оформление вашего человечка. Сегодня же распоряжусь насчет тайника в рефрижераторе и думаю, что не позже четверга смогу выехать в Одессу. Дальнейшая связь через Самсонова.
В этот же день, вечером, Стогов встретился в условленном месте с Пенкиным и, когда тот рассказал ему о разговоре с гостями, разложил перед ним фотографии, сделанные в «Кривичах».
— Взгляните. Нашего Игната Петровича, случаем, нет среди них?
— А чего тут смотреть? — хмыкнул Пенкин. — Вот он, голубь сизокрылый!
И отложил в сторону несколько снимков, на которых был запечатлен тот самый седой породистый франт, на котором замкнулся полковник Бусурин, пытаясь вспомнить, где, в кои веки он мог видеть этого человека…
А еще через час Стогов прозвонился Семену Головко, который уже «мял бока» в Институте имени Склифасовского:
— Ну как ты там?
— Как на курортах. Лежи, ешь, читай и спи. Не жизнь, а сплошной санаторий. А если бы еще и за ворота пускали, то вообще можно было бы недельки на две здесь прописаться.
— Ни хрена себе, недельки на две! — хмыкнул Стогов. — Шеф считает, не сегодня-завтра все должно разрешиться. Так что ты особо-то губёнки не раскатывай.
— То есть, ты хочешь сказать, что не сегодня-завтра меня шлепнут как слишком занозистую мозоль, а ты, значит, берешь киллера, и тебе за удачно проведенную операцию лычку в петличку и повышение по службе?
— Оно, конечно, неплохо было бы лычку, — не стал возражать Стогов, — да только за тебя майора все равно не дадут.
— Ладно, хрен с тобой, — хмыкнул Семен, — чего звонишь-то? Думаю, не для того, чтобы о моем здоровье справиться.
— Считай, что угадал, а посему один-единственный вопрос: что-нибудь по словесному портрету из Удино есть?
— Маловато. Овечкину удалось только достаточно точно установить, что в день гибели Ушакова приезжали трое. Водитель, внешность которого никто не мог вспомнить, и двое высоких мужиков. Один из них — лет тридцати красивый шатен, под которого, как выразилась одна деваха, соседка Ушакова, и лечь не грешно, да еще какой-то седой «джентльмен» в годах, судя по всему, главный в этой троице.
Стогов аж глаза зажмурил — все сходилось…
Глава 27
Положив мобильник поверх одеяла, Семен закрыл глаза. Хоть он и сказал Стогову, что чувствует себя распрекрасно, однако это было далеко не так. Мозги распирало от болезненно-воспаленных видений, завязанных на рассказе Ольги Викентьевны Мансуровой, и тех страниц воспоминаний Луки Ушакова, которые удалось прочесть; подташнивало.
Видимо, он действительно был на волосок от смерти, когда уклонился от прицельного удара кастетом, но даже скользящего касания хватило на сотрясение мозга, и ему было рекомендовано несколько дней «отдохнуть» в Институте имени Склифосовского, с руководством которого у полковника ФСБ Бусурина сложились деловые отношения.
По той ссадине, что запеклась под повязкой на голове, можно было определить силу удара, и теперь уже не оставалось сомнений, что на следователя Головко началась далеко не шуточная охота, и человек, заказавший следователя, «просто пугать» его не собирается. Игра началась серьезная, и ставкой ее была жизнь. Правда, в силу каких-то причин заказчик спешил с решением своих проблем, и Бусурин, получив «добро» со стороны непосредственного руководства Головко, решил навязать заказчику свою собственную игру, тем более что и сам Семен настаивал на этом. По всем каналам теленовостей была дана информация о вооруженном нападении на следователя Следственного управления при Московской прокуратуре Головко, и как бы в довесок к этому — информация о том, что в настоящее время за жизнь следователя борются врачи знаменитого Склифа.
Стараясь лечь поудобнее, Семен оторвал было голову от подушки и, невольно охнув, вновь закрыл глаза.
Какое-то время лежал без движения, стараясь успокоить подступающую к горлу тошноту, а мозги уже закручивали почти явственные «картинки» событий, что начались в далеком тридцатом году и только сейчас раскрылись во всей своей полноте. Председатель Совета народных комиссаров Молотов и Сталин, заместитель председателя ОГПУ Генрих Ягода…
…Телефонный звонок, раздавшийся в кабинете Ягоды, заставил его насторожиться. Звонил Молотов, не очень-то баловавший Генриха Григорьевича личным общением.
— Привезли последнюю ленту кинохроники. У товарища Сталина появились вопросы.
Немного заикавшийся по жизни, Молотов иной раз заикался даже тогда, когда был краток и лаконичен, однако на этот раз заикаться стал Ягода:
— К к-кому… вопросы?
— К нам всем, но в первую очередь к тебе. Готовься к вызову в Кремль.
Ягоду прошиб холодный пот, горло сдавила застегнутая на верхнюю пуговицу гимнастерка.
— Но какие… какие вопросы? И о чем… о чем кино? — с истеричной надрывностью выкрикнул он.
— Не кино, а кинохроника, — ледяным голосом уточнил Молотов. — А что касается содержания… Если коротко, то коллективизация и колхозный строй, становление которого тормозит порой та техника, что поступает на колхозные поля. Лично мне уже был сделан упрек от товарища Сталина за то, что в кинохронике мы показываем, как колхозники радуются новым тракторам да сенокосилкам, а на самом деле есть мнение, что половина из закупленного в Америке ломается сразу же, как попадает на наши поля.
— Диверсии!
— Вот об этом ты и доложишь товарищу Сталину, — остудил чекистский пыл Ягоды председатель Совнаркома. — А пока что жди вызова.
…Обладавший природной сметкой, ушлый и хитрый, умевший вовремя уловить «направление ветра», Генрих Григорьевич Ягода никогда бы не стал комиссаром внутренних дел СССР, если бы не изучил досконально привычки и повадки Хозяина. И поэтому первое, на что он обратил внимание, когда уже в Кремле здоровался с Молотовым, так это едва скрываемое состояние тревоги на лицах членов ЦК, также приглашенных в просмотровый кинозал. Судя по всему, они также не знали, что именно кроется за «коллективным просмотром» очередной ленты кинохроники, и уже из этого можно было сделать вывод, что хозяин Кремля чем-то сильно недоволен, может быть, даже взбешен, но еще не сделал своих собственных выводов, чтобы принять окончательное решение. Это значило, что надо забыть на время свои чекистские замашки, ни в коем случае нельзя рубить сплеча и хорошенько подумать, прежде чем ответить на поставленный вопрос. А то, что Хозяин не обойдет вниманием и его, бедолагу, Ягода понял сразу же, как только почувствовал на себе пристальный взгляд Сталина, холодно-взвешенный и в то же время как бы прожигающий насквозь.
Стайку мужиков, каждый из которых в отдельности вроде бы стоил многого, но здесь, в «предбаннике», они были никто, пригласили в небольшой, по-домашнему уютный просмотровый кинозал, погас свет и на черно-белом экране застрекотали кадры кинохроники, посвященные укреплению колхозного строя на селе.
Последние проплешины задержавшегося снега на необъятных полях, американские колесные тракторы и первые борозды. Радостные