странную музыку, заставляя преподавателей-«суггестопедиков» носить в классе определенного рода одежду, используя дешевые эффекты воздействия на аудиторию, создавая атмосферу непогрешимости и едва ли не полубожественности преподавателей. Под влиянием этой «пилюли» процесс изучения иностранного языка – под которым он понимает примитивное закрепление новых слов в кратковременной памяти учеников! – значительно убыстрится, говорит нам профессор. Сотни и сотни прочитанных страниц, набитых до отказа пустой наукообразной болтовней, чтобы добраться до основы, до краеугольного камня всей этой «системы».
Но ведь в этом нет абсолютно ничего нового! Такие подходы очевидны, общеизвестны и практикуются уже тысячелетия – грандиозные здания и внутреннее убранство университетов и школ (это касается, конечно, практически всех институтов человеческого общества, в первую голову религиозных, политических и военных, но сейчас мы говорим только об образовании), определенная манера выражаться, одеваться и вести себя у преподавателей. Все это предназначено для создания атмосферы «храма знаний» и воздействия через нее на психику учеников. Школьная и университетская униформа наконец! Преподаватель, который бреется и одевает строгий костюм с галстуком и белой рубашкой перед тем, как идти на работу! Все это давно имеет место быть, и все это успешно работает в определенных рамках. Но выдавать это за свое, только что придуманное, и создавать из этого некий – причем, как показала практика, совершенно неэффективный – «метод» изучения иностранных языков?
Да, внушение и самовнушение могут давать иногда некоторые и даже весьма впечатляющие результаты, но все-таки хотелось бы, идя в клинику с глубокой резаной раной, из которой фонтаном хлещет кровь, надеяться на более эффективные лекарства и методы лечения, чем сахарные пилюли, предлагаемые уважаемым профессором. Можно убедить солдат, что они победят всех и вся, и они охотно поднимутся – под музыку «барокко», несомненно! – в атаку на крупнокалиберные пулеметы, пушки и железобетонные укрепления, густо опутанные колючей проволокой. Но при этом неплохо было бы дать им в руки что-нибудь повнушительнее детских пластмассовых пистолетиков – хотя бы и красиво раскрашенных – и деревянных ножиков – настоящие винтовки и автоматы, например. Пара-другая танков последней модели тоже бы не повредила. Поскольку ваше внушение может не иметь никакого магического воздействия на пулеметы и пушки противника.
Но, с другой стороны, нельзя не признать, что метод «братушки»-профессора имел самые выдающиеся результаты. Для него самого, конечно. Для его собственной карьеры. Сладкая пилюля-пустышка, «суггестопедалируемая» профессором, самым магическим образом подействовала на всех (или почти всех), проглотивших ее (не считая, конечно, одураченных «суггестопедами» учеников, которые так и не овладели иностранным языком, поскольку таким образом овладеть языком просто-напросто невозможно). Профессор «суггестопедических наук» блестяще показал всем нам, что наукообразная каша, щедро размазанная по сотням и тысячам страниц, в самом деле обладает мощным гипнотическим действием. Ведь благодаря именно этому гипнозу наш «братан» приобрел мировую известность, а с ней и свое весьма заметное место в пантеоне истории шарлатанства и псевдонауки…
Теперь вы знаете, мой любезный собеседник, теперь вы все знаете. Не правда ли, во многом знании есть много печали…
Определенный «суггестопедический» подход демонстрируют, кстати, и широко известные лингафонные курсы, заполонившие в девяностые годы территорию нашей страны. Изготовители этих курсов утверждают, что на кассетах между фразами на английском языке скрыты какие-то особые сигналы, помогающие с невероятной скоростью овладеть языком. Мне все стало ясно, когда я просто взглянул на способ подачи учебного материала в этих курсах – примитивное чередование фраз на английском и их перевода на русский (причем выбор фраз бессистемен и практически случаен). Я уже говорил, что такого рода смесь иностранного языка с родным совершенно недопустима в процессе изучения иностранного языка. Впрочем, когда я взглянул на место изготовления этого «шедевра», то все сразу встало на свои места – Брайтон-Бич! Чего можно ожидать от «похлебки», сваренной в этом притоне, кишащем различного рода жуликами, торговцами краденым и просто откровенными ворами! Однако немало людей поддались на «суггестопедическую» приманку, поверили в секретные «пилюли» на пленках и купили эти курсы. Один мой знакомый даже рассказывал, что они отнесли кассеты в специальную лабораторию при каком-то институте физики и электроники и провели кропотливые исследования на предмет обнаружения «секретных сигналов» – святая простота! Они, конечно, проявили наивность, но ведь в отличие от меня они не жили достаточно долгое время на Брайтоне и не имели ежедневного контакта с его «русскоговорящим» народонаселением. М-да…
Однажды я даже имел прямой контакт с людьми, продающими эти курсы в одном губернском городе в Сибири. Я увидел на улице вывеску их представительской конторы и зашел туда. Ко мне сразу же подскочил бойкий молодой человек и стал чрезвычайно убедительно живописать достоинства своего товара, особо налегая на легкость, с которой можно овладеть английским языком. Я согласно кивал, разглядывая книги и кассеты (очень недешевые!), а потом в середине фразы без какого бы то ни было предупреждения перешел на этот самый английский язык. Молодой человек осекся, побледнел, покраснел и уже каким-то совершенно другим голосом сказал (по-русски, конечно), что английского языка он, собственно, не знает, и добавил шепотом, что курсы вообще-то того… не очень. Я поблагодарил его, повернулся и вышел. На свежий воздух…
Хороший арахис – это хорошо прожаренный арахис. Степан на поцте. «Собаки» Павлова и так далее (колбасные обрезки)
Из многообразных занятий иностранным языком, которые я лично посещал (как в качестве «подопытного», так и в качестве наблюдателя), мне особенно сильно запомнилось одно «арахисовое» занятие. Происходило это в одном из крупных дальневосточных городов, где я волею судеб оказался в середине девяностых. Я совершал свой традиционный ежедневный моцион, проходя мимо школы, на ограде которой имелось объявление о курсах одного из восточных языков, имеющих место быть в здании этой школы. В то время у меня к этому языку имелся определенный интерес, и я решил посмотреть, что эти курсы из себя представляют. К тому же меня все еще интересовала сама организация работы курсов иностранного языка – наивность в то время еще не полностью покинула меня, и я временами смотрел на мир по-детски широко открытыми глазами.
Я пришел в школу за двадцать минут до объявленного начала занятий, нашел класс, в котором они должны были проходить, и стал ждать. Вскоре стали появляться ученики, а минут за пять до начала я увидел и самого преподавателя, которого