Читать интересную книгу Если б я был русский царь. Советы Президенту - Евгений Сатановский

Так что холокост только завершил то, что начала советская власть. Ну, а после войны советская власть постепенно закончила то, что столь успешно делал Третий рейх. Искренняя благодарность от недобитых евреев Прибалтики новым демократическим властям за парады ветеранов СС. Впрочем, большого счастья от исчезновения евреев аборигены не ощутили. Как было сказано ученым в рамках полевого исследования, посвященного отношению местного населения Украины и Белоруссии к последствиям их исчезновения: «У нас… и цвому не дадут житии… як прытеснялы еурэеу, шо прытеснялы спецыяльно… И оказывается, еурэи особо розумнийши були люды и… способствовал Господь йим за то, шобы… давау йим у голову то, шо не могло даты мужикови». О. Белова, В. Петрухин – респонденты местные, исследователи российские.

Заметки на полях

Россия и ОИК

Во времена оные Владимир Красно Солнышко выбрал государственную религию для населения территории, ставшей ядром сегодняшней России. Выбор веры произведен был по модели тендера: «инвесторы» предложили варианты, руководство произвело экспертную оценку и приняло решение. Решение это, итоги которого современники, с учетом исторического опыта, часто критикуют, было с точки зрения княжеской «вертикали власти» разумным и оправданным. Оно заложило основы системы, в которой Киевская Русь, Великое княжество Московское, Российская империя, СССР и сегодняшняя Россия развивались на протяжении тысячелетия. В системе этой религиозные институты играют по отношению к светской власти подчиненную роль, а доминирующей религией является православие. При этом страна, исходя из геополитических реалий, всегда была поликонфессиональной. Расширение ее территории и привлечение иностранцев для заселения пустующих земель сопровождалось включением в орбиту управления народов, исповедовавших ислам, иудаизм, буддизм, католичество, а также протестантов и язычников.

Система была устойчивой. Устойчивость базировалась на примате единства государства над унификацией веры его населения и элиты. В ней были и свои недостатки. Одним из них было то, что отсутствие независимых от светской власти церковных институтов помешало созданию институтов гражданского общества. Система, опирающаяся не только на власть, но и на общество, – мобильнее и инициативнее. В католических странах, где церковь – институт, параллельный государству, «степень свободы» населения в принятии решений выше, чем в православных, ибо эти институты могут действовать независимо. В протестантских – еще выше, ибо там независимость существует на уровне общинных групп и индивидуумов. Жесткая византийская схема отношений власти и церкви облегчает управление страной за счет роста инерционности и снижения конкурентоспособности системы. Отделение религии от государства в советские времена стимулировало взаимную интеграцию и унификацию населения, необходимую для модернизации экономики, но никакого гражданского общества не создало, поскольку религией стала государственная идеология.

Москва всегда уделяла повышенное внимание лояльности населения и истеблишмента, в том числе клира, российскому государству. Внимание резонное, ибо двойная лояльность значительных групп населения могла стать как фактором продвижения российских интересов за рубежом, так и причиной дезинтеграции собственно российского этно-конфессионального пространства. Опасность воздействия на отечественное население «иностранных эмиссаров» от религии в советские времена столь преувеличивалась, что во времена постсоветские их присутствие стало, по контрасту с прошлым, автоматически восприниматься как благо. «Достижение» это отнюдь не столь очевидно, каким оно представлялось во времена всеобщего отсутствия свободы.

Еще одна разновидность российского комплекса политической неполноценности – непременное желание участвовать во всех существующих международных организациях и альянсах, от ВТО до ОИК. Такого рода участие само по себе представляется панацеей от всех отечественных бед, даже в отсутствие долгосрочной политики, призванной определить цель процесса интеграции России в тот или другой сегмент мирового сообщества. В итоге процесс превратился в цель, что имеет несомненные преимущества для участников переговоров, в точности по Райкину «не отвечающих за результат». Следует отметить, что фрейдистское стремление к коллекционированию внешнеполитических членских билетов – изыск не только отечественный. Доказательством тому служит ставшая анекдотом история о попытке Шимона Переса ввести Израиль в Лигу арабских государств, окончившаяся тем, что секретариат ЛАГ не без юмора пообещал немедленно удовлетворить заявку, как только Израиль станет арабским. Возвращаясь к российским реалиям, следует отметить, что во времена Антанты, «железного занавеса» или бойкота Олимпиады-80 «вступательная эпидемия» была объяснима: изоляция мешала достижению поставленных партией задач. В ХХI же веке способность увидеть, куда вступаешь, до того, как туда вступишь, является достоинством не только для жителей сельской местности.

Все вышесказанное посвящено в первую очередь вступлению России в Организацию Исламская Конференция в качестве наблюдателя. По этому поводу было сломано немало копий и пролито достаточно елея. Аргументы «за»: 20 миллионов мусульман, трепетно ожидающих воссоединения с мировой исламской уммой, нефтедоллары, потоком вливающиеся в российскую экономику, восставший из пепла на госзаказах из исламского мира ВПК, прекращение внешней поддержки сепаратизма и исламского терроризма в Чечне, лишний камушек в американском башмаке, торжество «многополярности», доступ в исламский «клуб»…

Против было многое. Практический опыт подсказывал, что при всей благостной риторике по поводу воссоединения с единоверцами, для консервативного ядра исламского мира, заправляющего в нем делами, российские тюрки и кавказцы, ведущие по преимуществу светский образ жизни, являются если не еретиками, то «неправильными» мусульманами. Исправление местного ислама по образу и подобию идеального образца является главной заботой приезжих эмиссаров, значительная часть которых действовала и действует в России исключительно благодаря тому, что лидеры их стран заинтересованы в том, чтобы они реализовывали свои миссионерские идеи как можно дальше от собственных границ. Массовое восстановление мечетей – дело замечательное, если не обращать внимание на то, что сопровождается оно столь же массовым вытеснением традиционного духовенства, лояльного к отечественной власти, и его заменой на неофитов, ориентирующихся не на Москву, а на Анкару, Эр-Рияд или Исламабад.

Сентенции по поводу того, что инвестиции из исламских стран придут в Россию, в лучшем случае основаны на некомпетентности, в худшем же – на ангажированности. Исключение – оптовая закупка региональных и розничная – федеральных чиновников для целей, далеких от задачи удвоения российского ВВП. ОИК не МВФ и не Всемирный банк. Фонды, к которым эта организация имеет отношение, имеют яркую религиозную окраску. Использование их в России для того, чтобы в исламских регионах страны и без того поблекший триколор окончательно сменился в качестве символа зеленым знаменем пророка, по аналогии с Чечней середины 90-х, вряд ли можно будет признать триумфом отечественной политики.

Единственный сектор российской экономики, привлекательный сегодня для зарубежных инвесторов – топливно-энергетический комплекс. Европейским, американским и японским компаниям развивать его тем более целесообразно, чем более будут осложнены их отношения с традиционными поставщиками с Ближнего Востока. Полагать, что арабские капиталы будут использованы не для развития собственной экономики или получения сверхприбыли на внешних рынках, а для поддержки главного конкурента – более чем наивно.

Отечественный ВПК и высокие технологии, в первую очередь имеющие отношение к ядерным программам, действительно могут быть объектом приложения исламских инвестиций. Однако допуск иностранного капитала в эти области на уровне ноу-хау относится не к экономике или дипломатии, а к медицине. Поскольку со времен царствования невинно убиенного императора Павла душевная болезнь не была характерна для первых лиц России, оставим без комментариев надежды лиц и организаций, предвкушающих приход иранских или саудовских миллиардов в российскую «оборонку». Покупка же исламскими лидерами того, что будет сочтено российским руководством для продажи целесообразным, определяется не религиозной принадлежностью продавца, а состоянием мирового рынка вооружений, уровнем внешнеполитических угроз и сочетанием параметров цена – качество. Главным фактором, помогающим продвижению на этот рынок России, является естественное отсутствие среди продавцов оружия большому числу стран исламского мира Израиля и напряженность в их отношениях с США. Хозяин саммита ОИК, малайзийский премьер-министр, лично освятивший миллиардную российско-малайзийскую «самолетную сделку», сказал, что исламский мир покупает оружие у своих врагов, в лицо присутствовавшему в зале высокому российскому гостю. Путин, надо отметить, будучи человеком чрезвычайно выдержанным, даже не мигнул. Что говорится на эту тему в отсутствие на сессиях ОИК гостей такого ранга, легко догадаться…