Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Часа через два двери отворились, и наружу вывалились два расхристанных, разгоряченных непривычной брагой парня. Оглохнув во хмелю, они говорили громко — даже будь у Баюна неказистый человеческий слух, он и то бы услышал каждое слово.
— ...friends! Друзьями, нам надо быть друзьями, а не оккупантами! Ведь это славный народ, им просто не повезло с Отцом! Сегодня нам приносила цветы эта... как их называют... cycimora Василиса Ильинишна. У нее правильные взгляды. А еще она пострадала за любовь к свободе. Ей пришлось уходить в подполье, скрываться...
— Она не кикимора, — ответил второй, — просто выглядит так. И сколько тут тех, кто любит свободу? Единицы. Ты знаешь, что их тюрьмы стоят пустыми? Вольномыслящих было принято казнить!
Заплетаясь в ногах, заморцы дошли до того места, где притаился Баюн. Рысь оценивал свои силы. Двое — многовато. С другой стороны, они пьяные...
— Смотри-ка, Эб! — Второй заморец толкнул первого локтем. Вдоль улицы брела женщина. — Если верить сержанту, ее услуги стоят тарелку kasha.
— По-моему, у нее нет на это сил. И с чего ты взял, что она нам отдастся?
— Ну так давай проверим. Эй, леди! Леди!
Женщина подошла ближе. Свои пальцы, белые от мороза, она прятала в рукава и вновь выпрастывала. Кацавейка, бывшая когда-то по размеру, на ней болталась.
— Eat. — Заморец изобразил зачерпывание ложкой. — Food. Yes?
Слов его женщина не поняла, но догадалась, показала на свой рот и кивнула: да, хочу.
— Пойдешь с нами? — Заморец подмигнул и ущипнул ее холодную щеку. Женщина вновь закивала, но когда парень потянул ее за руку, помотала головой, указывая куда-то между домами.
— Чего она хочет?
— По-моему, отвести нас к себе.
— Испугалась?
— Может быть. Леди, мы ничего плохого...
— Слушай, до отбоя всего ничего. Давай завершим этот вечер приятно и пойдем. У меня чувство, что наутро от местного пойла мы будем не в форме.
Уходит добыча! Баюн возненавидел непрошеную пришелицу. Он смотрел, закипая от обиды и злости, как заморцы пропадают в переулке. Забыв про осторожность, рысь пересек улицу и последовал за новиками.
— Леди, ты живешь далековато. Давай здесь, а? — Второй заморец схватил женщину за плечи, прижал к себе. Та вывернулась и отскочила. Ее затравленная покорность сменилась гневом. Она стиснула худые кулачки.
— Эй! — Заморец шагнул вперед. На лице женщины появилась едкая улыбка. Распахнулось окно, щелкнул самострел, и парень с воем и ругательствами упал. Из-за поленницы выдвинулась страшная тень, похожая на подземного ящера, и вырвала саблю из рук его приятеля:
— Не рыпайся, чушка.
От полумрака отделилась еще одна тень, широкая и рослая, оглушившая Эба кулаком в темя. Таким же ударом богатырь успокоил второго заморца.
— Илейка?
Самострел развернулся в сторону Баюна.
— Это наш, охолони! — сказала женщина.
— Или шпион Кощея, — ответил невидимый стрелок. — А ну выходи на свет, иначе заставлю выползать.
Баюн послушался.
— Первый соратник! — хлопнул в ладоши Илейка. — Ты что, тоже за ними охотился?
— Советник, — поправил рысь. — Мне эти двое не нужны, я хотел посмотреть, может, у них есть еда. Ничего не попадается.
— Да мы сами пояса затянули... А ты один?
— Почти. Котейка навязался на мою голову. Тоже голодает.
Илья взял заморцев за ноги и потащил. В темном закутке, прикрытом ветошью и обломками, был прорублен тайный вход в терем, низкий и узкий. Илейка туда проходил боком.
— Баюн, уж прости, хлебосольства нет особого...
— Баююн. — Ящер говорил не совсем чисто, с иноземными нотками, хоть и легкими. Оказался он зверем крокодилом с далекого юга.
— В Тридевятом уже лет десять живу, — сказал. — Коркодел Коркоделович меня зовут.
— А меня — Варвара — Длинная коса, — вставила женщина. — Баюн, не стой, заходи.
Терем был Варварин. Внутри — запустение. Все, что можно было продать или обменять, давно снесли перекупщикам, даже оклады с образов. Хозяином самострела оказался нава, из вояк: жилистый, лапы ловкие, глаза ястребиные.
— Твой Векша отчасти прав, — сказал он, выслушав Баюна. — Наша четверка — часть сопротивления. Есть и другие группы. Лидера нет, каждая группа автономна. Никаких сражений, естественно, не проводится. Мы ждем возвращения маршала.
— А если он не вернется?
— А куда он денется.
Заморцев обобрали до нитки. Сняли одежду, сабли, ножи. Обшарили карманы. У одного и вправду было с собой припасено — в пустой табакерке прятал хлеб и остывший кусок мяса. Под пристальным взглядом навы Варвара отложила табакерку в сторону. Делить, значит, позже будут, подумал рысь. Да и сколько там делить — каждому на один зуб.
— ...а пока мы Уэна не встретили, — рассказывала женщина, — еще плоше приходилось. Коркодел даже юбку мою съел от безнадеги.
Нава Уэн присягнул Кощею. Ему это легко далось: у нав свои понятия о чести и позоре. Наврал с три короба, стал получать еду и делить ее между заговорщиками. От должности, которую ему навязали, увиливал, и пока получалось. Но на четверых этих выдачей еле хватало. Особенно тяжко было Коркоделовичу — мерз он страшно, а если такие, как он, застынут, то в спячку впадают, как медведи.
— Я хочу тоже присягнуть, — говорила Варвара, пока Илейка подбрасывал дрова в печку, — мне терять нечего. Мужа моего убили, сына убили. Снесу. Отмолю, если победим.
— Не если, а когда, — отрезал Уэн. — Что за пораженчество, бойцы?
— Я бы лучше присягнул, — виновато сказал Коркодел, — только меня повяжут. Я собаку ихнюю съел и ярыге по шее наклал.
Заморцы застонали, приходя в себя. Уэн встал с лавки, подошел и ударил ближайшего из них ногой в живот:
— А, паразит, очухался? Ну, как тебе первый день в нашей стране?
Заморец ответил бранью, за что получил снова. Нава вытащил из печки раскалившуюся кочергу. Варвара отвернулась.
— Что будете дознаваться? — спросил Баюн. Он, пока Уэн был занят, подвинулся ближе к табакерке.
— Да все. Кто пришел, сколько, командиры. Уэн записывает, потом мы всем остальным, кому можно верить, рассказываем. Мол, Финисту это пригодится.
Тот заморец, что заявлял, будто с русичами надо дружить, завопил. Нава отнял кочергу. Подошел Коркодел.
— Готов разговаривать? — спросил он по-авалонски.
— Эб, молчи! — выкрикнул второй и огреб кочергой по спине.
— До тебя мы дойдем, сопляк. Ты, Эбенезер, молодой еще, помирать не собираешься. Станешь отвечать на вопросы — больно не будет.
Новиков долго ломать не пришлось, пожгли чуть да иголки под ногти загнали. У навы при этом был такой бесстрастный вид, словно он не людей калечил, а по дереву вырезал. Все рассказанное со слов Коркодела записал в маленькую мягкую книжицу, потом взял самострел и обоим заморцам вышиб мозги. Илейке зал знак: волочи их отсюда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});