Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, — ответил Страшила, — не один! Почти все Братство в сборе. Мы уже перестали надеяться, думая, что вас двоих поймали.
— Ты слышишь, Тото? — Оскар обрадованно схватил песика на руки и поднял. — Братство в сборе! Ты был прав!
— Опусти меня, — сказал Тото. — Конечно, я был прав. Я всегда прав!
— Страшила, — спросил Гудвин Зет, торопясь за чучелом, — я уж не буду интересоваться, кто собрал в Метрополис столько народа, но почему? У тебя есть догадки? Мы схватимся за булыжники и бросимся грудью на стрелков?
— У меня есть только догадки, поскольку я сам не знаю. Но я точно чувствую, что наша цель — мирный протест. Мы не будем никого убивать.
— Все верно, — произнесли справа от Оскара. — Вы не будете. Убивать будут вас.
Совершенно один, огибаемый людским потоком, как камень в воде, там стоял старик из трактира Руггедо. Свой мешок он держал на плече.
— Что значит, нас будут убивать? — моргнул Гудвин Зет. — Кто?
— Власти.
— Я не советую его слушать, — брезгливо прервал Страшила. — Этот человек ненормален и глубоко темен. Как он мог прийти к нам, для меня загадка.
— Я пришел сам, — изрек старик. — Меня никто не призывал сюда. В вашем балагане я не участник.
— Тогда что вы здесь делаете? — спросил Оскар. — И почему вы решили, что нас собираются убить?
— Потому что я знаю замысел этого сборища. Вы прошествуете по улицам Метрополиса, прямо к Башне, и войдете в нее. Здесь на вас уже устремят оружие, но вы продолжите идти. Когда вы приблизитесь к первому залу, начнутся выстрелы. Вы, не отступая, продолжите путь. Верховный совет, увидев, что к нему пришел народ, сдастся сразу. Вы примете их, как покаявшихся братьев, и вместе направитсь в Зал Отцов. По вам будут стрелять, ваши тела усеют лестницы, но никто из вас не дрогнет. Свет, который вы чувствуете, пробудит в ваших душах нечто сильнее смерти. Микки Маус в ужасе прикажет прекратить огонь. Он сам выйдет к вам и спросит, чего вы хотите. Вы ответите: справедливости. Стрелки к тому моменту прозреют и будут уже сами вставать в ваши ряды. Микки Маус падет на колени. Он сложит с себя титул Отца, и его постигнет раскаяние. Он взмолится о наказании, но в качестве кары вы просто оставите его жить со всем, что им совершено. Власть возьмут честные горожане. Печати будут отменены, войны прекращены, поборы исчезнут. Свет обнимет всех. Еще останутся те, кто ему неподвластен, и попытаются вернуть прежний порядок. От их рук погибнут тысячи, но в ответ крови не прольется. Вы будете обезоруживать их, не убивая, и перевоспитывать.
— Откуда вы все это знаете? — спросил Страшила, пораженный.
— Вы назвали очень высокую цену, — сказал Оскар. — Но, может быть, именно она и требуется, чтобы Заморье перестало быть кровожадным вурдалаком в глазах всего мира? Я не боюсь умирать — я уже старый человек. И на небе я встречу Дороти.
— Я еще не закончил. Когда вам покажется, что наступила золотая эра, когда вы заживете в согласии и забудете события этой весны, в Заморье вернется Семья. Ростовщики не так-то глупы, и сбегут отсюда, едва вы ступите на порог Башни. Вернувшись, они притворятся изменившимися, изобразят покаяние и проникнут в ваше общество. Подобно червям, они будут подтачивать вас, смущать, лезть на вершину и рваться к титулам. Вы изобличите их, вы их изгоните, но они успеют заразить и отравить своими мыслями достаточно многих. Эти многие, получив власть, начнут использовать ее во зло. Через пару столетий Заморье станет таким же, как было, только прикрываясь словами о справедливости и мире. Под этими знаменами оно возобновит свои войны.
— Вы не можете столько знать наперед, — сказал Страшила. — Или вы пытаетесь нас запугать, или вы еще более сумасшедший, чем кажетесь.
— Я? Да, я сумасшедший. — Глаза старика осветились. Оскар вздрогнул, Тото зарычал. — Но я разумнее вас всех.
— Он не сумеет отговорить даже тебя или меня, а тем более всех остальных. Я предлагаю его забыть. — Страшила потянул Гудвина Зет за рукав.
— Я никого не буду отговаривать, — ответил незнакомец. — Мне просто нравится видеть ужас на ваших лицах. Я перепробовал много злодеяний, но говорить правду — самое приятное из них.
— Пойдем. Не обращай внимания. — Страшила потянул Оскара уже настойчивее, и тот покорился. Тото бежал за ними, то и дело скаля зубы в сторону незнакомца. Старик стоял, не шевелясь. Он вновь перевел взгляд и уставился вдаль.
Оскару сделалось нехорошо. Его будто прокололи, и вся радость, шипя, улетучилась. Встреча с бывшим Изумрудным Братством не подняла ему настроения. Под каким-то предлогом отпросившись пройтись, он принялся блуждать по садам и улицам. Изо всех собравшихся людей Гудвин Зет был единственным, кто остановился перед палантиром на главной площади и вслушался в новости.
Собака лает — караван идет. Несмотря на творящееся в Метрополисе, Заморье невозмутимо продолжало вести войну. С летучими обезьянами начали прибывать молодильные яблоки. Берендеи и заморцы разделились — первых, как не очень-то нужных, Микки Маус направил на Хидуш, а вторыми усиленно вгрызся в Тридевятое. Начался штурм Китежа. Ободренный успехами, Отец приступил к шагу, которого ждал давно. От западных берегов Заморья отчалили первые боевые корабли, несущие в себе сотни отборных воинов. Курс они взяли на царство Син.
Мятежи в Лукоморье сходили на нет. Засылая к горожанам лазутчиков, — бывших русичей, в свое время уплывших за море, — Кощей быстро узнал о зачинщиках и приказал их всех поймать и казнить. Часть летучих обезьян покинула город, чтобы найти южные полки Финиста, которые, по упорным слухам, уже подходили к столице. Полков они не нашли, отдельные лишь дружины, из которых можно было составить полк, разве что собрав вместе. Дружины эти сражались храбро, дорого продавая свои жизни, но обезьян все равно оказалось больше. Кощею не терпелось дождаться, когда же юг падет, и заморские рати соединятся. Его манили широкие восточные земли. На север решили не выступать до лета, потому что еще держались морозы, к которым захватчики не привыкли. Оружие заморцев покрывалось инеем и ломалось, одежда застывала.
Баюн начал приходить в себя. Горе выходило из его души толчками, как вода из узкого горлышка. Если поначалу посещала мысль найти гром-камней, обвешаться ими и броситься на Кощея, когда тот покажется на улице, то теперь рысь думал, что этого мало. И еще теплилась в нем слабым огоньком надежда. Хотя Лукоморье уже постигло новое бедствие — голод.
Город был закрыт со всех сторон. Боясь, что Финист может взять столицу хитростью, заморцы не пускали туда даже купцов и крестьян. Запасы лукоморичей быстро таяли. А ведь когда холодно, хочется есть больше и сытнее. Баюн уже боялся за кошачье племя, потому что люди начали забивать лошадей. Он сам ловил мышей и крыс, но этого не хватало. Бродячих-то псов — какое-никакое, а мясо — Финист всех потравил. Просить о помощи горожан Баюн не решался, не зная теперь, где свой, а где лазутчик. Да и не хотел он, чтобы люди отрывали последний кусок ради него. Однако, как он ни старался, в нем ширилось, охватывало рассудок мягкими липкими лапами, глушило совесть. Человеку стоит огромных трудов не дичать, когда уже свечное сало и луковая шелуха идут в котел — чего уж говорить о зверях? Рысь начал посматривать на мягких под доспехами эльфов и гномов. Баюн убеждал себя, что это враги, что это все равно не люди, но мысль все еще казалась чудовищной. Чем питаются сами заморцы, он ни разу не видел. Наверное, еду им приносили обезьяны.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});