Читать интересную книгу Против ветра - Дж. Фридман

Это убийство носит ярко выраженный гомосексуальный оттенок. Защита хотела бы внушить вам, что это обстоятельство к делу не относится. Она пытается доказать, что ненависть, питаемая одним из подсудимых к своему брату, единственному родному ему существу на всем белом свете потому, что тот — гомосексуалист, не имеет значения. Это оскорбительно не только для вашего ума, но прежде всего для памяти о Ричарде Бартлессе, который вынес неимоверные страдания и отправился в мир иной из-за того, что один из подсудимых, который, как известно, является вожаком банды, с ненавистью и страхом относится к гомосексуализму.

Гомосексуализм не просто имеет отношение к этому делу, это стержень, на котором все в нем держится. Вот уже много лет Стивен Дженсен ненавидит брата. Вот уже много лет он живет в страхе, что, может, и он сам такой, что, может, у них обоих это в генах заложено. Он из кожи вон лезет, чтобы вести себя как настоящий мужчина. Спит с десятками женщин. Примыкает к жестокой рокерской банде, становится ее вожаком. Он думает, что теперь ему все нипочем, что та зараза к нему не пристанет. Но он ошибается. Любой психолог вам скажет, что этим рокерским бандам свойствен гомосексуализм, проявляющийся в скрытой форме, в круговой поруке, которой связаны эти парни, и в безграничном презрении к женщинам.

— Знаете, какая участь ждет женщину, чей парень или муж вступает в одну из таких рокерских банд, которым никто и ничто не указ? — спрашивает он дрожащим от гнева голосом. — Она должна переспать с каждым членом банды, а после этого все они мочатся на нее. Возможно, найдутся люди, которым это покажется проявлением мужественности, настоящего мужского характера. У меня же это ничего, кроме отвращения и омерзения, не вызывает.

Он с презрением смотрит на нас. Мы изо всех сил удерживаем рокеров, особенно Одинокого Волка, чтобы не дать им выйти из себя.

— Если ты сейчас сорвешься, — в который уже раз напоминаю ему я, — можешь считать себя покойником! — Коллеги то же самое говорят своим подзащитным.

Он держит себя в руках, а я все время боюсь, что он вскочит, опрокинув стол, и бросится на Робертсона.

— Потом разберемся, — только и говорит он. — Голова у меня занята сейчас другим, некогда допытываться, что все это значит.

— В любом преступлении, особенно в таком, как это, связанном к тому же с применением насилия, — продолжает Робертсон, — должна присутствовать побудительная причина и возможность осуществить задуманное, если только имеешь дело не с психически неуравновешенными людьми. Что ж, может, мы и имеем дело с психически неуравновешенными людьми, хотя, поверьте, они в состоянии отличить добро от зла, поступая соответственно этому, но вот что касается побудительной причины и возможности осуществить задуманное, то они налицо. Ричард Бартлесс услышал, как эти люди угрожали Рите Гомес, и попытался прийти ей на помощь. Смелое решение. Однако на таких людей оно не действует. Они воспринимают его как оскорбление своей так называемой «мужественности» и мириться с этим не намерены. Достаточно веская побудительная причина для таких хладнокровных убийц, как эти. К тому же они ведь уже вступали с ней в половые сношения, за что могли быть привлечены к уголовной ответственности. Они думали, что могут так запугать Риту Гомес, что та и не пикнет, но понимали, что с мужчиной, с Ричардом Бартлессом, такой номер не пройдет. Им пришлось заткнуть ему рот. Так что мотив очевиден.

К тому же у них была возможность осуществить задуманное. Глухой ночью они могли увезти его в горы так, чтобы никто не заметил. Они так и сделали.

Как только они его туда привезли, их уже ничто не останавливало. Может, он сделал что-то такое, что вывело их из себя, может, усомнился, что они на самом деле такие уж крутые мужики, как говорят. И тогда они захотели проучить его во что бы то ни стало. Им захотелось показать ему, что они такие крутые, что могут поиметь не только женщину, но и мужчину. Так они и сделали. Они вступили в половые сношения и с ним тоже.

После этого им ничего не оставалось, как убить его, иначе он был бы живым свидетелем их позора. Вот они и решили еще больше надругаться над ним. Не могли просто пустить пулю в лоб, избавив от мучительных страданий, нет, им понадобилось сорок семь раз пырнуть его раскаленным ножом и отрезать пенис, символ его мужского достоинства, чтобы даже мертвый он не мог угрожать им. А потом уже они решили сбить полицию со следа и застрелили его.

— Вам предстоит сделать выбор, — заключает Робертсон, понижая голос чуть ли не до шепота. — Вы можете оставить без внимания все истинные улики, неопровержимые улики, профессиональные показания одного из ведущих патологоанатомов нашей страны, показания единственного очевидца преступления и дать возможность этому отребью, сидящему перед вами, выйти на свободу. Но вы можете и рассмотреть представленные улики тщательно и беспристрастно. И тогда придете к единственно возможному выводу — они виновны в убийстве и за это должны быть приговорены к смерти. Меньшее наказание было бы равносильно судебной ошибке. Я верю, вы сделаете единственно возможный, единственно правильный выбор. Признаете их виновными в убийстве при отягчающих обстоятельствах.

31

Это аксиома: чем дольше совещаются присяжные перед вынесением приговора по делу о преступлении, за которое предусматривается смертная казнь, тем лучше для защиты. Присяжные не показываются уже три дня. В первый день мы сидели как на иголках: если бы присяжные вернулись в зал суда, это бы значило, что нашим ребятам прямая дорога на электрический стул.

Но вот прошел день, еще один — их не было. Когда мы гурьбой вернулись в зал на исходе второго дня и Мартинес посоветовал нам расходиться по домам, стало ясно, что ждать, по крайней мере до утра, нечего. У всех нас одновременно вырвался такой вздох облегчения, который мог бы подхватить воздушный шар и нести его до самого Таоса.

Внешне Робертсон невозмутим, что у него на душе, он не показывает. С Моузби пот катит градом, у него на лице все написано. В их рядах замечена размолвка. Наши соглядатаи (секретарши, которые общаются со Сьюзен, хранящей мне верность, несмотря ни на что) донесли, что под конец суда разгорелась перепалка из-за того, кому выступать от лица обвинения. Впервые на моей памяти Моузби взбунтовался, открыто выступил против босса, обозвав его показушником, политиканом, о котором после ухода не останется даже воспоминаний. Робертсон, в свою очередь, напустился на Моузби и на его сыщиков, Гомеса и Санчеса, за то, что те напортачили в истории, связанной с изнасилованием, да так, что это могло бросить тень на результаты всего расследования.

Может, присяжные чувствуют, что обвинение нервничает. У присяжных так бывает, время от времени у них вырабатывается на редкость обостренное восприятие действительности, которое подсказывает им, у какой из сторон лучше обстоят дела, и тогда они могут принять решение в ее пользу. Мне не раз доводилось видеть, как это делается. Вот почему, как бы ни скребли у меня на душе кошки, внешне я всегда держусь как ни в чем не бывало.

Третий день заканчивается так же, как и два предыдущих. Теперь в комнате для совещаний присяжных события могут развиваться по нескольким возможным сценариям, ни один из которых не устраивает обвинение, жаждущее отправить на виселицу всех четверых рокеров. Может, жюри присяжных рассматривает возможность смягчения приговора, например, за совершение убийства со смягчающими вину обстоятельствами или за непреднамеренное убийство, или, может, решило, что в нем замешаны только двое рокеров (мне лично это не сулит ничего хорошего, если на кого и укажут пальцем, то на моего подзащитного). Лучше всего, если бы один, а то и больше присяжных сочли, что обвинение не располагает достаточно вескими аргументами для доказательства своей правоты. Я мечтаю, чтобы сомнения зародились у всех двенадцати, чтобы они вынесли оправдательный приговор, но в суде мечтать не полагается. Пусть бы хоть один из присяжных отказался участвовать в голосовании, пусть они не придут к согласию — это все, что сейчас нам нужно.

32

Сегодня четверг, сейчас четыре часа дня — пошел уже четвертый день. Мартинес посылает присяжным записку. Как идут дела, спрашивает он, есть ли прогресс, позволяющий надеяться на вынесение приговора? Приближаются выходные, если обсуждение зашло в тупик, сообщите об этом.

Мы ждем, сидим, так сильно сцепив пальцы, что кажется — вся кровь остановилась. Если староста присяжных ответит, что у них нет единого мнения, Мартинесу придется объявить об этом. Тогда во всем Санта-Фе не хватит шампанского, чтобы отпраздновать нашу победу.

В ответ приходит записка, из которой следует, что у них есть кое-какие проблемы, но сдаваться пока они не намерены и просят дополнительное время, по крайней мере еще полдня.