– Ни разу, – покачал головой бывший полицейский.
Тогда кто вам сказал, что она идиотка и немая? – спросил Клампен.
– Мадам Сула, – ответил Бадуа.
Пистолет снова задумался.
– Когда-то она была доброй женщиной, – протянул он. – Пока я размышляю, хочу кое-что вам рассказать. Назавтра после того самого дня – ведь для нас с вами все начинается с того дня – я повстречал мадам Терезу в десять утра на набережной Орфевр. Она казалась совершенно невменяемой. У дома, где вывешивался красный шарф, вы знаете, что я имею в виду, она встретилась с другой чокнутой – со старой Жаннетт, служанкой сестер де Шанма…
– Жаннетт выходила побеседовать со мной, – прервал его Бадуа, – и я сообщил ей, что младшая дочь генерала исчезла. Старуха разрыдалась и закричала: «Это сделала внебрачная дочка!» Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами.
– Возможно, – кивнул парень. – Ну так вот. Мадам Сула подошла к Жаннетт и спросила: «Мадемуазель Суавита де Шанма, она что?..»
И не закончив фразу, мадам Тереза просто постучала себя пальцем по лбу.
Жаннетт отпрянула от нее, словно потрясенная оскорблением, которое было нанесено дочери хозяина.
Но мадам Сула, схватив старуху за рукав, осведомилась, не немая ли мадемуазель де Шанма.
Старая Жаннетт вырвалась, оставив кусок одежды у мадам Терезы в руках, и в ужасе убежала.
Проходя мимо меня, мадам Сула пробормотала: «Нет, это не она». Я был поражен.
Покачав головой, Бадуа уныло возразил:
– Я искал в этом направлении. Мадам Сула была права: Блондетта не может быть дочерью генерала. Месье барон живет в Орне всего в нескольких лье от замка Шанма. Да и зачем он стал бы скрывать ее? Нет, тут какая-то тайна, и я знаю, что мадам Сула могла бы ее раскрыть. Вот что мне пришло в голову: Черные Мантии наверняка пытались убить девочку. Кем бы она ни была, это в их интересах. Барон прячет ее, чтобы уберечь от опасности, о которой ему известно больше, чем о происхождении ребенка.
– Пусть так, – согласился Пистолет. – Значит, это Блондетта была завернута в то одеяло в белом шелковом пододеяльнике?
– Есть основания так считать, – кивнул месье Будуа.
– Что еще? – спросил Клампен.
– Ясно одно: барон, судя по всему, больше не ищет ее родителей, – ответил бывший инспектор. – Либо он их уже нашел, либо отчаялся разыскать. Теперь я должен лишь идти по следу убийц его брата.
– И вы хотите нанять меня, чтобы я выследил Куатье, Ландерно и Котри? – осведомился Пистолет.
Месье Бадуа промолчал.
– Что касается Лейтенанта, я однажды здорово его помял, – продолжал Пистолет. – Ландерно – несчастный тип, Котри не стоит той гнилой веревки, на которой его вздернут. Нет, это мне не подходит. Это слишком легко. А мне надо добиться положения в обществе.
– Малыш, – усмехнулся Бадуа, – мне-то кажется, что это слишком трудно. Котри, Ландерно и Лейтенант – лишь покорные исполнители чьих-то коварных замыслов.
– Браво! – воскликнул молодой человек. – Рассказывайте дальше. Это становится интересным.
– Ландерно, Котри и Лейтенант нужны нам только для того, чтобы найти настоящего автора преступлений: голову, которая привела в движение три эти пары рук, – объяснил Бадуа.
– Черные Мантии, черт возьми! – воскликнул Пистолет. – Этим все сказано! Я их не боюсь. Обожаю сражаться с теми, кто сильнее меня. Люблю, чтобы все было по-моему! В этом деле меня привлекает еще и то, что не придется уезжать из Парижа и покидать моих милых подружек.
Бадуа прервал его:
– Тут ты, малыш, ошибаешься. Тебе предстоит отправиться в провинцию.
– Почему? – возмутился Пистолет.
– Потому что в Париже – только мелкая сошка, – проговорил бывший полицейский. – А крупная рыба сейчас плавает на приволье. Вот посмотри.
Он достал из кармана клочок бумаги, исписанный карандашом.
Это был корешок из паспортного бюро. Клампен прочитал:
«21 сентября 1838 года…»
– То есть сегодня, – пробормотал он.
– Да, сегодня. Читай дальше, – поторопил его Бадуа.
– «Полковник Боццо… Месье Лекок де ля Перьер… Мадам графиня де Клар…» Я с такой не знаком, – пожал плечами Клампен.
– А вот и нет, – возразил Бадуа. – Это бывшая Маргарита Бургундская с улицы л'Эколь де Медисин: мадам Жулу дю Бреу.
– О! – вскричал Пистолет. – Приятельница Лекока! Дело проясняется. Они уехали вместе?
– Да, сегодня утром, – кивнул Бадуа.
– Куда направились? – осведомился юноша.
– В Шато-Неф-Горэ, в Мортефонтэн, через Ла Ферте-Масе в департаменте Орн, – сообщил бывший полицейский.
– Кто там живет? – поинтересовался Пистолет.
– Человек, который каждый месяц отправляет в Париж три денежных перевода по сто франков, – ответил Бадуа. – Первый – на имя Маклу, старьевщика…
– Это фальшивое имя Ландерно, – прервал его Клампен.
– Второй – Буатару… – продолжал бывший инспектор.
– Это Котри! – воскликнул Клампен.
– И третий – Жозефу Муане, содержателю кабаре и питейного заведения на улице Сен-Рош.
– Наверное, это Лейтенант! – пробормотал Пистолет. – Как все это забавно! Держу пари, что человек из замка…
– Если бы я узнал это сегодня, вечером мы тронулись бы в путь, – сказал господин Бадуа.
Пистолет вскочил на ноги.
– Штрафники! В атаку! – вскричал он. – Заряжай!
И, отдав себе этот приказ, Клампен без предупреждения выскочил из комнаты.
III
ШТРАФНИКИ! В АТАКУ!
Четверть часа спустя Пистолет с сигарой в зубах уже прогуливался по улице Ля Монэ, гордо задрав нос и сквозь клубы табачного дыма с интересом поглядывая на женщин. Юноша думал: «Если верить фаталистам из мусульманских стран, где я побывал, у каждого человека своя судьба. Против собственной воли я снова оказался в гуще таких дел, как слежка и поиски преступников. Странно, но я пошел на это с удовольствием, несмотря на опасность опозориться перед женщинами, которые не переваривают полицейских. Меш, ал баночка моя, терпеть их не могла… Вокруг столько дамочек, но ни одна ей в подметки не годится! Она мне стоила кучу денег, каждый вечер съедала пирожных и выпивала пива на шесть-десять су, но как она была обольстительна, как прекрасна! Роскошная была женщина, до сих пор ее обожаю!»
– Большой пучок за два су! – послышался впереди пропитой голос.
– О! – воскликнул Пистолет, приосанившись и пытаясь придать больше изящества своей нескладной фигуре. – Вот и мадам Шуфлер! Не придется тащиться на рынок.
Мадам Шуфлер, зеленщицу, звали Клементиной. Хотя она была еще молода, по ее загорелому лицу невозможно было определить ее возраст. Она тащила тяжелую тележку, скрипучим голосом зазывая покупателей. Из-под косынки торговки выбивались всклокоченные волосы.