– Вы хотите на нее лечь, месье Клампен? – осведомилась торговка.
Нет, я хочу ею укрыться, радость моя, – ответил Пистолет.
– Но зачем, месье Клампен? – изумилась Клементина.
– Чтобы не погибнуть во цвете лет под горой овощей, подруга моя любезная, – проворковал бывший осведомитель инспектора Бадуа.
– Погибнуть под горой овощей!? – недоуменно воскликнула Клементина. – Ах, объясните скорей, я сгораю от нетерпения! Скажите же!
– Мадам Ландерно, – серьезно ответствовал Клампен, – сейчас вы примете участие в любопытнейшем деле. Потом вы будете с удовольствием вспоминать эти минуты. Начало нашего романа оставит неизгладимый след в вашей душе, оно связано с почетной миссией. Это принесет нам счастье. Итак, я приступаю к изложению моего плана, будьте добры, слушайте внимательно.
Зеленщица вся обратилась в слух. Послав ей воздушный поцелуй, Пистолет продолжал:
– Я лежу внизу, правильно? Сверху циновка, а на ней овощи. Ясно? – строго спросил он.
– И что дальше? – взволнованно задышала Клементина.
– Дальше вы везете тележку по улице Сент-Оноре до улицы Сен-Рош, о которой мы говорили, и останавливаетесь у двери кабаре «Большая бутылка», – инструктировал Клементину Пистолет. – Его содержит некий Жозеф Муане. При этом вы постараетесь развернуть тележку левым боком ко входу, чтобы я имел возможность, не покидая своего убежища, увидеть, что творится в этом заведении… Вы меня понимаете? – Клампен внимательно и строго взглянул на зеленщицу.
– Да, – кивнула та.
– И что вы на это скажете? – поинтересовался Клампен.
– Что вы ужасный хитрец, но…
Клементина запнулась.
– Что – но? – спросил Пистолет.
– Дело в том, что ходят слухи, будто вы часто крутитесь на Иерусалимской улице, месье Клампен, – прошептала мадам Ландерно и, словно испугавшись собственной дерзости, потупила глаза.
Выпрыгнув из тележки, Пистолет гордо выпрямился и скрестил руки на груди.
– Клементина, – молвил он с благородной печалью в голосе, – прощайте навеки! Моя нежность к вам была равна вашей прелести. Но я вынужден отказаться от вас. Я могу вытерпеть многое – но не могу допустить, чтобы мою честь оскорбляли женщины!
И Пистолет твердым шагом направился к двери кладовки.
Мадам Ландерно бросилась за ним и заключила молодого человека в железные объятия.
– Я никогда не верила грязным сплетням, месье Клампен, – вскричала она, и в ее голосе послышалась мольба и отчаяние. – Это все злые языки! Я сделаю все, что вы прикажете!
Несколько секунд Пистолет колебался, затем чувства одержали верх, и он вернулся в кладовку со словами:
– Вы уговорили меня, ангел мой, и я вам верю, но помните: я скорее умру, чем допущу, чтобы та, которую я люблю, презирала меня!
Клампен улегся на дно тачки. Клементина, полная раскаяния и усердия, накрыла Пистолета циновкой, а сверху стала укладывать овощи. Когда почти вся циновка была уже завалена овощами, во дворе раздался пьяный голос:
– Эй, мадам Ландерно!
– Ага, – сказал Пистолет, – вот и Тридцать Третий. Я выиграл у него сегодня утром восемнадцать су. Любовь моя, будьте с ним поласковее.
– Эй, жена, я пойду прилягу, – сказал старьевщик, появляясь на пороге. – Знаешь, Пистолет из тех, это точно. Сегодня утром я его застукал. При встрече с ним не подавай виду, но как-нибудь ночью мы устроим ему темную.
– Ладно-ладно, – проворчала торговка. – Только воры имеют зуб на жандармов.
– Не беспокойтесь, месье Клампен, – добавила она, когда за старьевщиком захлопнулась дверь, – я не хочу иметь с этим человеком ничего общего. Я его боюсь. И даже если вы из тех, что с того? Я пойду на это! Я готова на все, лишь бы не разлучаться с вами! Я последую за вами куда угодно, хоть в ад, как Орфей!
– Этого не потребуется, – ответил Пистолет. – Вполне достаточно спасти жертву от мучителя. Вперед!
Клементина покорно впряглась в свою тележку и тронулась в путь.
Следуя инструкциям Пистолета, она остановилась как раз напротив входа в кабаре «Большая бутылка». Разложив свой товар, Клементина принялась зазывать покупателей:
– Большая кучка цикория за два су! А вот репа, лук, морковь!
Пистолет приник к дыркам.
Он смог разглядеть, что в темном и грязном помещении пары три или четыре посетителей шлепают засаленными картами и потягивают лиловое вино.
За стойкой сидела женщина со злым лицом и штопала дырявые носки.
Клементина торговала как ни в чем не бывало, но тоже смотрела в оба.
До сих пор ей не попались на глаза ни жестокий похититель, ни несчастная жертва.
Полумрак в кабаре казался еще гуще из-за сизого табачного дыма. Под большим окном находилось застекленное подвальное окошко, в котором мерцал свет.
Этот свет сразу же привлек внимание Пистолета.
Через закопченное стекло он смог различить смутные силуэты.
«Главный источник доходов хозяина находится не в зале на первом этаже, а в подвале», – догадался бывший шпион месье Бадуа.
И Пистолет задумался, прикидывая, как же ему туда проникнуть. Воображение Клампена лихорадочно заработало.
От размышлений Пистолета отвлекло появление на сцене нового персонажа, который, выйдя из зала, медленно направился к тележке.
Сперва Пистолет решил:
«Это Лейтенант!»
Но по мере того, как человек приближался, в душе Пистолета закрадывались сомнения:
«Если это Лейтенант, то он здорово изменился».
Когда тот, переступив порог кабака, вышел на яркий свет, Пистолету стало ясно:
«Это не Лейтенант».
Это был старик, довольно высокий, но согбенный, дряхлый, с трудом передвигающий ноги. Он был в зеленых очках и того же цвета козырьке.
Очки и козырек могли, конечно, оказаться обычной маскировкой, но так подражать старческой немощи было крайне трудно.
Преодолев две ступеньки, старик приблизился к тележке и принялся ощупывать салат.
Этот человек стоял теперь слишком близко, и Пистолет уже не мог его видеть.
Зато он прекрасно слышал, как старик окликнул входящую в кабаре женщину:
– Здравствуйте, мадам Маюзе, что-то вы сегодня припозднились.
Это не был голос Лейтенанта!
У мадам Маюзе был несчастный и жалкий вид пьющей женщины. Пьющие женщины встречаются у нас довольно редко – так, по крайней мере, принято считать.
Пьющая женщина – не просто пьяница женского рода. Это особое существо, унылое, одинокое, мрачное.
При виде мадам Маюзе Пистолета осенило. Он вспомнил, что за те несколько минут, что он провел здесь, в заведение уже проскользнули две или три женщины, на облике которых лежала отвратительная и удручающая печать упомянутого порока.
Бывшему сыщику сразу стало ясно, что происходит в тускло освещенном подвальчике. Клампен сказал себе: