очень важно. Наверняка.
Розалинд зло рассмеялась и стала нашаривать под столом сумочку.
– Ох нет, тут уж мне виднее. Джессика, брось ты эту штуковину и поехали домой.
– Розалинд, честное слово. Когда мне было столько лет, сколько сейчас Джессике, двое моих лучших друзей бесследно исчезли. Я понимаю, каково вам.
Она подняла голову и посмотрела на меня.
– Это не то же самое, что потерять сестру, но…
– Вот именно.
– Но я знаю, как тяжело остаться одному. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы найти ответы. Правда.
Розалинд долго не сводила с меня глаз, а затем беззвучно, с облегчением рассмеялась.
– Ох, детектив Райан! – В порыве чувств она склонилась вперед и схватила меня за руку. – Я знала, что вы неслучайно так хорошо вписываетесь в это дело!
Прежде мне такое в голову не приходило, однако эта неожиданная мысль согрела меня.
– Надеюсь, вы правы.
Я сжал ей руку – надеялся подбодрить, – но Розалинд вдруг осознала, что перешла границу, и смущенно отстранилась.
– Я не хотела, простите…
– Давайте вот как поступим. Мы с вами немного поболтаем, а Джессика посидит рядом, пока не будет готова рассказать, что именно видела. Что скажете?
– Джессика, солнышко? – Розалинд погладила руку сестры, Джессика вздрогнула, заморгала. – Посидишь здесь немножко?
Джессика долго задумчиво вглядывалась в улыбающееся лицо Розалинд и в конце концов кивнула. Я заказал кофе для нас с Розалинд и газировку для Джессики. Джессика ухватила стакан обеими руками и точно завороженная наблюдала, как поднимаются пузырьки, а мы с Розалинд беседовали.
Честно сказать, я и не ожидал, что разговор с почти подростком может быть настолько увлекательным, – впрочем, Розалинд обычным подростком не назовешь. Первое потрясение, вызванное смертью Кэти, отступило, и у меня впервые появилась возможность увидеть настоящую Розалинд – открытую, жизнерадостную, непосредственную, удивительно яркую и целеустремленную. Где, интересно, прятались такие девушки, когда мне самому было восемнадцать? Наивная Розалинд сознавала собственную наивность – она так уморительно шутила сама над собой, что, несмотря на чинную обстановку, на мою тревогу из-за возможных последствий такой наивности, на сидящую рядом Джессику, которая с интересом котенка наблюдала за пузырьками, смеялся я вполне искренне.
– А что после школы будете делать? – с неподдельным интересом спросил я. Представить эту девушку в обычной скучной конторе не получалось.
Розалинд улыбнулась, но по лицу ее скользнула тень.
– Я хочу музыку изучать. На скрипке я играю с девяти лет и сама немного сочиняю. Мой преподаватель говорит… ну, он считает, что я смогу поступить на какую-нибудь хорошую программу. Но… – Розалинд вздохнула, – это дорого, а мои… родители не особо в восторге. Они хотят, чтобы я пошла на курсы секретарей.
Зато против желания Кэти поступить в Королевское балетное училище они слова не сказали. В Домашнем насилии я сталкивался с подобными делами, когда родители выбирают себе любимчика и козла отпущения (“Возможно, я слишком баловал ее”, – Джонатан сам это сказал во время первой нашей встречи), так что дети словно растут в совершенно разных семьях. Заканчивается это обычно довольно печально.
– Вы что-нибудь придумаете, – сказал я.
Розалинд – секретарша? Девлин вообще соображает, что делает?
– Например, получите стипендию. Ведь вы, похоже, и правда молодец.
Розалинд скромно потупилась.
– Знаете, в прошлом году Национальный юношеский оркестр исполнял сонату, которую я сочинила.
Разумеется, я ей не поверил. Ложь была очевидной – о событии такого масштаба мы наверняка узнали бы, когда опрашивали местных, – однако она подействовала на меня так, как ни одной сонате и не снилось, потому что эту ложь я узнал. Вот мой брат-близнец, его зовут Питер, он старше меня на семь минут… Дети – а Розалинд, по сути, еще совсем ребенок – не врут без причины, а за ложь цепляются, лишь когда действительность становится невыносимой.
Я едва не сказал: “Розалинд, я знаю, что дома у тебя что-то не так, пожалуйста, расскажи, позволь мне помочь…” Но торопиться было опасно – Розалинд снова замкнулась бы, а я разрушил бы все, чего добился.
– Вы молодец! – похвалил я. – Настоящее достижение!
Она смущенно рассмеялась и, прикрыв глаза, из-под ресниц взглянула на меня.
– Ваши друзья, – робко сказала она, – ну, те, что исчезли. Что с ними случилось?
– Долгая история, – сказал я.
Я загнал себя в ситуацию, из которой теперь не знал, как выбраться. Во взгляде Розалинд появилась подозрительность, и хотя я совершенно не собирался вдаваться в ту давнюю историю, последнее, что мне сейчас требовалось, – потерять ее доверие.
Спасла меня, как ни удивительно, Джессика. Она слегка заерзала и пальцем дотронулась до руки Розалинд.
Розалинд, похоже, не заметила.
– Да, Джессика, что? – спросил я.
– Ой, солнышко, что случилось? – склонилась к ней Розалинд. – Хочешь рассказать детективу Райану про того мужчину?
Джессика кивнула.
– Я видела мужчину, – начала она, но смотрела не на меня, а на Розалинд, – он с Кэти разговаривал.
Сердце мое набирало обороты. Надежная зацепка – будь я верующим, я бы каждому святому свечку за нее поставил.
– Хорошо, Джессика. Где это было?
– На дороге. Когда мы из магазина домой шли.
– Вы с Кэти вдвоем?
– Да. Нам разрешают самим ходить туда.
– Не сомневаюсь. Что сказал этот мужчина?
– Он сказал, – Джессика глубоко вздохнула, – он сказал: “Ты очень красиво танцуешь”, а Кэти ему: “Спасибо”. Ей приятно, когда говорят, что она красиво танцует.
Девочка испуганно посмотрела на Розалинд.
– Ты умница, все правильно делаешь, – Розалинд погладила ее по волосам, – рассказывай дальше.
Джессика кивнула. Розалинд придвинула к ней стакан, и Джессика послушно отхлебнула газировку.
– Потом, – снова заговорила она, – он сказал: “А ты очень красивая девочка”, а Кэти ему: “Спасибо”. Ей такое нравится. А после он сказал… сказал… “Моя дочка тоже любит танцевать, но она сломала ногу. Может, навестишь ее? Вот она обрадуется”. А Кэти ответила: “Не сейчас. Нам надо домой”. И мы пошли домой.
Ты очень красивая девочка… В наши дни далеко не каждый мужчина осмелится сказать такое двенадцатилетней девочке.
– Ты этого мужчину знаешь? – спросил я. – Видела его раньше?
Джессика покачала головой.
– Как он выглядел?
Молчание. Вздох.
– Большой.
– Как я большой? То есть высокий?
– Да… ну… Да. И еще вот такой большой. – Она расставила руки, и стакан опасно накренился.
– Толстый?
Джессика хихикнула – резко, нервно.
– Да.
– Во что он был одет?
– В спортивки. Темно-синие. – Девочка взглянула на Розалинд, и та ободряюще кивнула.
Охренеть, подумал я. Сердце колотилось все быстрее.
– Какая у него была прическа? Какие волосы?
– У него не было волос.
Про себя я извинился перед Дэмьеном Доннелли – похоже, он все-таки говорил не то, что мы ожидали услышать.
– Старый? Или молодой?
– Как вы.
– Когда это было?
Джессика приоткрыла рот