Господин дю Роше тер глаза и все время спрашивал себя, действительно ли он видит Батистину или все еще находится во власти ужасной лихорадки.
— О да, дорогой Жеодар! Это действительно я! О мой друг, я вся дрожу при мысли о том, что этот монстр мог убить вас! — лепетала Батистина, опускаясь на колени около постели больного.
Жеодар с трудом приподнялся на локте.
— Мадемуазель, господин граф еще очень слаб! Но в бреду он все время принимал меня за вас! Он все время звал вас! Господин граф так привязан к вам, мадемуазель! — запричитал лакей Жеодара, стремясь выставить своего хозяина в наилучшем свете. Восхваляя своего патрона, он, однако, не без страха оглядывался на странную свиту «невесты».
— Ах, мой добрый Паден, придвинь, пожалуйста, стул для мадемуазель де Вильнев! — сказал Жеодар, внезапно ощутивший прилив сил. Одним своим присутствием Батистина буквально возвращала его к жизни. Он жадно вдыхал запах духов Батистины, держал ее за руку и пожирал своими маленькими живыми и очень выразительными глазками. — О, маленькая графиня, вы меня не забыли! Какое счастье! Я все время бредил вами! Я думал только о вас… Одно лишь воспоминание о вас послужило мне поддержкой и позволило выжить… Но я ни о чем не жалею! Я не жалею, что дрался из-за вас… что сражался за вашу честь, моя дорогая!
— О, Жеодар, Жеодар! Мой нежный друг! — шептала Батистина, прижимая его руку к сердцу.
Четверо телохранителей навострили уши, стараясь уловить, о чем шепчутся жених с невестой, но те, как нарочно, говорили очень тихо. Пожалуй, только Жорж-Альбер не упустил из этой беседы ни слова, он безо всякого стеснения устроился у изголовья больного и с аппетитом пробовал все настойки, микстуры и лекарства, стоявшие на круглом столике.
Жеодар лежал на постели в рубашке с открытым воротом. Из-под тонкой ткани виднелась мощная волосатая грудь.
Жорж-Альбер корчил рожи и скалил зубы, словно хотел сказать:
«Совершенно очевидно, что этот господин очень красивый мужчина. Разумеется, не такой, как я, но все же… И я прекрасно понимаю, почему наша малютка питала к нему слабость. Мой любезный хозяин считает себя первым красавцем в мире, и я был бы рад, если бы она сбила с него спесь».
Жеодар пылко целовал ручки Батистины.
— Значит, вы не изгнали меня окончательно из вашей памяти, дорогая? — настойчиво вопрошал он.
— О нет, дорогой Жеодар, я никогда не смогу забыть вас, — простодушно уверяла его Батистина, — но сейчас я должна уехать на несколько дней.
— Черт побери! Дорогая, вас отрывают от меня, вас хотят отослать подальше! Но и не позволю! — беспокойно заворочался на постели больной. — Вы ведь знаете, я до сих пор считаю вас своей невестой и буду считать вас таковой до тех пор, пока вы не возьмете ваше слово обратно.
Батистина прикусила губку, поскольку явно оказалась в затруднительном положении.
— Как? Уж не пришли ли вы сообщить мне об этом? — с горечью воскликнул Жеодар.
— Ах, мадемуазель, любая дурная весть может оказаться для него смертельной! — зашептал лакей.
— Да нет же, нет! Я приехала поцеловать вас и сказать вам, что буду любить вас вечно! — торопливо промолвила Батистина.
В глазах Жеодара вновь вспыхнул лихорадочный огонь. Он опять схватил ручку Батистины и прижался к ней губами, горячими от страсти и желания.
— Подождите немного, дорогая. Я поправлюсь, и тогда вы узнаете вашего Жеодара. Возвращайтесь через неделю в Мортфонтен, и я, клянусь моей бессмертной душой, выкраду вас в полночь. Я найду священника, который нас тайно обвенчает… И вы будете целиком принадлежать мне, одному мне, моя маленькая графиня! А что касается ваших братцев-мошенников, то они уже ничего не смогут сделать!
Жеодар все больше возбуждался и уже готов был вскочить с постели. Он вовсе не смущался присутствием Батистины.
— Ох, мадемуазель, его рана может вновь открыться! — тревожно зашептал лакей.
Батистина только весело улыбнулась.
— Похищение!.. Это было бы очень весело! — и она наклонилась, чтобы поцеловать больного в лоб.
— О, Батистина! Батистина! Маленькая ведьмочка! — прошептал Жеодар, вытягивая губы. Казалось, он окончательно выздоровел, он готов был уже опрокинуть ее на постель, еще недавно чуть было не ставшую его смертным одром!
— Простите меня, ваша милость, нам надо ехать! — вовремя вмешался Федор.
— Ах, конечно, конечно! — закудахтала Элиза. — Поверьте, господин Жеодар, мне так вас жаль! — тяжко вздохнула она, подходя к постели.
Жеодар заулыбался, ибо сознавал, насколько необходима ему может оказаться в будущем поддержка Элизы.
— До скорого свидания, дорогой Жеодар! — промурлыкала Батистина, удаляясь.
Жорж-Альбер вздохнул, похлопал раненого по щеке и заворчал, словно хотел сказать:
«Ну, приятель, поправляйтесь! Ах, эти женщины! Что только они творят с бедными мужчинами!»
Как только дверь за посетителями закрылась, Жеодар подозвал лакея.
— Что вам угодно, ваше сиятельство?
— Ах, как прекрасна жизнь, мой милый Паден. Через неделю она станет моей!
— О да! Хвала всевышнему! Вы это заслужили! — заюлил лакей.
Кучер весело погонял лошадей, щелкая кнутом. Батистина была весьма далека от мысли, что ее появление в замке дю Роше породило целую бурю в душе Жеодара. Она с любопытством поглядывала в окошко и любовалась пейзажем. Карета неслась с головокружительной быстротой. Маршал все устроил просто прекрасно. Шесть лошадей тянули повозку. Управляли ими два драгуна, на время превратившиеся в форейторов. Надо сказать, что у обоих руки были верные и крепкие, любой кучер бы позавидовал. Армейские лошадки, конечно, не выглядели столь же элегантно, как их сестры из конюшен Версаля. Их длинные всклокоченные гривы, мохнатые ноги, спутанные и нерасчесанные хвосты, их уши, которые никогда не были укорочены по последней моде, — все свидетельствовало не в их пользу. Наверное, ухоженные, сытые, начищенные и холеные парижские лошади заржали бы, увидев этих бедняжек. Однако славные животные буквально летели по дороге. Путешествие вовсе не казалось Батистине однообразным и скучным, все ее развлекало и вызывало живейший интерес.
Деревни проносились мимо одна за другой. Мелькали колокольни церквушек, крестьянские домишки, риги, амбары, старинные замки и монастыри. Батистина часто выглядывала в окошко и подзывала лейтенанта, чтобы узнать названия деревень и городков.
Дорога с обеих сторон была обсажена ивами, тополями и вязами. Вокруг зеленели посевы пшеницы, овса и бобов. Крестьяне, сгибавшие спины над посадками табака и льна, отрывались от тяжелой работы и поднимали головы, чтобы приветствовать карету, а в особенности бравых солдат, сопровождавших ее.