашивает Хадсон. – Она пойдет с нами.
– В Адари? Ты это серьезно?
– А какие варианты? – Похоже, он задет. – Оставить ее здесь?
Я хочу сказать «да», но, если честно, это просто потому, что мне не нравится, что она так ненавидит меня. К тому же я боюсь, что она может и правда укусить меня, если тени умеют кусаться.
Но я понимаю, что Хадсон прав. Мы не можем оставить ее здесь, на полпути к вершине. К тому же, если мы все-таки попытаемся это сделать, она просто последует за нами, и кто знает, какие беды это может принести.
– Хорошо. – Я вздыхаю. – Давай переоденься, пока я буду искать водоем. Я дам вам двоим время побыть наедине.
– Это звучит заманчиво, не так ли, Дымка?
В ответ Дымка весело верещит, и это верещание эхом отдается от стен пещеры, как я и опасалась.
– Переодевайся быстрее, – говорю я ему. – Или я уйду, оставив все грязные шмотки здесь.
Десять минут спустя я выползаю из пещеры, на сей раз с рюкзаком, полным грязной одежды, и четырьмя пустыми бутылками, которые я собираюсь наполнить.
Минутах в десяти от пещеры я нахожу речушку. Она узкая и бежит вертикально, а значит, быстро – как я и надеялась. Я где-то читала, что в быстрой воде бывает не так много бактерий, и я очень рассчитываю, что это правда.
Я быстро наполняю бутылки водой, затем пытаюсь выстирать нашу одежду, пусть и без мыла. К тому времени, когда я заканчиваю тереть ее о камень, она оказывается чистой, а мои руки становятся холодными как лед. Но это не мешает мне быстро искупаться. Должна признать, это приносит мне неизъяснимое удовольствие. Хотя вода и холодная, я очень рада тому, что наконец смогла смыть с себя грязь.
Вернувшись в пещеру, я раскладываю выстиранную одежду у огня и начинаю кипятить воду в пустых жестянках из-под батончиков с мюсли. Затем сажусь рядом с Хадсоном и Дымкой, которые играют в крестики-нолики на полу пещеры.
– Кто побеждает? – спрашиваю я, когда Дымка рисует огромный косой крестик в правом верхнем углу.
– Она, – хмуро отвечает Хадсон. – Какой у нас счет, девочка? Двенадцать – четыре?
Дымка щебечет что-то такое, чего я не понимаю. Я знаю, что Хадсон тоже ее не понимает, но он, не дождавшись, когда она закончит щебетать, говорит:
– Нет, я ошибся. Счет тринадцать – четыре.
Дымка успокаивается и сосредотачивается на игре. Примерно через полторы минуты счет доходит уже до четырнадцати – четырех.
Мы проводим этот день, играя с Дымкой между моими походами к речке, чтобы наполнить пустые бутылки из-под воды.
Здесь я могу наслаждаться солнечным светом, а на противоположном берегу речушки нахожу ягодные кусты с фиолетовыми плодами, по вкусу похожими на нечто среднее между абрикосами и клубникой. Я ела такие, пока мы гостили на ферме. К тому же это какое-никакое разнообразие после батончиков с мюсли, так что это можно считать победой.
И если несколько раз за день я испытываю раздражение, то делаю все, чтобы Хадсон этого не заметил. Он не виноват, что ему нужно питаться – все живые существа должны есть. К тому же Хадсон уверяет, что это заставит нас задержаться здесь только на тридцать шесть часов, а вовсе не на неделю, как мне когда-то сказал слишком уж осторожный Джексон. К вечеру сегодняшнего дня он уже снова сможет выйти на солнце, и мы отправимся к вершинам гор.
А оттуда мы двинемся к Адари, где кто-нибудь сможет помочь нам понять, что делать дальше.
Мы это не обсуждали, но я знаю, что Хадсон – как и я сама – опасается, что Королева Теней обнаружит нас. Похоже, нам не стоит связываться с ней, надо добраться до Адари и попросить там убежища.
А что потом? Нет, пока что я не буду об этом думать. Я смирилась с тем, что теперь этот мир стал моим новым домом, но это не значит, что я этому рада.
После ужина, состоящего из батончиков с мюсли и фиолетовых ягод – оказывается, Дымка очень их любит, – маленькая тень сворачивается в клубок у огня и засыпает.
После моих многочисленных походов к речке я чувствую себя очень уставшей. Но Хадсон – Хадсон был заперт в этой пещере весь день и явно испытывает эмоциональный подъем, попив моей крови. По правде сказать, это чудо, что он не бегает по пещере и не отскакивает от стен.
Поэтому я нисколько не удивляюсь, когда он ложится рядом со мной на одеяло и говорит:
– Расскажи мне свое любимое воспоминание.
Глава 64
Если бы я мог(ла) летать
– Хадсон –
– Я уверена, что ты уже видел их все, – говорит Грейс, и взгляд у нее при этом становится ядовитым.
– Нет, не все, – отвечаю я. – К тому же откуда мне знать, какие из твоих воспоминаний любимые? Ведь стикеров на них нет.
Она пожимает плечами, но долгое время молчит. Вместо этого он глядит на огонь с таким видом, будто ее мысли находятся где-то далеко.
Я уже собираюсь сдаться и погрузиться в сон, когда она шепчет:
– Мне не нравилось, когда ты разглядывал мои воспоминания.
Черт. Я не знал, что мы затронем эту тему.
– Знаю, – тихо отвечаю я.
– Тогда почему же ты это делал? – спрашивает она, и в ее голосе звучит нечто вроде смирения.
– Потому что я дурак, почему же еще. К тому же… – Я вздыхаю и возбужденно запускаю руку в волосы. – Потому что мне не нравилось, что ты читала мои дневники.
– Да. – Она делает долгий выдох и устремляет на меня невеселый взгляд: – С моей стороны это было скверно, да?
– И еще как, – соглашаюсь я. Потому что это правда. И потому что мне надоело в каждой ситуации быть плохим парнем.
– Но как еще я могла выяснить правду о тебе? Сам ты не очень любишь откровенничать.
– Ты не давала мне причин откровенничать, – отвечаю я, вытянувшись на одеяле с таким видом, будто мне ни до чего нет дела – и особенно до этого разговора. – Ведь ты только и делала, что обвиняла меня во всех смертных грехах.
– Справедливости ради стоит отметить, что тогда твоя бывшая подружка попыталась принести меня в жертву в безумной попытке воскресить тебя из мертвых. – Она закатывает глаза: – Прости, что мне было нужно какое-то время, чтобы оправиться от этого.
– Ты действительно ужасно зациклена на этой истории с принесением тебя в жертву, не так ли? – спрашиваю я, чтобы подразнить ее.
– Что ты имеешь в виду? – Ее брови взлетают вверх.
Я вытягиваю руки ладонями вверх, словно говоря: «Не стреляй в гонца».
– Я всего лишь хочу сказать, что ты не раз