ранних убийствах он вырезáл им на груди букву «U».
Эван делает глоток.
– А что по Робертсу?
– Робертс пропал без вести. Мы считаем, что он подобрался слишком близко.
Помощник прокурора постукивает по папке:
– Что в этом файле такого, что может побудить мне оказать вам поддержку?
– Ньюман рос в Браунсвилле, где была обнаружена еще одна жертва и где он, по всей видимости, разживался цианидом. Его мать умерла при весьма загадочных обстоятельствах. После этого его определили в приемную семью, где он издевался над животными, а девочка, вместе с которой он жил, исчезла.
Эван ставит свой бокал и подается вперед:
– Для ордера всего этого недостаточно.
Я тоже ставлю бокал на стол:
– Правильный судья после просмотра такого досье может сразу дать мне ордер.
– Где ж я вам найду такого судью. – Он разводит руками.
– Хорошо сказано, – подтверждаю я. – Вот такого судью и следовало бы поискать. Всего за одну неделю здесь, в нашем городе, лишились жизни двое. Мне не хотелось бы дождаться третьего. А вам?
– Ньюман – донор в кампании мэра, – произносит он со значением.
– Что придает убийце смелости, – заключаю я.
– Вот почему нельзя предположить, что я пойду на него ни с чем.
Где-то под челюстью у меня подрагивает мышца.
– Ко мне обращалась его жена.
– Которая подала на судебный запрет, – напоминает мне этот выжига.
– Запрет из страха, – уточняю я. – Под давлением своего мужа-преступника.
– Чего вы не можете доказать. Как, впрочем, и всего остального.
Воздух вокруг нас наэлектризован так, что буквально потрескивает.
– Если он убьет снова, та кровь будет на ваших руках.
– Нет, дорогуша. Вы делаете свою работу, а я – свою, причем делаю ее хорошо. Вы же со своей работой не справляетесь. И если он убьет снова, то эта кровь будет на ваших руках.
Ну все. Хватит. Нужно заканчивать играть в эту игру, по крайней мере – по чужим правилам. Я смотрю на часы.
– Ну все, мне пора. – Резко встав, беру свою сумку. – Через полчаса у меня встреча с репортерами. Полагаю, лучше будет рассказать миру о Поэте, как я называю этого серийщика, в своих собственных словах и выражениях. Причем я обязательно подчеркну, что воспрепятствовать новому убийству мы не сможем потому, потому что он – один из доноров мэра. К тому же я прослежу, чтобы в статье было правильно написано ваше имя. Вы ведь здесь тоже причастны.
Я поворачиваюсь уходить.
– Стойте! – доносится мне со спины.
Я поворачиваюсь и поднимаю бровь. Эван нервно хлопает по столу:
– Сядьте.
Я не двигаюсь.
– Прошу вас, – добавляет он.
Я присаживаюсь, но только на краешек, а сумка остается у меня на плече.
Эван доливает мой бокал.
– Останьтесь. Я с этим ознакомлюсь. – Он придвигает к себе папку. – И мы все обсудим.
Я устраиваюсь поудобней, ставлю сумку на пол и тянусь за бокалом.
– Читайте, под моим наблюдением.
– Вы крепкий орешек… – Он смеется.
– Как и Поэт.
Его улыбка тает, и он, кивнув, открывает файл. После одного бокала поднимает взгляд на меня:
– «Абстрактная поэзия и криминология» – интересное название для курса, который он преподавал… – Снова смотрит вниз на страницу: – «Поэзия: слова, направленные в душу серийного убийцы»… Ого. Серьезно?
– А еще: «Как поэзия связывает нас с умом убийцы». Не упускайте и часть про «поэзию как смерть посредством слов».
Губы Эвана сжимаются, и он снова закрывает папку:
– Все эти улики косвенные.
– Правильный судья…
– Я постараюсь. – Он потирает скулу. – Предстоит пройти через пекло, но даю слово, что попытаюсь.
Я ему верю. И мне остается лишь сказать:
– Спасибо. И за вино, и за помощь.
Через несколько минут я выхожу из бара, обнаруживая, что дождь оказался всего лишь ложью. Он исчез, оставив ночь настежь распахнутой для убийств и увечий.
– Будьте осторожны! – кричит Эван с тротуара.
«Это нам всем не помешает», – думаю я, забираясь в свою машину и захлопывая дверцу. На всякий случай еще и блокирую двери замками.
Глава 68
Домой я возвращаюсь безлунной, беззвездной ночью – и снова не паркуюсь в гараже.
Часть меня негодует из-за такого решения. Я злюсь, что вынуждена так поступать. Злюсь оттого, что делать это меня заставляет Поэт. Просто я не настолько глупа, чтобы бунтовать. Еще одна вещь, которой меня научил отец. «Гордость – твоя тюрьма. Знаешь, куда она тебя заведет? – спросил он, когда я совершила глупую ошибку новичка. – В могилу, – ответил он за меня. – Вот прямо туда». Теперь отец сам мертв, а я чувствую реальность того, как легко может наступить конец. Оповещаю патруль, что приехала, а затем направляюсь к своему дому. Небо погромыхивает, суля грозу, а охрана здания на данный момент отсутствует так же, как и дождь. Я шлю эсэмэску нашей управляющей: «Табита, вы уже прогнали эту охранную контору?»
На подходе к подъезду я начинаю чувствовать плечами тяжесть этого дня и жажду момента, когда наконец окажусь наверху в своем гнездышке. В тот момент как я тянусь к двери, мне перезванивает Табита. Останавливаюсь снаружи, чтобы не привлекать к себе на лестнице внимания, особенно со стороны миссис Кроуфорд.
– Извините, пожалуйста, – говорит она вместо приветствия. – Я как раз работаю над тем, чтобы вернуть охрану на место. Компания, услугами которой мы пользуемся, похоже, испытывает проблемы с кадрами.
– Что с парнем, который был здесь прошлой ночью?
– У его жены случился выкидыш.
Ее сообщение раздражает меня самым неуместным образом, но это достаточно легко проверить. И я обязательно наведу справки.
– В ближайшие пару часов они должны будут кого-то прислать.
Я смотрю на часы: десять тридцать. Сомнительно.
– Напишите мне, когда он будет на месте.
– Да, конечно, – заверяет Табита. – Есть что-нибудь, что мне следует знать?
– Я держу при себе оружие. Мне просто нужно знать, в кого не стрелять.
– Ах да… Верно. Конечно, конечно. Я дома, если вдруг кому-нибудь понадоблюсь.
Мы разъединяемся. Я вхожу в дом и уже нахожусь на полпути по лестнице, когда слышу сверху:
– Кто этот человек, который все время приходит и приходит?
Останавливаюсь и задираю подбородок вверх. Конечно же, там торчит Старушка Кроуфорд в оранжево-лимонно-зеленом блузоне, от которого у меня кружится голова. Или это из-за того, что я не ела со вчерашнего вечера?
– Вы видели его снова?
– Прошлой ночью. Я знаю, что он не полицейский. Сегодня он явится опять?
Сейчас я ей не лгу. Она – наглядное доказательство, что ложь всегда раскрывается.
– Будем надеяться, что нет, – отвечаю я. – У вас