Громобоев выпал из «обоймы». Политическое начальство (очевидно благодаря стараниям генерала Никулина) на период реорганизации вывело его за штат, и капитану оставалось ждать решения своей судьбы (хотя после окончания учений его аттестовали на вышестоящую должность). Что дальше?
Этот гарнизон Эдуарду нравился, покидать его не хотелось: коллектив хороший, завёл много друзей, служба вполне нормальная, не утомительная. Но, увы, полк окончательно попал под сокращение, и из некогда боевой единицы делали тыловую базу хранения вооружения и техники. Наступило безвременье. На душе было тревожно, в какую-то Тмутаракань с маленьким ребёнком отправляться не хотелось, личная жизнь вроде бы только начала вновь налаживаться, и наконец окончил делать ремонт в новой квартире.
Обычно после построения части Громобоев от нечего делать садился за стол в канцелярии и гонял шеш-беш то с командирами рот Демешеком или Меньшовым (этим капитанам предстояло убыть к новому месту службы), то с Тумановым. Так коротал время до обеда, протирал штаны, чтобы отметиться на службе. А после обеда капитан исчезал по своим личным делам.
Громобоев продолжал тайно ходить на политические собрания, посещать закрытые диспуты подпольных экономистов-рыночников, участвовать в шумных митингах и манифестациях. От безделья он днями и вечерами шатался по конференциям, дискуссиям, лекциям…
Постепенно политика захватила, увлекла и затянула Эдика в свой водоворот нешуточных страстей. Ведь весь народ в те годы ни о чём другом помимо политических тем в кабинетах и курилках почти не говорил: судили, рядили, спорили до хрипоты, хватали друг друга за грудки, когда страсти накалялись, и не находили иных аргументов в дискуссии. Даже похабные разговоры о женщинах прекратились.
Теперь Громобоев ознакомился с программами большей части общественных движений. Никакого будущего у большинства этих карликовых партий не намечалось, и для реальной карьеры или политических дивидендов предпочтительнее было бы вступить в какое-то новое движение созданное спецслужбами и облюбованное властью.
Но общаться с декоративными, марионеточными политиками Эдуарду было мерзко и противно. Однажды на митинге он наблюдал и слышал одного такого крикуна: юриста и сына юриста. Не нашёл ничего привлекательного ни в нём ни в его программе: мордатый, холёный, наглый, хам, да при всем при том несёт несусветную чушь. Политическая антреприза одного актёра. Странное дело, но политическая тусовка этого юриста обеспечена на высоком уровне: охрана, транспорт, денежные средства, печатные органы. Будь Громобоев циником, карьеристом и негодяем, то он бы первым в эту либеральную партию записался. Но от неё за версту пахло охранкой.
Тогда Эдуард кинул взгляд, в противоположную, как ему показалось, сторону. Крайне правую нишу политического поля занимали «Памятники». Ещё одна мерзость. Сплошной безмозглый оголтелый национализм и антисемитизм, выплеснувшийся наверх из мутного застойного болота. Когда болото реагирует на что-то постороннее, то выделяет обильные газы. А ещё «Памятников» можно было ассоциировать с душком из выгребной ямы. Эти мордатые ребята явно подкармливались властями — видимость демократии и плюрализм мнений, и одновременно угроза приличному обществу и иностранцам: смотрите, кто может прийти вместо нас! Бойтесь!
Эдуард прошелся по кругу, по всем митингам, явкам, сходкам, маршам, демонстрациям и в результате не нашёл ничего более приличного чем посещаемый ранее «Народный фронт». Большая часть демократов — люди порядочные и интеллигентные, сплошь младшие и старшие научные сотрудники, поэты, журналисты, инженеры, кочегары, истопники, ночные сторожа и экономисты.
Весьма увлек Эдуарда своими зажигательными речами один такой моложавый огненно-рыжий, чубатый (капитан случайно попал на закрытый научный и почти подпольный диспут). Говорил этот экономист красиво, убедительно, обещал манну небесную, стоит только сменить правящий режим, отменить командно-административную систему, ввести рынок…
«Хм, рынок… — недоверчиво про себя ухмыльнулся Эдик, — видали мы этот рынок! Там армяне такие цены держат — не подступишься! Мясо с рынка — втридорога, фрукты — кусаются, о рыбе нечего и говорить…»
Громобоев мужественно высидел весь экономический диспут в небольшой аудитории Дома творчества, и под конец мероприятия уже уяснил, что рынок — это не «толкучка» и не «базар», а экономическая система. А он-то по наивности подумал, что этот рыжий решил ввергнуть страну в какие-то первобытнообщинные отношения, в натуральное хозяйство. Оказалось рынок — это путь в капитализм!
— Государство не в состоянии обеспечивать достойной зарплатой всю страну! — вещал рыжий, встряхивая густым чубчиком. — Оно может держать население только на пособии. Плановая административно-командная экономика изжила себя ещё сорок лет назад, страну спасли нефть и газ Тюмени! Этот экономический труп регулярно подпитывается нефтедолларами. Но стоило нефти подешеветь и добыче упасть, как страну затрясло.
— Но ведь раньше всё было в магазинах! — задал вопрос кто-то из зала. — Куда товары исчезли?
— Нас надломила гонка вооружений, помощь братским народам Азии и Африки, странам социализма, финансирование и содержание коммунистических партий, и особенно война в Афганистане! Экономика Советского Союза составляет всего десятую часть объема американской экономики, но мы постоянно пытались достичь паритета в вооружении. Но если раньше оборонка занимала примерно треть объёма экономики, то с приходом бывшего производственника Устинова в Министерство обороны военный заказ превысил все мыслимые пределы. Предположим, заводы произвели на миллиард продукции, рабочие получили зарплату, положили деньги на книжку или пошли в магазины, а товаров в магазинах всего на полмиллиарда, а то и того меньше. Танки, ракеты, подводные лодки кушать и носить не будешь! Построили десять тысяч ракет, создали десятки тысяч ядерных боеголовок и больше трёхсот атомных подводных лодок, больше восьмидесяти тысяч танков, десятки тысяч самолетов. Уголь, руду, нефть добыли, выплавили чугун, сталь, произвели военную продукцию, но это ведь не товары! И вдобавок тьму оружия подарили «друзьям» в кредит, в основном безвозвратно. Необеспеченный товарами денежный навес у населения накопился в триллионы рублей. Продукция страны неконкурентоспособна на мировом рынке, технологически мы отстаём на десятки лет. Сельское хозяйство загублено, запущено, развалено — ежегодно закупаем пшеницы больше двадцати миллионов тонн! Либо пушки — либо масло! Демилитаризация экономики, рынок, приватизация!
— И что же надо сейчас делать? — спросил скромный худощавый парень в очках.
— Лишние и необеспеченные товарами деньги у населения необходимо срочно изъять, а экономику заставить работать. Ведь повсюду не товарно-денежные отношения, а бартер, между предприятиями, между отраслями, между областями и республиками. Бартер, бартер, всюду бартер! Запретительные барьеры, торговля с зарубежными государствами парализована, опущен «железный занавес». Нужно сократить армию, сократить чиновников, сократить государственные расходы, особенно военные, заморозить стройки века.
— И как же можно изъять деньги у населения? — опешил Эдик.
— По-разному: по-хорошему или по-плохому, но всё равно любое решение будет за счет народа. Можно провести деноминацию рубля, можно заморозить вклады, это конфискационный путь, а можно продать людям землю, магазины, заводы, излишки мобилизационных ресурсов. Провести приватизацию плохих