толпы, поставляя слухи и общие определения, с помощью которых были реструктурированы неоднозначные ситуации. Хотя известные комментаторы происшествий с модами и рокерами часто обвиняли в случившемся паблисити (а пресса отвечала негодующими колонками о своем «долге» публиковать «факты»), термин «огласка» использовался в несколько ограниченном смысле. Он касался либо огласки в СМИ непосредственно перед событиями (во время фазы предупреждения), в ходе которой афишировались беспорядки и указывались курорты, где они произойдут, либо предполагаемого удовольствия, которое получали молодые люди, находясь в центре внимания во время событий.
Первый из этих факторов действовал в широком смысле паблисити, показывая события в привлекательном виде, хотя вряд ли это непосредственно влияло на выбор: на вопрос, как возникла идея поехать в Маргит, 82,3 % выборки Баркера – Литтла назвали в качестве источника друзей, всего 2,9 % упомянули газеты и 2,9 % – телевидение. Лишь горстка людей из тех, с кем я разговаривал на всех этапах событий, признали, что газеты или телевидение изначально навели их на мысль о том или ином конкретном курорте. СМИ скорее подкрепляли слухи, а не инициировали их. Были, впрочем, некоторые исключения, когда на выходных сенсационный репортаж или телеинтервью могли привлечь новые толпы. В одном скандально известном интервью на Би-би-си двое рокеров заявили, что скоро к ним прибудет подкрепление, после чего случился внезапный наплыв как модов, так и рокеров, большая часть которых, вероятно, были привлечены оживлением, обещанным в интервью.
Имелись и признаки прямого стремления к паблисити в том смысле, что внимание журналистов, репортеров и фотографов было стимулом к действию. Приведу рассказ одного из парней из выборки Баркера – Литтла: «У вокзала фотограф попросил: "Помашите нам". Мы с ребятами побегали и помахали купленными флагами. Моя фотография была в газете. Мы остались довольны, еще бы нам не быть довольными».
Если ты находишься в группе из двадцати человек, на тебя смотрят сотни взрослых, на тебя направлены две или три камеры, соблазн что-то сделать – пусть даже выкрикнуть нецензурное слово, сделать грубый жест или бросить камень – очень велик, и он только усиливается, если знать, что твои действия будут зафиксированы и их увидят другие. В такой ситуации проявляется тенденция преувеличивать степень своей вовлеченности и искать в этом некоторое признание. Так, в каждые выходные можно было наблюдать как молодые люди скупали все выпуски свежих вечерних газет и просматривали их в поисках новостей о беспорядках. Эксплуататорский элемент в этой обратной связи отражается в слухах (которые, по крайней мере в одном случае, я уверен, были обоснованными), что фотокорреспонденты просили соответствующим образом одетых молодых парней позировать, разбивая окна или телефонные будки.
Кумулятивное воздействие СМИ, впрочем, было и тоньше, и сильнее, чем простое анонсирование событий или удовлетворение потребности участников во внимании. Благодаря сложному процессу, который еще не до конца понят исследователями СМИ, при определенных обстоятельствах достаточно сообщить об одном событии, чтобы запустить ряд аналогичных событий. Этот эффект куда легче понять, и он лучше задокументирован для распространения модных тенденций, увлечений, поветрий и других форм коллективного поведения, таких как массовые заблуждения или истерия, чем для случаев девиантности. Основная причина, по которой этот процесс неверно понимается при девиантности – особенно при ее коллективных и новых формах, – заключается в том, что слишком много внимания уделяется предполагаемым прямым воздействиям (имитация, внимание, удовлетворение, идентификация) на девиантов, но не воздействию на систему контроля и культуру и, следовательно (с помощью таких процессов, как амплификация), на девиантность.
Эффекты простого срабатывания триггера или внушаемости можно наблюдать даже при таких на первый взгляд индивидуальных формах девиантности, как суицид. Самым ярким примером является распространение самосожжения как формы суицида вслед за новостью о вьетнамском монахе, который сжег себя заживо в знак политического протеста. Эта форма суицида была почти неизвестна на Западе; в период с 1960 по 1963 год в Англии было совершено одно такое самоубийство, однако в 1963-м их было зафиксировано три, а в 1964-м – девять. Аналогичный рост произошел и в Америке[234]. В этом случае заразительный или имитационный эффект заключался в способе действия, а не в мотивации. К случаям, когда и мотив, и способ действия стимулируются СМИ, относятся распространение тюремных бунтов, побеги из тюрем, а также расовые и политические беспорядки. Хорошо задокументированным примером является так называемая «эпидемия свастик» в 1959–1960 годах. Эффект заражения может быть четко показан на графике кривой[235].
Пример, более близкий к модам и рокерам – распространение в пятидесятые годы беспорядков, связанных с тедди-боями, и схожие феномены в других европейских странах. Большинство комментаторов этих событий признавали роль паблисити в стимулировании подражательных или соревновательных форм поведения[236], и было проведено несколько исследований освещения подобных событий в СМИ[237]. В то же время вина на паблисити возлагалась в ограниченном смысле, не было понимания тех сложных способов, которыми действуют массмедиа до, во время и после каждого «воздействия». Каузальная природа СМИ – во всем контексте общественной реакции на такие феномены – и до сих пор понимается обычно неправильно.
Общее в этих разнообразных примерах амплификации насилия – то, что для распространения враждебного верования и мобилизации потенциальных участников необходимо наличие адекватного средства коммуникации. Массовое распространение информации об одном происшествии – условие структурного способствования развитию враждебного верования, которое, в свою очередь, должно сенситизировать «новую» толпу (или отдельного девианта) к зарождающимся или актуальным действиям и снизить порог готовности с помощью легко идентифицируемых символов. Возможность того, что простое сообщение об одном событии в СМИ может иметь инициирующий и в конечном счете амплифицирующий эффект, признавалась многими экспертами, изучающими современные случаи насилия толпы. Это знание лежит в основе предложений сознательно использовать СМИ для управления толпой[238].
Провоцирование, сенситизация и прочие подобные эффекты СМИ, описанные мной выше, связаны с тем, как повышалась вероятность девиантного поведения во время воздействия: почти приходилось пытаться увидеть беспорядки или принять в них участие. Описание и последующие мотивы мнений, впрочем, также влияли на форму и содержание поведения. Социетальная реакция не только увеличивает вероятность того, что девиант примет участие в каком-то действии, но и дает ему текст и режиссерские указания.
Ключевым здесь является то, каким образом нормативные ожидания того, как должны действовать люди в этой конкретной девиантной роли, формируют девиантное поведение. Большую часть поведения модов и рокеров можно концептуализировать в терминах модели ролевых игр. Позирование для фотографий, скандирование лозунгов, воинственные жесты, фантазии о супербандах, ношение знаков отличия, имитация налета на фургон с мороженым, освистывание девушек, осмеивание «противника» – все эти акты «хулиганства» можно рассматривать как имитацию