— Но здесь же не сказано, что Ботаник работает у Ханжонкова, — сказала она, возвращая Немысскому бумагу, которая была тотчас же убрана в папку. — И что за день «зет»?
— День «зет» — это начало войны, — сказал Немысский так спокойно, словно говорил о начале каникул. — Что же касается работы Ботаника в киноателье, то это логически следует из текста. План «ПК» — это персональный контакт. Если никаким иным образом связаться нельзя, но очень надо, то агент просто приходит туда, где можно встретить резидента.
— Но как он его узнает? Надо же быть знакомым лично или знать настоящую фамилию? А что рассказал сам агент?
— Агент, к сожалению, ничего рассказать не успел, — нахмурился Немысский. — С ним вообще вышло нехорошо. Агент был задержан на железнодорожной станции Шереметьевская в момент извлечения шифровки из тайника. Выглядел испуганным, сопротивления не оказал, поэтому мои люди слегка расслабились, чего в нашем деле ни в коем случае нельзя. Улучив момент, задержанный толкнул одного из сотрудников на другого и дал стрекача прямо через пути. Бежал, не глядя по сторонам, не до того было, ну и попал под поезд.
Вера тихо ахнула, представив себе, как это ужасно, когда на тебя несется железная громадина. Она никогда не могла понять Анну Каренину. Как ей достало духу броситься под поезд? Всегда старалась прочитать поскорее эту сцену, останавливаясь только на самом описании смерти Анны. Только великий гений мог написать так: «свеча, при которой она читала исполненную тревог, обманов, горя и зла книгу, вспыхнула более ярким, чем когда-нибудь, светом, осветила ей все то, что прежде было во мраке, затрещала, стала меркнуть и навсегда потухла». Особенно волновали слова «осветила ей все то, что прежде было во мраке». Что прежде было во мраке… Жаль, что поздно.
— То, что можно было исправить, — исправили, — продолжал Немысский. — Конфисковали у кого-то брезент, завернули в него тело, отвезли на Салтыковскую и положили там, предварительно вывернув все карманы. Картина злодейского ограбления — оглушили, обчистили, скинули на рельсы, машинист в темноте не заметил.
— Зачем?! — изумленно спросила Вера.
— А затем, что, прочитав в газетах, что вчера на станции Шереметьевская попал под поезд мужчина, и сопоставив это с внезапной смертью или же с внезапным исчезновением агента, его хозяева поняли бы, что агент разоблачен и письмо попало в наши руки. В разведке вообще не верят в совпадения, а уж в такие, когда агент погибает возле тайника, — и подавно. Тем более что агент был ценный, офицер для поручений при штабе Московского военного округа. Отсюда сам собой напрашивается вывод о том, что Ботаник — фигура крупная. Какой-нибудь мелочи в подчинение столь ценных агентов не отдают. Что же касается того, как они друг друга узнают, не будучи знакомыми, то вариантов здесь великое множество, гадать бессмысленно. По плану «ПК» агент является в известное ему место, имея при себе заранее некий условленный знак, отличающий его от других людей. Станет ли агент прогуливаться утром возле киноателье с букетом роз в левой руке? Или же в руке у него будет «Московский вестник»? Или же в петлице будет воткнута гвоздика?.. Увидев человека со знаком, тот, к кому пришли, называет пароль, и если ответ правильный… Впрочем, вам эти детали ни к чему, найти Ботаника они все равно не помогут.
— Подлые немцы! — воскликнула в сердцах Вера. — Ну что им стоило написать, кем работает Ботаник у Ханжонкова!
— Лучше бы приложили к письму его визитную карточку! — поддел ротмистр. — Всем было бы не в пример удобнее. Должен признаться, Вера Васильевна, что поначалу это дело представлялось мне довольно простым. Я решил, сам не знаю почему, что такой крупный шпион, как Ботаник, шпион, которому поручено руководить агентурной сетью с наступлением войны, непременно должен быть кадровым офицером разведки, живущим под чужим именем. Хорошо законспирированным, но засланным оттуда. А таких разоблачить несложно, если, конечно, знать, кого разоблачать. Берется биография и начинает просеиваться через мелкое сито. Рано или поздно будет обрыв или провал. Обрыв — это, к примеру, когда выясняется, что в гимназии, где якобы учился подозреваемый, не существовало такого ученика. А провал — это когда человека не опознает кто-то из друзей юности. Ведь случается и так, что легенда не придумывается, а, если так можно выразиться, берется со стороны. Реально существующий человек устраняется для того, чтобы агент занял его место. Подобное обязательно сопровождается переездом с места на место, поскольку смена круга знакомств в этом случае просто необходима. Так вот, мы тщательно проверили всех, кто работает у Ханжонкова, начиная с него самого и заканчивая ночным сторожем, но ни в одной биографии не нашли изъяна. Одно из двух — или Ботаник завербованный агент, сумевший заслужить столь высокое доверие, или же операция по его внедрению была произведена столь филигранно, что комар носа не подточит.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Как можно филигранно выдать одного человека за другого? — спросила Вера. — Вы же сами сказали, что кто-то да не опознает.
— Заранее подбирается человек не только с подходящей биографией, но и со схожей внешностью. Задача трудная, но вполне осуществимая. Детально изучается биография, круг знакомых, одним словом, все-все, что имеет отношение к прошлому. Затем происходит замена одного человека другим. Особенно хорошо, если она случается во время переезда или хотя бы смены места.[519] В шестом году подобным образом германский агент проник в канцелярию Военно-ученого комитета Главного штаба под личиной подполковника Любатовича, которого с должности старшего адъютанта штаба Киевского военного округа перевели в младшие делопроизводители ВУКа. Любатович был весьма удобной кандидатурой для замены. Холостяк, близких родственников нет, характер необщительный, все мысли только о службе. Шпион прослужил в Главном штабе шесть лет! И, к стыду признаться, был разоблачен не стараниями контрразведки, а по воле случая. Другой офицер застал его за снятием копии с секретных документов. Вот так-то.
«Хорошо на поле боя! — ясно читалось во взгляде ротмистра. — Чтобы враг был впереди, на виду. Чтобы его не приходилось искать в потемках…» Вере стало жаль Немысского. Захотелось помочь не только Отечеству, но и конкретно вот этому сидевшему перед ней молодому человеку с усталым взглядом и складкой на переносице, которая от встречи к встрече становилась все глубже.
— Ничего случайного не бывает, — убежденно сказала она. — Все предопределено свыше. Значит, так было нужно, чтобы шпион допустил оплошность. Рымалов же тоже не нарочно сказал про фотографический аппарат.
— А если Рымалов не Ботаник? — Немысский испытующе посмотрел на Веру, будто ожидая признания в том, что это она Ботаник. — Что, если он и в самом деле прочел где-то про такой аппарат? Мало ли чего напишут. Я, например, читал, что у короля сыщиков Ната Пинкертона есть ботинки на пружинной подошве, позволяющие запрыгивать с тротуара на крыши, — что с того?
— Вы читаете про приключения Пинкертона?! — изумилась Вера. — Неужели?
— А что в этом такого? — в свою очередь удивился Немысский. — Весьма полезное чтение. Проветривает голову, дает ей отдых. У меня в кабинете всегда есть парочка новых выпусков. Только на виду не держу, несолидно.
Открыв верхний ящик стола, ротмистр достал из него книжечку с профилем знаменитого сыщика в красном круге, показал издалека Вере и убрал обратно.
— Вы в кино почаще ходите, — со знанием дела посоветовала Холодная. — Тоже помогает.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Шумно там, — поморщился Немысский, — музыка, звуки-шорохи разные. То ли дело с книжкой в тишине. Меня в такой обстановке самые умные мысли и посещают. Да, чуть было не забыл. Арестованный Вартиков не спешит сознаваться в убийстве Корниеловского. Кажется, Моршанцев зашел в тупик. Других подозреваемых у полиции пока нет. Если ориентироваться в подозрениях на романы покойника, то можно заподозрить половину ателье. Судя по всему, Корниеловский был не обычным, а каким-то отчаянным ловеласом. Кому дорогу перешел, кому рога наставил. Но я, знаете ли, Вера Васильевна, в роковые страсти верю мало. В жизни они встречаются куда реже, чем в романах.