Читать интересную книгу Ужасное сияние (СИ) - Платт Мэй

Шон его почти узнавал, хотя призрак узнавания лишь касался, мимолётный, как звенящий над ухом комар. Лови-заловись, пока не вцепится кровь сосать — ничего не выйдет, зудит и зудит на одной тонкой, протяжной и заунывной ноте.

«Норт подстроил».

Да точно он. Ещё и дружков своих притащил — Леони Шон помнил, а вот мальчишку — нет, какой-то новенький, наверное, из Ирая пригнали по распределению. Это не имело значения, Дрейк теперь мёртв; Шон сам видел расколотый череп и выглянувший из пролома розовато-серый мозг, все камни вокруг были залиты кровью и церебральной жидкостью, только трава стояла, как всегда, нетронутая.

Дрейк мёртв, так что Шон теперь ему даже морду не набьёт за предательство, за то, что приманил какое-то созданное Рацем чудище. А ведь казалось, будто Норт проникся правдой, которую услышал от своего бывшего сослуживца и приятеля.

«Может, он и передумал меня “ловить”, да уже поздно было», — нога свесилась, байк опасно накренился. Жара поднялась в зенит громадным белым солнцем. Небо без единого облачка — только на горизонте, где-то за Ираем, в Тальтале, вечная хмарь, клок мира, в котором они копошатся, словно черви в гниющей ране, всё сжимается, скукоживается; а может быть, тело умирает, гангрена его дожирает, скоро черви будут вынуждены искать новое мясо или подохнуть.

«Мы защищали мир от аладов, а потом Рац решил превратить нас в тварей», — Шон поднял голову. Боль накатила тяжёлой мутной волной, он плюхнулся с байка прямо на колени, его в очередной раз вывернуло пустым спазмом. Шон понимал: ему повезло, только пара дыр в спине — некритичных, от них не умирают. Вывихнутое плечо, которое поначалу висело верёвкой, но он его вправил, а потом ушёл. Мальчишка, может, видел, что ушёл, но не погнался. Леони пропала. Дрейк умер.

Очень кстати умер, злобно подумал Шон, больше не сомневаясь: это Рац натравил ту тварь, чем бы она ни была, а Дрейк ее привел. В конце концов, он-то видел, как учёные Интакта создавали из человечьего мяса и «ужасного сияния» мерзкие формы какой-то искажённой антижизни; эти черви не просто питались мягкой от некроза тканью, не просто объедали чёрную гниль, а испускали токсины и пытались заразить здоровые мышцы, фасции, кожу и кровь.

«Зачем эта тварь», — он понимал. Его поймать, «Монстра». Дрейк знал об охоте — вероятно, и сам охотился. А про образину с третьей рукой вряд ли догадался, что это его хозяева творят из дрессированных рапторов такую вот херню.

Шон поднялся на ноги. Рваная одежда липла; пот или кровь, всё вместе. Щипало и кололось. Песок набился на корень языка, царапал кожу. Хотелось найти какую-нибудь речку или хотя бы ржавый ручей — один из тех, что вытекал из древних ржавых труб и вёл к заброшенным остовам городов, — и лежать в нём, остужая больное горячечное тело.

«Ну так иди, мать твою».

Байк не завёлся. Кашлянул, конвульсивно дёрнулся и затих. Шон пнул его, но лишь причинил себе боль, сапог-то порвался, пальцы торчали.

— Сучий потрох!

Толку мало. Во фляге оставалось немного воды, Шон её допил. Поозирался по сторонам — без карты и координат сложно, но он отыщет дорогу обратно по следам, да и вообще не впервые здесь; это только кажется, будто Пологие Земли одинаковы, куда ни взгляни. Рапторы и рейдеры одинаково неплохо умели читать ландшафт, вторые бы сказали о первых — на свои железки полагаются, но это было не так. Примерно десять километров на юго-запад, по прямой — там будет небольшое скалистое плато, зато и хорошая река всего в двух. Он доберётся до своих, а потом скажет: уходим, я уведу вас…

«В Лакос?»

Может, и туда. Он ещё не знал. Он хотел вылечиться от того, что с ним сделал Сорен Рац — потому что рано или поздно, похоже, сам превратится вон в эту трёхметровую хреновину с зелёными искрами внутри отросшей третьей руки; и будет опасен для своих же. Шон представил Айку на камнях с пробитым черепом — взъерошенные волосы, пустые неподвижные глаза и красновато-серая масса выглядывает из пролома, словно какой-то зародыш. Его замутило.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

«Байк придётся бросить», — он отмахнулся, потом заберут. Он запомнит. Заодно будет ориентир. Шон присмотрелся для верности, пытаясь сфокусировать взгляд. Воспалённые глаза резало от самой идеи напрячь зрачки и зрительные мышцы, зато за усилие он получил награду: впереди, совсем близко — достанешь рукой, если вытянешь её, — поблёскивала серо-желтоватая извилистая полоса реки. Там он отдохнёт и очистит себя от пота, песка и крови. От призраков экспериментов Интакта. От всего, что связывало с рапторами.

От Дрейка в том числе — может, тот и не заслуживал подобной смерти; Шон бы предпочёл честно набить ему морду и натыкать в Интактово дерьмо, как глупого, плохо поддающегося дрессировке ручного варана, но сейчас слишком поздно.

Нужно к своим. Вон они — за грядой, за камнями и чуть дальше. Если повезёт, он доберётся сегодня же к вечеру, в худшем случае — завтра к утру. Еды нет, но от голода он не умирает. Всё хорошо.

Не так уж и далеко идти.

Поначалу всё шло хорошо, даже лучше, чем Шон рассчитывал. Он добрёл до реки, не раздеваясь, плюхнулся в грязноватую, пахнущую одновременно железом, тиной и какой-то химией воду. Пить её не стоило, но он не удержался от нескольких больших глотков. Прохлада уняла боль в голове, рёбрах и ноге в районе бедра, мелкие ссадины облепили, словно стая комарья и гнуса, но потом тоже стало тихо. Шон провалялся в воде очень долго — несколько часов по ощущениям, пока не промёрз и не понял, что рискует заснуть здесь и захлебнуться. Он выбрался и поковылял дальше, не оглядываясь ни на выступ, где бросил байк, ни на обрыв трёшек — отсюда уже и не видно его.

После купания жара отпустила. Шон понимал: потом хуже будет, сырая одежда не высохнет к ночи, а мороз опаснее. Решил пока не думать о последствиях опрометчивого купания и заставлял суставы сгибаться, мышцы натягиваться, все остальные органы чувств как будто отключились, отдавая драгоценные питательные вещества — глюкозу из печени, запасы АТФ в клетках, — ногам и позвоночнику, а головной мозг взял на себя только навигационные обязанности, пока отказавшись от рефлексий и размышлений о прошлом, будущем, о Дрейке Норте, Лакосе, аладах и прочем, что почти не имело значения, когда идёшь пешком к лагерю «своих».

Он перебрался через плато и тут уже замер в недоумении. Лагерь было видно с большого расстояния — по правде сказать, они не прятались, от кого, от бизонов, что ли? Умники из полисов считали ниже своего достоинства гонять «дикарей». Рапторы врагами не были, пока рейдеры сами не наглели и не пытались разобрать не только черепаху, но и самих рапторов на кусочки.

От лагеря всегда поднималась дымка — костры, чад генераторов. Её было видно даже за оставшимися камнями. Сейчас — ничего.

Шон покосился на высокий валун. Плохая идея — карабкаться в его состоянии, и он отказался от неё. Лагерь без него не снимется и никуда не денется. Даже если кому-то придёт в голову офигенная мысль захватить власть и стать вожаком, пока Монстр отсутствует, Айка сумеет не только постоять за себя, но и вправить шибко умному мозги.

Мозги.

«Чёрт».

Ну вот, теперь вместо навигатора — снова активный поглотитель ресурсов, который к тому же заставляет выбрасывать всякий там адреналин и прочую дрянь; Шон помнил по курсам подготовки и анатомии, сейчас едва ли не вертелись перед глазами какие-то формулы и правила. В том числе признаки внештатной ситуации.

«Да мать вашу, что там могло случиться?»

Он осознал, что идёт быстрее — и это плохо, раненое тело использует весь ресурс, будет обидно, если не хватит на последние несколько километров, а то и сотен метров. Шон усилием воли попытался вернуться в прежний экономичный режим; почти получилось, но снова в голове крутилось: «Должен быть дым, нужно посмотреть». Он пообещал себе, что влезет на камни во-он там, чуть дальше, а потом уже останется всего ничего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Нужные камни наслаивались друг на друга. Шону пришлось карабкаться целых минут пять или больше, мокрая одежда тянула вниз, почти голые ноги соскальзывали. Однако подняться удалось, и Шон прищурился, выглядывая своих, свой лагерь.