была и есть. Главное — начать разговор, навести с ним мосты, а там сориентируюсь. На крайний случай — покажу его фото на фоне Махмуда и остальных его «коллег», скажу, мол, добросовестные граждане прислали вместе с письмом. Мол, Махмуд предлагал взятку, но только не знаю, кому из вас троих; граждане хотят, чтобы мы за вами понаблюдали — бдительность, видимо, проявляют, — а мы как сотрудники шестого отдела должны на это отреагировать. Но ход этим документам не дам — объясню, что я на стороне сотрудников ГАИ, видимо, так Махмуд хочет им отомстить — обидели водителя, лишив его прав. Думаю, он мне поверит. Да и про рыбалку не забуду поговорить для красного словца, чтобы бдительность усыпить. Тема рыбалки всех мужиков объединяет, независимо от возраста и должности, — она святая. Просчитать всё невозможно, но быть готовым к разговору мы, оперá, обязаны. Он может пойти не в нашу пользу, и быстро сориентироваться бывает сложно. План беседы должен быть всегда под рукой, то есть в уме, как и пути его отхода.
— Привет, коллеги, как служба идёт? — сказал я, сотрудникам ГАИ, расплывшись в улыбке, которая является моей «визитной карточкой». — Не позавидуешь вам. Я бы никогда не смог работать в вашем подразделении, — здоровье не позволяет, да и опасная работа у вас. У нас в шестом отделе и то легче. Раньше я мечтал работать в ГАИ, сейчас понимаю — это не моё. Не понимаю, как вы можете спокойно реагировать на пьяных водителей, не задев их даже пальцем, — чудеса, да и только! Это какую надо иметь выдержку, чтобы не сорваться? Даже у нас в уголовке, и то проще работать: что не так — сразу жулику в лоб заряжаем.
Сказал я это нарочно — чтобы повысить их значимость среди других подразделений в органах милиции. Такие возвышенные слова на любого — сотрудника милиции или гражданина — действуют гипнотически: сознание человека не может трезво оценить искренность говорящего, так устроен наш мозг. Этим приёмом я пользуюсь в своём работе всегда, и он меня никогда не подводил. В человеческом мозгу имеется только одна доминанта на определённый отрезок времени, и чтобы её заменить на другую, требуется вторая. Что я и сделал, восхвалив их, как незаменимых и нужных людей для нашего общества.
— Здравия желаю, — ответил первым на приветствие мой знакомый. Его коллеги также поздоровались, но по лицу было видно, что встреча со мной их никак не радует.
— Мужики, я тут в отпуск собираюсь, а вы всё и про всех знаете — не то, что мы, кабинетные крысы. Где карася можно половить? Вы же проезжающих рыбаков постоянно проверяете?
— С озера Щучье много рыбаков сегодня проехало. Так они все сетями рыбачат, а вы же на удочку хотите порыбачить? — спросил один гаишник.
— Мне без разницы — чем, лишь бы рыбки поймать. Хочу посушить её и подкоптить в русской печи — вкуснотища получается, словами не описать! Пища богов! Особенно зимой: сваришь из неё ушицу — от тарелки не оторвать, язык проглотишь. Не то, что уха из сёмги и форели, которая и рыбой-то не пахнет — так себе, похлёбка для бомжей.
Что, из сёмги и форели уха хуже, чем из сушёных карасей? Не верю, — ответил второй сотрудник.
Слава Богу, контакт был найден. Всё-таки тему рыбалки ничем не заменишь среди основных обсуждаемых тем у мужиков — пожалуй, только ещё охотой. Конечно, не на «двуногих» с накрашенными губами, а на животных и птиц.
— Конечно, вкуснее! Могу вас научить, как её сушить и подкоптить в печи. Вы, наверно, все городские ребята, а я деревенский житель, — в этом и отличие между нами. В квартирах вместо русской печи — чугунные батареи, на них только и можно, что носки сушить. А русская печь в деревенском доме — она универсальная! Так вот, когда карась на солнышке подсушится, станет готовым к употреблению, — то его кладут на металлические противни и помещают в печь, но только после её протопки, на стадии остывания, — а то карась превратится в уголь. Тут надо знать тонкости. Вот если поймаю рыбу с вашей помощью — приготовлю и обязательно вас угощу.
— Что-то долго. Легче сходить в магазин, купить сёмгу, да сварить уху, — снова ответил мне тот же сотрудник, что заинтересовался темой приготовления карася.
— Конечно, можно рыбу и на рынке купить… Главное в рыбалке — процесс её ловли. Так, мужики, чуть не забыл вас спросить: мы к себе сотрудника из ГАИ на работу подыскиваем, — никто не желает у нас послужить?
— Нет! Никто не желает, среди нас таких нет, нам и здесь хорошо. У вас в шестом отделе постоянные командировки в Чечню и по стране, день ненормированный… Лучше мы пока тут постоим на посту.
— А вас, что — в горячие точки разве не отправляют? Вы от нас ничем не отличаетесь.
— Нет, и не уговаривайте, — мы уже привыкли к нашей службе, она нам нравится.
— Ну, как знать… Дело ваше, моё дело предложить, ваше — отказаться. А ты, что молчишь? — спросил я своего знакомого.
— А что я? Я как все.
— Давай поступим так: решение пока не принимай — я с тобой отдельно побеседую. Думаю, мне удастся тебя переубедить. Мужики, дайте-ка мне его на пять минут — тет-а-тет побеседовать, — сказал я им, взял его под руку и отвёл в сторону.
— Берите. Только зря время потеряете: он уже стал настоящим гаишником, и к вам точно не пойдёт работать, — ответил один из них.
— Ну, ещё посмотрим… Если не получится — с меня полторашка холодного пива, — сказал я им в ответ, отводя его подальше от них, чтобы они не могли слышать нашу будущую беседу.
— Ловим вас на слове! — ответил самый шустрый из гаишников, тот, что интересовался сушёными карасями.
— Даю слово, как из последних недобитых нашим государством в лице президента русских офицеров, — пиво за мной! — сказал я, чтобы усилить нашу будущую дружбу.
— Так наш президент давно уже положил одну штуку на русских офицеров, платя им нищенскую зарплату, а вы им козыряете?
— Да, мужики, вы правы — есть такое дело! А, что делать? Жить-то всё равно нужно, уезжать из страны нам с вами некуда, нас нигде и никто не ждёт — «нос» не тот, придётся мучиться до конца жизни на родине.
— Во-во. Только это мы и умеем делать — ждать хорошего царя, — сказал шустренький. Видимо, тема политики его сильно волнует, возможно, он среди них главный — и в контакте с Махмудом тоже, если отвечает за всех.
— Ничего, мужики, прорвёмся! Где наша не пропадала, — ответил