Ой, только не это!
– Сударыня, вы взяли мою одежду! – руки герцогини раздвинули занавески полога над кроватью раньше, чем Анна-Женевьева сообразила, что поступает крайне опрометчиво. Ну что может делать женщина в ночной час в мужском аббатстве, в комнате строгого и благочестивого второго викария Андре де Линя?
Рыженькая оглянулась и замерла. Кажется, она испугалась.
«А вот и Изольда Белокурая!» – некстати подумалось Виолетте. Если синеглазый аббат де Линь однозначно был Тристаном, то на кровати сейчас сидела королева Изольда из той же книжки с гравюрами: красавица с огромными бирюзовыми глазами и тонкими чертами нежного личика, которое обрамляли волны густых золотисто-белокурых волос. Тонкий стан обнажен до пояса, и нагота незнакомки кажется ослепительной в полумраке алькова: нежная, очень белая кожа излучает еле заметное сияние, шея и плечи изящно выточены, восхитительно полная, по-девичьи высокая грудь – само совершенство, руки тоже воистину королевские, от плеч до кончиков тонких длинных пальцев.
– Вы взяли мою одежду! – «Изольда Белокурая» откинула одеяло и встала. Рост у незнакомок был примерно одинаковым, а вот сложение отличалось. Виолетта казалась статуэткой, вырезанной из кости, – хрупкой и изящной, с немыслимо тонкой талией. Все же семнадцатилетний возраст имеет массу преимуществ перед более зрелым, кто бы что ни говорил: все формы уже на месте и ласкают мужской взор своей красотой, но природа еще не до конца добавила в пропорции тела пленительную женственность, не округлила до полного совершенства грудь и плечи, оставила трогательно острыми ключицы и локти – и это придает облику юной девушки какую-то совсем уж неизъяснимую прелесть.
– Извините, сударыня! – пробормотала Виолетта. – Но я не знала, что вы…
Юная маркиза д’Оди не понимала, как себя вести в создавшейся ситуации. Полуобнаженная женщина в келье аббата. Кто бы мог подумать?
Анна-Женевьева неловким движением сгребла со спинки кресла мокрый колет Виолетты. Ткань противно холодила кожу, которая тотчас покрылась мелкими пупырышками.
– Кажется, вас окунули в реку? – стараясь говорить как можно более естественным тоном, поинтересовалась герцогиня.
– Нет, на меня вылили кувшин с водой.
– Холодной?
– Очень! – призналась Виолетта. И невольно поежилась.
– Я представляю ваше состояние, милая! – герцогиня подошла к камину и бросила туда целую охапку хвороста. – Знаете что? Надевайте то, что держите. Я сейчас найду себе одежду.
Действительно – самой гораздо приятней одолжить рубашку у Андре и потом вернуть. Присовокупив к ней какой-нибудь пустячок вроде десятка таких же, и даже еще лучше.
Виолетта слегка улыбнулась и принялась застегивать крючки.
– У камина сейчас быстро обсушимся. Мой колет, признаться, тоже не слишком сухой, на улице был мокрый снег, и я слегка промокла!
– И я!
– Как вас зовут? Вы служите у ее величества не так давно?
– Да, всего несколько дней! Я – Виолетта де Лажуа. И ее величество приходится мне крестной.
– Даже так? – герцогиня оглянулась. Нет, она не знала эту девушку.
В шкафу нашлась чистая сухая рубашка из тонкого батиста. Анна-Женевьева без колебаний накинула ее.
– А каково ваше имя, сударыня? – Виолетта также удивлялась, почему она не видела эту красавицу ни в Лувре, ни на приеме у мадам де Монбазон. Вне сомнения, ее новая знакомая – знатная дама. Стало быть, должна иметь право появляться и там, и там.
– Анна. Вы – крестница королевы, а я просто ее тезка! – сказала белокурая дама.
Анна… Виолетта задумалась, рассеянным взором глядя на то, как пальцы «Изольды» поправляют слишком длинные рукава рубашки.
Настоящее ли это имя?
Тем временем преподобный де Билодо отправился в комнату кардинала, сопровождаемый Франсуа.
– Его здесь нет! Какие вам еще нужны доказательства! – завопил герцог. – Я его из-под земли достану, где бы он ни был!
С воинственным криком де Бофор выскочил из комнаты в коридор, де Билодо едва поспевал за ним. Они пробежали некоторое расстояние, по пути им порой попадались сонные монахи, выглядывавшие из своих келий, но герцог чуял, что его добыча не здесь… Наконец, полоска света из-под двери кельи Блеза привлекла внимание преследователей.
Де Бофор мгновенно остановился, сделал преподобному знак молчать, прислушался. Тишина.
Тогда герцог отошел на пару шагов и с разбега навалился на дверь, никакой засов не выдержал бы такого давления! Жаль, что дверь оказалась незапертой…
Пока Франсуа с гнусными ругательствами поднимался с пола, де Билодо бегло осматривал комнату.
Ничего крамольного.
Мазарини и Блез склонились над маленьким столиком, на котором лежали нотные листы.
– Где королева?! – истерически завопил де Бофор.
Спокойствию кардинала мог позавидовать любой: Мазарини лишь слегка приподнял брови и ответил:
– Очевидно, ее величество в Лувре. Вы пытаетесь столь наглым способом испросить у королевы аудиенции?
Де Бофора слегка перекосило. Преподобный понимал, что его родственник явно перегибает палку, и гораздо более миролюбиво сказал:
– Признаюсь, не ожидал застать здесь ваше преосвященство в столь неурочный час. Я очень удивлен…
Де Бофор тем временем осмотрел все места в комнате, где мог бы хоть кто-то скрыться, всерьез рассчитывая найти там пару-тройку беглецов во главе с королевой Анной Австрийской. И ничего не обнаружил.
– Ах, мне не удалось сразу уснуть, – объяснялся Мазарини с де Билодо, – я решил пройтись по аббатству, так как много слышал о его прекрасном органе. В церкви встретил Блеза. Он пригласил меня ознакомиться с кантатой, недавно написанной им. Кстати, помните нашу вечернюю партию? Я, кажется, нашел выход из тупика: если после рокировки вывести вперед…
Герцог де Бофор ненавидел шахматы, поэтому со злостью прокомментировал:
– По-моему, без шахмат мир был бы гораздо проще.
– Ну что вы, они ведь свидетельствуют о высокой культуре человека.
Де Бофор, взбешенный, покинул комнату, де Билодо ушел за ним, не забыв извиниться за свое вторжение.
Мазарини и Блез облегченно вздохнули.
– Ваше преосвященство, давать вам советы, конечно, не мое дело, но все же лучше убрать с запястья эту странную ленточку.
Мазарини посмотрел на обрывок шелка. Если в Париже скоро сочинят новую песенку на тему шелковых пут кардинала, он будет знать, как поступить с лейтенантом де Фобером. Эме жестоко пожалеет о том, что позволил побывать в комнате за трубой органа своим людям…
– Вот видите, любезный герцог, – осторожно заметил настоятель, когда дверь в комнату Дю Мулена захлопнулась за их спинами. – Все, кажется, объяснилось…