размолвку.
— Подожди, Антонина. — прервала её я. — Давай об этом поговорим после молитвы, за чайком… С заваркой, естественно.
Во время ужина я узнала много интересных вещей от расслабившейся молодой монахини, которая, несмотря на покорный вид, сама не прочь поболтать в доверительной обстановке. Особенно про личность Клавдии.
Ворона, оказывается, пользуется уважением среди всего персонала. Да, сурова часто и категорична, но управляется со всем на очень высоком уровне, не давая никому спуску. Даже “бриллиантовым” дамам. До неё была другая смотрительница, но не продержалась и полгода на своём месте. Чуть ли не сбежала обратно в монастырь, не справившись с местным контингентом.
Клавдия же по прибытии быстро поставила всех на место. Причём сделала это так жёстко, что строптивые и часто неадекватные графини с баронессами даже пискнуть не посмели, запихнув свои титулы очень глубоко в одно место под юбкой. Воли и стальной хватки Вороне у других не занимать. Это я уже поняла и по нашим стычкам.
Ещё и хозяйственница, каких поискать стоит… Прямо из сплошных благодетелей состоит, если бы не скверный, неуживчивый характер, благодаря которому её сюда из монастыря и сбагрили.
Неожиданные сведения. Нужно потом будет повнимательнее присмотреться к смотрительнице. Быть может, зря я с ней в контрах. Вернее, совсем не зря: некоторых нужно сразу ставить на место, чтобы на шею не сели. Но, кажется, мы можем с ней найти некоторые точки соприкосновения… Как две заведующие отделением. Лучше сотрудничать, чем враждовать. Думаю, что ей может пригодиться мой прошлый опыт, да и я немного подучусь жить в этом мире.
Уже перед уходом Антонина протянула мне долгожданное меню.
— Мне почему-то кажется, что оно постное, — не открывая его, сказала я.
— Постное, — согласилась она. — Матушка Клавдия завтра сама вам стол сервировать будет. Но не волнуйтесь: у нас поварихи хорошие.
— Тогда, — отложила я в сторону меню. — Записывай, Антонина. На завтрак стакан воды. На обед… Тоже вода, кусок ржаного хлеба и… Фрукты всегда здесь стоят?
— Каждый день обновляем.
— Отлично, значит, больше ничего не надо. Ну а на ужин… Тоже простой водой обойдусь.
— Елизавета Васильевна, вы бы блюда посмотрели.
— Успеется. Когда решу, что пришла к нужному внутреннему состоянию, тогда и открою меню. А пока не искушай.
Перекрестив меня, девушка ушла, а я приготовилась ко сну, задув все свечи и юркнув под пушистое пуховое одеяло, пахнущее свежестью. Эх! Мне бы такое роскошество в Озерском — была бы самой счастливой на свете!
Утро началось с вошедшей в комнату Вороны. Я уже успела встать и сделала зарядку, которую стараюсь не пропускать без веских причин.
— Доброе утро, матушка Клавдия, — как ни в чём не бывало, поздоровалась с подозрительно глядящей на меня смотрительницей, ожидающей очередного подвоха.
— Доброе, — буркнула она в ответ, поставив на стол стакан с водой и достав толстый молитвенник. — Вот. Страница десятая. Открывай и читай. Не просто читай, а с выражением! На коленях и перед иконой! Ты не мне слова говорить будешь, а Богу. Он фальшь твою сразу раскусит!
— Поверь, я знаю, как нужно молиться.
— Вот и приступай.
Открыв молитвенник, увидела не что-то длинное, а короткую молитву Пресвятой Богородице. Встав на колени перед иконой, проговорила её по памяти. Это была одна из любимых молитв прошлой Лизы, которой она часто поддерживала себя в минуты полного отчаяния. С первых же слов что-то всколыхнулось в душе, и я действительно начала молиться, а не отбывать повинность перед Вороной.
— Истово. Чувствую, что не совсем в грехе погрязла, — после того, как я замолчала, похвалила монахиня и показала на стакан с водой. — Хотела такой завтрак? Ешь! А потом читай молитву…
— Спасибо, было вкусно, — выпив воду, не дала ей договорить я. — Но ещё одну молитву читать не буду — ещё эта внутри меня бродит.
— А я говорю: читай!
— Нет. Впустую словами божьими разбрасываться не хочу. Всё должно в них от сердца идти, а не по приказу. Сто раз слово “халва” произнеси — слаще не станет. И с молитвами также: хоть не разгибайся перед иконами, а святее не станешь, если думаешь о постороннем. Не проси, Клавдия. Не надо. В нужный час я без понуканий всё сама сделаю.
— Гордыня это в тебе! Тьма, Елизавета, душе твоей раскрыться не даёт от первых же слов Божиих, в каком бы месте и состоянии ни была.
— И это тоже верно. Но ты можешь про себя искренне признаться, что сама такой не была? По щелчку чужого кнута пришла к Нему или дорожка долгой, тенистой оказалась?
— Не обо мне речь, — нахмурилась Клавдия и взяла поднос со стаканом. — Раз “поела”, то жди лекаря.
С этими словами она вышла. Непонятно только, зачем воду приносила: у меня в комнате своей хватает. Видимо, это какой-то ритуал. Даже если бы ничего не заказала, то пустой поднос всё равно под нос поставили.
К моему великому разочарованию, обход сегодня совершал не Елецкий, а один из его помощников, представившийся как лекарь Степан Митрофанович.
— А где князь? — поинтересовалась я у него.
— Илья Андреевич настаивает, чтобы в этих стенах его называли доктор. Он отбыл в Москву на несколько дней. Итак, Елизавета Васильевна, давайте начнём осмотр.
После этого лекарь попросил меня показать язык, потом посмотрел зрачки. Последовали вопросы о том, как спалось, нет ли видений и какое настроение. Закончив, он уселся за стол, достал чернильницу и стал что-то записывать в своей тетради.
Посмотрев через плечо на его муки творчества, я усмехнулась. Да уж! Такой “анамнез” в моём прошлом мире даже санитарка в больнице легко переплюнет.
“Барышня Озерская Елизавета Васильевна. Ткани языка обыкновенные. Глаза бодрые, не красные. Лицо румяное, выспавшееся. Состояние духа бодрое. Общительна.”.
Вот и всё, что нарыл этот эскулап за пятнадцатиминутный осмотр. Надо будет потом с Елецким обсудить подобные опусы. Хотя… Нет. Не стоит пока. Я уже от своих знаний, выставленных напоказ, натерпелась.
В обед повторилось примерно то же самое, что и на завтраке. Мы продолжили с матушкой Клавдией наш спор, осторожно прощупывая друг друга. Не было ни длинных чтений глав Писания, ни нравоучительных наставлений. Лишь короткая молитва и местами интересный, хоть и напряжённый диалог. Единственный минус — кушать очень хочется.
37
Мой жёсткий пост продолжался почти неделю. Вначале Клавдия недоверчиво косилась на меня, ожидая, когда я сдамся и перестану ломать комедию. Но не на ту напала. Нужно показать ей, что я сильная не только на словах, но и в поступках. Без этого