Старьевщик, напротив, играл очень осторожно, как деревенщина с Востока. Он бросал монету сверху таким образом, что его тяжелый республиканский су, ребро которого было расплющено молотком да еще и подпилено, всегда ложился на столбик монет, не давая им упасть с пробки.
Паренек был гораздо проворнее, но его ловкость была побеждена спокойной осторожностью противника. Парижанину оставалось лишь отвести душу в насмешках.
– Послушай, Ландерно, – обратился он к старьевщику, пока тот собирал столбик из двенадцати монет, – зачем тебе такая большая корзина?
– Я занимаюсь похоронами, – ответил тот, бросив на шутника взгляд, не предвещавший ничего хорошего. – Когда ты отпрыгаешься, я отвезу тебя в амфитеатр, и там тебя распотрошат за милую душу.
Зрители были на стороне Ландерно. Парнишка разозлился.
– Ладно, – выпалил он, – давай еще раз. Каждый ставит двенадцать су.
– Хорошо, – согласился старьевщик и тут же заявил: – Если сшибешь монеты, они мои.
Белая монета юноши, ударившись в пробку посередине, отбросила ее на десять шагов. Столбик из двадцати четырех су при этом даже не шелохнулся.
Зрители зааплодировали. Парнишка торжествующе воскликнул:
– Скажи-ка, Ландерно, почему тебя называют Тридцать Третий, откуда это прозвище?
– Это тайна, – серьезно ответил старьевщик, – забирай деньги и проваливай!
На углу Иерусалимской улицы появился человек, одетый в дорогой и опрятный костюм буржуа. Парнишка в это время собирал свою добычу.
С юноши слетела кепка, обнажив копну светлых курчавых волос.
Мужчина в приличном костюме тихонько подкрался к пареньку с видом человека, собирающегося подшутить над своим приятелем.
Когда юноша нагнулся за пробкой, он схватил его за ухо.
Половина зрителей тут же улетучилась. Старьевщик поспешно водрузил на спину свою громадную корзину.
Парнишка резко вскочил, выпалив:
– В чем дело? Кому-то темно без фонаря?
И даже не взглянув на обидчика, парень с неподражаемым проворством подсек его ударом ноги.
Это напоминало удар, который выбил из-под монет пробку, не разрушив столбика. Господин резко плюхнулся на землю; при этом раздался звук, очень похожий на тот, который производит падающий на мостовую куль с тряпьем.
Последние зрители расходились, хохоча во все горло.
Старьевщика под знаменитой аркой Жана Гужона уже не было.
– Хватит, – поинтересовался парнишка, – или желаете, чтобы я исполнил этот номер на бис?
Но, осекшись на полуслове, юноша с искренним сожалением воскликнул:
– Господи! Я же врезал месье Бадуа! Быть этого не может!
И он поспешно помог бывшему шефу подняться с земли.
Оказавшись на ногах, месье Бадуа потер ушибленное место.
– Пистолет, старина, где ты пропадал? Ты был мне чертовски нужен! Несмотря на все твои недостатки и необузданный темперамент, я еще не встречал другого такого ловкача. Знаешь, ты совсем не изменился за эти три года.
– Три года и четыре месяца, месье Бадуа, – подхватил Пистолет, искренне обрадованный этой встречей. – В апреле тридцать пятого я смылся из Парижа, чтобы добиться успеха и завоевать положение в обществе своим прилежанием и неважно каким трудом. А вы тем временем похорошели и поправились… Черт побери, как я рад вас видеть! Может, угостите меня обедом? Я охотно приму ваше приглашение.
– И на ужин тоже, Клампен, старина. Ты мне нужен, – сказал месье Бадуа.
– К вашим услугам, месье Бадуа. Как насчет жареной курицы? С грибами? – невозмутимо продолжал Клампен, демонстрируя свои гастрономические познания.
– Курица с грибами? Идет! Так где же ты пропадал столько времени? – искренне поинтересовался месье Бадуа.
– Да куда только не заносила меня судьба, месье Бадуа. Я объездил весь мир – и по делам, и для развлечения. Сколько стран повидал! Приобрел богатейший жизненный опыт! – радостно сообщил бывший охотник на бездомных кошек.
Перейдя через улицу, они приблизились к заведению папаши Буавена.
– Мы что, сюда пойдем? – не скрывая презрения, спросил Пистолет.
– Да. Ты имеешь что-нибудь против? – удивился месье Бадуа.
– Но конечно, вы – инспектор, и лучше меня…
Месье Бадуа прервал его:
– Я больше не состою на государственной службе. Теперь я работаю на частное лицо, и это приносит мне неплохой доход.
Пистолет сморщил нос.
– На месье Видока? – проворчал он. – О, месье Бадуа!
– Нет, я бы скорее умер! – воскликнул Бадуа. – Честь превыше всего! Ты знаком с тем, на кого я работаю, малыш, и уважаешь его. Заходи. Мы пообедаем в кабинете на втором этаже башни и сможем спокойно поговорить.
Пистолет вошел первым и по длинному узкому коридору направился к винтовой лестнице.
– Месье Бадуа, – осведомился он не без угрызений совести, – а мадам Тереза Сула по-прежнему живет здесь?
– Нет, – ответил бывший полицейский инспектор, – а почему ты спрашиваешь?
– Просто так. Помните котика, которого она так любила? Кис-кис-кис!
– Так это из-за тебя, шалопай, произошла та катастрофа? – со смехом воскликнул Бадуа.
– Увы, да. Я следил за ним в последний день перед тем… как пуститься на поиски счастья… тогда-то я и узнал Лейтенанта, который желтым мелом написал на двери комнаты № 9 имя «Готрон». Странно, три года я об этом не думал, а сейчас все так и стоит перед глазами, будто это произошло только вчера!
– Ты должен все вспомнить, – тихо произнес Бадуа. – Мы сейчас по уши увязли в этом деле.
– Вот как! Снова Лейтенант? – с некоторым удивлением произнес Клампен.
– Не совсем, – ответил месье Бадуа.
– И человек, убитый наверху? – допытывался Пистолет.
– Да, и не только, – пояснил Бадуа.
– Ну что ж, – сказал Пистолет, взявшись за дверную ручку, – давайте сядем и все спокойно обсудим. А что касается обеда… Папаша Буавен стряпает неплохо. Только не фрикасе из кролика! Оно напоминает мне кота мамаши Сула! Так и стоит в ушах: «Кис-кис-кис!» У нее это получалось так нежно! Я по-прежнему жутко чувствительный, и от фрикасе мне станет дурно.
Войдя, Пистолет огляделся.
– Стены наверху обшиты деревом, – промолвил он. – А вам, месье Бадуа, случалось с тех пор бывать здесь?
– Никогда, – ответил Бадуа, побледнев.
– А Лейтенант за это ничего не получил? – скорее отметил для себя этот факт, чем спросил Клампен.
– Ничего, – угрюмо признал бывший инспектор.
– А за остальное?
– Между двумя заседаниями суда ему удалось бежать. Его так и не поймали. Крепкий орешек.
Пистолет сел за стол.
– Ему ведь тогда здорово досталось. Он неплохо плавал, но я держал его за ноги: это его бесило. А вот одеяло в пододеяльнике из белого щелка, в которое была завернута девочка… Я спустился по течению реки до моста Согласия, но так ничего и не обнаружил. Я долго ломал над этим голову…