О роли пиар-консультантов в этой войне написано немало, и многое преувеличено. Основным активом Грузии стал сам президент Саакашвили, который непрестанно давал интервью на беглом английском и французском — полагаю, без особого одобрения его западной пиар-команды. С другой стороны, Москва упорно сопротивлялась призывам консультантов дать журналистам возможность побывать в Южной Осетии и лишь с запозданием начала предлагать англоязычных интервьюеров таким каналам, как Би-би-си и CNN.
Но главной причиной, почему позор-таки пал на Россию, а не на Грузию, стало то, что Россия, какими бы ни были обстоятельства, вторглась в соседнее независимое государство. Российское руководство обвинило Запад в попустительстве грузинской агрессии, забывая, что Запад в целом так же терпимо отнесся к нападению России на Чечню. Оба случая Запад рассматривал как внутренние дела. А вот нападение на чужую страну — совсем иначе.
Результатом стал раздел Грузии и переселение тысяч людей, преимущественно грузин, из их домов, стоящих на земле, на которой их предки жили веками. В случае с Абхазией Россия передала территорию народу, который до 1991 г. составлял всего одну пятую населения23. Одна шестая часть грузинской территории была занята российскими войсками.
В Пекине, через несколько часов после начала обстрела Цхинвала грузинскими войсками, Владимир Путин встретился с президентами Бушем и Саркози. Оба пытались удержать Россию от ответных действий. Помощник Саркози, Жан-Давид Левитт, вспоминает, как его босс предпринял попытку выступить в роли миротворца. «Он сказал президенту Путину: “Послушайте, в настоящее время я занимаю пост президента Евросоюза, я могу добиться, чтобы Евросоюз сделал все возможное, лишь бы остановить эту войну, которая способна стать катастрофой для Европы и для российско-европейского сотрудничества. Но для этого, Владимир, мне требуется 48 часов”. Ответом было краткое “нет”. Президент Саркози не отступал: “Подождите, Владимир, а вы понимаете, что сейчас поставлено на карту? Дайте мне хотя бы 24 часа”. — “Нет, это невозможно”. — “Тогда хотя бы время до восьми вечера”. — “Нет”»24.
Однако решение о вводе российских войск принял президент Медведев. Он утверждает, что даже обсудил этот вопрос с Путиным лишь по прошествии 24 часов, ввиду отсутствия защищенных линий связи с Пекином. Медведев говорит, что министр обороны разбудил его сообщением о нападении на Цхинвал и выразил надежду, что это провокация. Только узнав, что произошло прямое попадание в палатку российских миротворцев, которые погибли все до единого, Медведев отдал приказ о контрнаступлении. Все, кто считали Медведева «мягкотелым» по сравнению с Путиным, заблуждались. Именно президент, по словам Путина, отдал приказ о вторжении, даже не проконсультировавшись с Советом безопасности. Совет собрался и поддержал решение президента, но это произошло еще до возвращения Путина из Китая. Вернувшись, Путин отправился в Северную Осетию, во Владикавказ, чтобы самому увидеть ситуацию на месте, а затем в Сочи, где наконец встретился с Медведевым, чтобы обсудить положение25.
На второй день войны российские бомбардировщики совершили 120 боевых вылетов, уничтожая военную инфраструктуру Грузии, в том числе и новую технику, полученную от США, Израиля и Украины.
На следующий день Кондолиза Райс, которая только что вместе со своей тетей и сестрой выехала на отдых, выбрав курорт в Западной Вирджинии, позвонила Сергею Лаврову и потребовала прекратить вторжение. Лавров ответил, что у России три условия:
— Во-первых, грузинские войска должны вернуться к обычным местам дислокации.
— Хорошо, — сказала Райс.
— Во-вторых, Грузия должна подписать соглашение о неприменении силы.
— Хорошо.
— И третье, только между нами: Саакашвили должен уйти.
Райс не поверила своим ушам:
— Сергей, американский госсекретарь и российский министр иностранных дел не должны вести приватных переговоров о свержении президента, избранного демократическим путем26.
Она решила вынести на публику то, что сочла российской угрозой смены режима в Грузии. 10 августа представитель США в ООН Залмай Халилзад объявил: «Министр иностранных дел Лавров заявил госсекретарю Райс, что избранный демократическим путем президент Грузии, цитирую, “Саакашвили должен уйти”, конец цитаты. Это совершенно неприемлемо и переходит все границы».
Лавров был возмущен. В одном интервью он сказал: «Объявлять на весь мир то, что обсуждалось с партнером, — это не дипломатия». Но отрицать слова, которые приписывали ему, он не стал, просто заявил, «что мы больше никогда не будем иметь с ним дела»27.
К 11 августа грузинская сторона, увидев бомбардировку Гори, покинутого жителями, решила, что российская армия намерена войти в столицу Тбилиси. В канцелярии президента вспыхнула паника: со стен срывали картины, документы запихивали в коробки, готовясь к экстренной эвакуации. Карл Бильдт и американский представитель Мэт Брайза, присутствовавшие при этом, подсчитали, что до вступления российской армии в город осталось менее получаса.
Саакашвили бросился к президенту Бушу за, как он считал, обещанной помощью. «Я сказал ему: “Взгляните на свои часы, и вы, возможно, увидите, как возвращаются времена Советского Союза. Прямо сейчас он возрождается в моей стране, и это плачевный поворот истории не только для нас, хотя для нас он станет последним, но и для США и остального мира”»28.
Его уверения, что российские войска вот-вот вступят в столицу и присоединят Грузию, образовав новое подобие Советского Союза, выглядели как проявление паранойи, манипуляция или просто лицемерная попытка прикрыть собственное бедственное решение вступить в войну. Но позднее Медведев косвенно подтверждал, что, хотя «нашей задачей на то время было уничтожение военной машины Грузии», рассматривались и более радикальные решения: «Саакашвили следовало бы поблагодарить меня за то, что в какой-то момент наши войска остановились. Если бы они вошли в Тбилиси, сейчас в Грузии, скорее всего, был бы уже другой президент».
В Вашингтоне эту угрозу восприняли серьезно, особенно в свете замечания, высказанного Лавровым в разговоре с Райс. Буш созвал комиссию по национальной безопасности. Министр обороны Роберт Гейтс вспоминает: «Буквально всех в оперативном центре не покидало ощущение, что Россия открыто совершает акт агрессии против независимого государства, с намерением разделить его»29.
Американцы даже обдумывали собственное военное вмешательство. По словам госсекретаря Райс, «за столом начали бить себя в грудь и кричать, что мы сделаем, какой знак подадим России военными средствами, объясняя, настолько опрометчивы были ее действия».
Советник по вопросам национальной безопасности Стивен Хэдли говорит: «Вопрос заключался в следующем: вводим мы боевые силы или нет? Для спасения Тбилиси требовались наземные войска»30.
Однако все это могло спровоцировать конфликт между крупнейшими ядерными державами мира, и в голосах Роберта Гейтса и его сторонников звучало предостережение: «Я твердо заявил, что мы не станем обеспечивать военную поддержку Саакашвили. В то время я считал, что русские расставили ловушку, а Саакашвили двинулся прямиком в нее, поэтому виноваты и те, и другие».
В конце концов российские войска остановились и повернули обратно, и американцам больше не понадобилось обдумывать ответные военные меры. Они отправили транспортные самолеты ВМС в аэропорт Тбилиси и ввели боевые корабли в Черное море, направляясь к порту Батуми, чтобы доставить гуманитарную помощь, однако было принято решение действовать средствами дипломатии. Несмотря на серьезные сомнения в компетентности президента Саркози, было решено дать возможность Франции, которая в этот момент председательствовала в Евросоюзе, взять инициативу в свои руки.
Хотя в то время российская сторона утверждала, что в переговорах с Саркози участвует только Медведев, Путин тоже присутствовал на них и, как и следовало ожидать, был настроен жестко. Именно в это время он объявил: «Я повешу Саакашвили за яйца». (Российская сторона это отрицала, но Путин с тех пор неоднократно и косвенно подтверждал, что пользуется таким выражением31.)
Саркози привез на переговоры проект соглашения, который, по словам Лаврова, «мы слегка откорректировали». На самом же деле документ с шестью пунктами был почти полностью испещрен поправками — так, первое предложение выглядело: «Предполагается полный вывод грузинских и российских войск».
Советник Саркози Жан-Давид Левитт вспоминает: «Они всецело изменили логику документа: это было уже не прекращение огня и не вывод войск, а способ диктовать Грузии свои условия».